Страница 1 из 3
Аластер Рейнольдс
Кардиффская послежизнь
Кардифф уничтожен. Эпицентр взрыва скорее всего находился прямо у входа в сектор D стадиона «Миллениум», так что этот объект погиб первым, еще прежде, чем остальной город. Всегда считали, что ошибкой было строить его там, а управляющая компания всегда соглашалась. Стоило бы возвести стадион к западу от города, чтобы зрителям было удобнее смотреть. К тому времени, как я переселился с Халла в нижний город, стадион давно был скрыт новыми мегабашнями, сооруженными за тридцать лет с момента открытия. Лишь в особо удачные моменты его удавалось толком рассмотреть.
Какая теперь разница? Он уничтожен. Проблема в том, что и все остальное — тоже.
Я оказался в Кардиффе меньше чем через день после катастрофы. Большая часть гражданского населения не получила даже возможности подойти к развалинам города. Но поскольку я был задействован в проекте с мудреным названием, оборудование для которого в момент взрыва находилось в подвальных этажах университета, мне выдали пропуск и позволили бродить среди руин, где я хотел. Разумеется, не в биологическом теле (уровни радиации все еще оставались смертельно высоки). Я мог бы взять себе тело недавней жертвы, оживленное электростимуляцией, но отказался от этого варианта. Пришлось перевоплощаться в робота военного образца, на гусеницах, в тяжелой броне и с оружием. Он выглядел мыльнооперной пародией на устройства, которые армия применяла для обезвреживания ядерных зарядов в прошлом, когда террористы ограничивались минированием маленьких объектов, машин и домов.
Получив машину в свое распоряжение, я шесть часов пробирался к тому, что осталось от университетских лабораторий. Там уже толпились другие роботы, летали чинуковские вертолеты, даже несколько солдат и представителей правительства в скафандрах полной защиты, отражавших лицевыми забралами горчично-желтое небо. Никого больше я в живых там не увидел. За исключением нескольких человек, которые по каким-то причинам отказались от госпитализации, все уцелевшие при взрыве уже давно оккупировали больничные койки по периметру зоны поражения. Десятки тысяч погибли в первые двенадцать часов, еще десятикратно большие потери прогнозировались.
Наше оборудование считалось особо важным, и мы приняли все меры по его защите. Если бы в университетский комплекс врезался самолет, устройствам холоднозовной связи он не повредил бы. Землетрясение магнитудой восемь баллов инструменты отметили бы как незначительный сбой базовой линии. Террористы с атомной бомбой кустарной сборки представляли собой весьма маловероятную угрозу, но и на этот случай мы кое-что приготовили.
Лучше перебздеть, чем недобздеть, говорили мы себе. Не то чтобы это всерьез...
И что же уцелело?
Постройки на поверхности спеклись и почернели. Я копал добрый час, прежде чем добрался до секретного входа на подвальный уровень, забранного люком. Откинув его (разумеется, для этого пришлось ввести особый код) и спустив робота по лестнице, я рассеянно подивился тому, как безошибочно гусеницы сохраняют ориентацию.
Что же там обнаружилось?
Ну, начать хотя бы с меня самого. В той версии Кардиффа, которая пострадала от взрыва, я был на работе. В той версии, где взрыва не случилось, я тоже был на работе. Чудо из чудес — холоднозовные машины продолжали функционировать, питаясь от резервного генератора.
Вообще говоря, не такое уж это и чудо. Я знал, что одна из машин уж точно работоспособна, иначе мы бы вообще не наладили перекрестные ссылки для пресуществления. Вопрос в том, насколько устойчивы эти ссылки? Продержатся ли еще пять-шесть дней или сдохнут без предупреждения?
У меня, Джо Ливерседжа, ответа не нашлось, да и спрашивать было бесполезно: робот обнаружил мой труп распластанным по контрольной панели. Когда бомба взорвалась, я был в лаборатории один, потому что взрыв случился в воскресенье, а большинство других сотрудников проекта по выходным работать избегало. Я всегда был трудоголиком.
