А

Село у озера.

Дом.

Окно.

И тает над камышами радуга.

(2015)

ЛОПОУХИЙ ПЁС

Мне приснился лопоухий пёс.

Жил он у обходчика.

В апреле

стряхивали снег последний ели,

доедал рябину пёстрый дрозд.

Лаем всю округу будорожа,

пёс прощался,

оставляя кров.

Убегал из дома он бродяжить

до осенних первых холодов.

Жил охотой,

ел в пути немного,

зимний свой растрачивая жир.

И была железная дорога

для него как некий ориентир.

Вдоль неё –

где шагом, где трусцою –

каждый день по шесть десятков вёрст

за своей неведомой мечтою

шёл упрямо лопоухий пёс.

Мы однажды встретились случайно:

в тёмном небе плавала звезда,

пёс лежал на насыпи, печально

провожая взглядом поезда.

А в глазах у исхудавшей псины

из алтайской дремлющей глуши

отражались смутные картины -

образы

иной,

чужой души.

Мне приснился лопоухий пёс.

Жил он у обходчика.

Качели

осенью держали детям ели

и клевал рябину пёстрый дрозд.

Стало зябко в доме,

я проснулся:

за окном был лес осенний гол.

Старый пёс из лета не вернулся:

может, умер...

Может быть, дошёл.

(2015)

ЛЮБОВЬ-ЗМЕЯ

Спит старый кот,

свернувшись возле штор,

чуть шевеля во сне своём усами.

И прячет тени длинный коридор

за полузатворёнными дверями.

Одна из тех ночных теней твоя –

растерянною призрачною цаплей.

Вот кот уснувший, вот окно, вот я,

а где хозяйка – не понять никак ей.

О, зеркала, привычно видеть вам,

как всякий раз остывшее итожа,

любовь-змея неспешно по утрам

на пол прихожей сбрасывает кожу

и уползает через дверь в рассвет

искать тепла чужих прикосновений.

Любовь-змея... Ей каждый раз вослед

беззвучно плачут брошенные тени.

(2011)

ЛЮДИ-ЧАСТНОСТИ

По случайной своей причастности

к одному из моих мгновений

входят в жизнь мою люди-частности

из ботинок, локтей и коленей.

Неразгаданные как в ребусе,

состоят эти странные личности

из единственной фразы в троллейбусе

и из запаха лука с яичницей.

Из усмешки, случайно брошенной,

из ухмылки, умело запрятанной,

из словесного мусора-крошева

с непременными связками-матами.

Отвернёшься – как будто спрячутся,

затаятся унылыми спинами,

но иные всё лезут нахраписто

за душой с разговорами длинными.

Эх, вы, шушера разномастная,

бубны-девочки да трефи-мальчики...

Знай, душа в моём теле зубастая:

вмиг откусит вам дерзкие пальчики!

Я тогда лишь срываю лейблы все,

что прилипли ко мне по оплошности,

когда езжу ночами в троллейбусе

и садятся в него люди-общности.

(2010)

М

МЕНЕСТРЕЛЬ

Когда Земля ещё лежала на слонах,

боясь упасть в межзвёздное пространство,

два принца молодых сражались на мечах

за сердце юной девы из Прованса.

Сходились их щиты, грифон клевал орла,

орёл когтями в щепы рвал грифона.

А над сраженьем

музыка плыла

с игривым пряным вкусом кардамона.

В пыли нездешних нот, незнатный и босой,

играл кудрявый юноша с улыбкой.

И чувственный узор он для принцессы той

ткал тонкою струною, словно ниткой.

Но вот окончен бой. Ещё в пылу борьбы

принц жадно выпивает чашу с элем.

И что же видит он? Сбежала от Судьбы

обещанная дева с менестрелем.

Нет больше ни коня, ни сбруи, ни седла

и выпала из рук его корона.

А над дорогой

музыка плыла

с игривым пряным вкусом кардамона.

Устроен странно мир. И объяснит мне кто

кому с любовью этот мир постелен?

Твой знатный титул – прах,

твой острый меч – ничто

перед струною звонкой менестреля

Земля с тех пор давно отправилась в полёт,

кружит в сиянье солнечного трона.

Но над Землёю

музыка плывёт

с игривым пряным вкусом кардамона.

(2010)

МЕТАЛСЯ МЯЧ

Не ведает стыда арбитр подлый.

Когда не дал пенальти он, чудило,

я чуть не подавился пивом с воблой.

А стадион скандировал:

– На мыло!

Соперник наш в отчаянном подкате

заплёл и въехал бутсою в коленце.

Жаль, никого из хавов на подхвате

не оказалось рядом с нападенцем.

Метался мяч, как брошеная баба:

то к одному, то от него – к другому.

А этот жлоб продажный,

эта жаба

не выписал и жёлтой костолому!

Судье такому нужно по сусалам!

Го-о-о-ол! Блин...

Деньги мне отдайте.

Сосед мой подавился водкой с салом:

судья-придурок свистнул об офсайте!

Гол отменил!!!

Соперник атакует.

Ну аут же! Ну аут же, патлатый!

Разуй глаза!!!

Ведь мяч за боковую

ушёл от их ноги

от волосатой!

Проход по флангу,

быстрый пас в штрафную,

удар носком,

стремительно и с лёта.

Сосед мой, в шляпе и очках, лютует:

– Да уберите ж с поля идиота!

Он мне не ровня,

он, видать, начальник,

но в этот миг мы с ним родные братья.

Вратарь наш – дырка!

Стадион в печали.

Такие разве можно пропускать-то?!!

Атака!

Первым наш на передаче.

Судья свистит, игрок наш недоволен.

И этот Сидор,

этот пёс смердячий

показывает красную –

и с поля!

В пятнадцать тысяч мат над стадионом,

да чтоб под землю гад тот провалился!

Другой сосед мой коньяком с лимоном

от этого решенья подавился!

Он нам не ровня,

он актёр театра.

Ему в Нью-Йорк на эти выходные –

играть по пьесе Жана Поля Сартра.

Ну, а сегодня братья мы

родные.

Вот наши завелись,

вот полетели,

сметая всех и всё, стелясь в подкаты.

Тотальный прессинг, круглым завладели.

Давайте же!

Нам нужен гол, ребята!

И метров с сорока

под гул и рокот.

Го-о-ол!

Го-о-ол!

Я в пиве весь и в пене.

Актёр – судье,

рубя ладонью локоть:

– На-а-а, вы-ы-ыкуси!

Такое хрен отменишь!!

Ещё атака.

Могут же! Как боги!

Удар!

Удар-р-р!

Трещит и стонет штанга.

Кость в кость,

не убирая больше ноги.

Как на войне на амбразуру танка.

Изящный финт,