— Ну как, наработался? — спросил я у трупа через вокодер роботанка. — Доволен? Эх ты, неутомимый жук-навозник Джо. Не мог в кои-то веки выбраться с Миком на фестиваль в Стоке?
Я понимал, что спорить с трупом — последнее дело, но удержаться не смог.
Отчего я умер, понятно стало не сразу. Системы жизнеобеспечения должны были позволить мне продержаться неделями, если уж на то пошло. Потом я заметил, что перед трупом на консоли валяется листок бумаги, а на нем что-то написано моей рукой. Рукой Джо, точнее сказать.
Дорогой Джо, говорилось в записке, воздух куда-то улетучился. Надо полагать, прокладка прохудилась. Зато с машинами все в порядке. Связь действует. Бай-бай, кореш. Тут конкретно бухнуло. Искренне твой, Джо.
И приписка:
P.S. А теперь можешь меня ругать.
В руке мертвеца была зажата двадцатифунтовая банкнота. Прикольное наследство. Когда в последний раз на двадцать фунтов можно было купить что-то покруче пинты пива и пакета чипсов? Йоркширец, ты ж понимаешь, сказал бы Мик.
Я не могу забрать с собой деньги. Но я подозреваю, что он это учел.
Наверное, мне стоит сохраниться.
Если вам покажется, что спорить с собственным трупом немного странно, то для этого есть вполне серьезные причины. Во-первых, я уже не впервые сталкиваюсь со своим двойником — с другой версией меня самого, Джо Ливерседжа. По существу, так происходит все время. Так часто, что я уже свыкся с мыслью: где-то рядом живут своими жизнями множественные копии меня. Если один из нас умирает, останется еще предостаточно запчастей. Я это знаю наверняка. Мой двойник, погибший в подвале, тоже это знал.
Так получилось, что именно моя группа в Кардиффском университете открыла портал в параллельный мир; это произошло двенадцать лет назад. Сделала это одна из тех громоздких машин в подвале — установок холоднозовной связи, пронизавшая квантовую реальность и зацепившая себя с полностью идентичной копией такой машины в другой лаборатории другого Кардиффского университета. Два Кардиффа в момент зацепления ссылки были идентичны, и все, кто в них обитал, тоже. У них совпадали личности и истории жизни. Но как только перекрестная ссылка налажена, миры начинают расходиться. Хотя обе моих версии явились в лабораторию воскресным утром, у той, что погибла в подвале, порез от бритвы на правой щеке и другая рубашка. У нас всего пара дней, пока зацепление не разомкнется. К концу недели две последовательности исторических событий разойдутся так далеко, что в одной реальности «Кардифф Сити»[1] выиграет очередной матч, а в другой — потерпит поражение. Отклонение между Кардиффами в виде взорванной или не взорванной террористами ядерной бомбы, мягко говоря, очень значительно, но иногда ссылка и не такое выдерживает. Я задумался, что случилось с «нашими» террористами в той реальности: то ли у них бомба не сработала, то ли спецслужбы вовремя их сцапали. Никто особо не распространялся по этому поводу, ограничиваясь обычными отмазками «идет следствие».
Но, независимо от величины отклонений, рано или поздно различия накапливаются, и квантовая связь утрачивается. Портал закрывается, и обитатели того мира продолжают свое существование, более не контактируя с нашим. В конце концов нам удается наладить связь с другим Кардиффом и повторить весь фокус сначала. И разговор всегда начинаю я, Джо Ливерседж.
Ну, или ты.
Вот почему Рэйчел от меня ушла. Она объяснила, что не в состоянии дальше жить с человеком, который так обошелся с реальностью, не говоря уже про собственную смертность.
— Ты говоришь обо мне за моей спиной? — спрашивала она. — Вы двое обмениваетесь впечатлениями?
— Она не ты, — отвечал я, — не Рэйчел, это просто другая женщина, на которой женат другой Джо. Ты для меня единственная.
— Единственная, — повторяла она надрывно. — Когда мужчины так говорят, думают они о других женщинах. Ты говоришь о моих двойниках. Копиях. Я тебе кто, кукла Барби серийного выпуска? Я этого не потерплю, Джо.
1
Английская футбольная команда.