Страница 55 из 56
— Отец, ты в порядке? Я могу помочь?
— Глупый мальчишка! — заорал Далинар. — Уходи!
— Но...
— Ты без доспеха и без оружия! Убирайся прочь, пока не погиб!
Ренарин натянул поводья и остановил своего чалого коня.
— Уходи!!!
Сын умчался галопом. Далинар повернулся и побежал к Элокару, в его поджидающей руке из тумана возник Клятвенник. Элокар продолжал рубить нижнюю часть тела чудовища, и куски плоти чернели и умирали, когда их рассекал осколочный клинок. Вонзив клинок правильно, он мог бы остановить сердце или легкие, но сделать это было нелегко, пока тварь еще держалась на ногах.
Адолин спешился подле короля. Он пытался остановить клешни, ударяя их, как только они приближались. К несчастью, клешней было четыре, а Адолин — всего один. Две ударили его одновременно, и, хотя юноша сумел отсечь от одной кусок, он не увидел, как другая несется к его спине.
Предупреждающий возглас Далинара опоздал. Клешня подбросила Адолина, и осколочный доспех треснул. Юноша полетел кувырком и ударился о землю. Доспех не разбился, слава Вестникам, но нагрудник и бок покрылись глубокими трещинами, из которых вытекали струи белого дыма.
Адолин вяло зашевелился, его руки двигались. Он жив.
Нет времени думать о нем. Элокар остался один.
Чудовище ударило по земле возле короля и сбило его с ног. Клинок исчез, и монарх упал лицом на камни.
Что-то изменилось внутри Далинара. Все сомнения исчезли. Все прочие заботы стали бессмысленны. Сын его брата в опасности.
Он подвел Гавилара — лежал мертвецки пьяным, пока брат сражался за свою жизнь. Далинар должен был находиться рядом, чтобы защитить его. Только две вещи остались от его любимого брата, две вещи, которые великий князь мог защищать, надеясь хоть как-то искупить вину: королевство Гавилара и сын Гавилара.
Элокар один и в опасности.
Все прочее утратило смысл.
Адолин тряхнул головой, приходя в себя. Он поднял забрало и глотнул свежего воздуха, чтобы прояснилось в голове.
Сражение. Они сражались. Юноша слышал крики, ощущал дрожание камня, чудовищное мычание. Ноздри втягивали запах плесени. Кровь большепанцирника.
«Ущельный демон!» — подумал Адолин. Все еще плохо соображая, он снова призвал свой клинок и с трудом поднялся на четвереньки.
Монстр был темным силуэтом на фоне неба, совсем недалеко. Адолин упал поблизости от его правого бока. Перед глазами у него все плыло, но он видел, что король рухнул и что его доспех покрыт трещинами от полученного удара.
Ущельный демон поднял массивную клешню, готовясь обрушить ее на жертву. Адолин вдруг понял, какая катастрофа вот-вот случится. Король погибнет во время обычной охоты. Государство развалится, великие князья разорвут его на части, когда лопнет то слабое звено, что сковывает их.
«Нет!» — подумал Адолин, потрясенный и все еще оглушенный, и попытался двинуться вперед.
И увидел своего отца.
Далинар рванулся к королю, двигаясь с быстротой и изяществом, на которые, казалось бы, не был способен человек, даже в осколочном доспехе. Он перепрыгнул через уступ, потом пригнулся и проскользнул под клешней, что падала на него. Другие считали себя мастерами осколочных клинков и доспехов, но... рядом с Далинаром Холином они выглядели детьми.
Далинар выпрямился, прыгнул — по-прежнему не останавливаясь — и пролетел в нескольких дюймах над второй клешней, что разбила на куски уступ позади него.
Все случилось мгновенно. За один вздох. Третья клешня падала на короля, и Далинар, взревев, рванулся вперед. Пролетая под клешней, он отбросил клинок, тот упал на землю и испарился. Князь поднял руки и...
И поймал ее. Он согнулся под ударом, опустился на одно колено; раздался оглушительный звон от соприкосновения панциря и доспеха.
Но Далинар ее поймал.
«Буреотец!» — подумал Адолин, глядя, как его великий князь Холин стоит над королем, согнувшись от немыслимого веса монстра, который во много раз превосходил его размером. Лучники замешкались, потрясенные. Садеас опустил большелук. Адолин не мог дышать.
Далинар удерживал клешню — равный по силе монстру человек, закованный в темно-серебристый и как будто светящийся металл. Чудовище затрубило, и рыцарь в осколочных доспехах издал в ответ мощный дерзкий вопль.
В тот момент Адолин понял, что его желание исполнилось. Он увидел Черного Шипа — того самого человека, рядом с которым хотел сражаться. Латные перчатки и наплечники Далинара начали сдавать, по древнему металлу побежала паутина светящихся трещин. Адолин встряхнулся и наконец-то вскочил.
«Я должен помочь!»
В его руке снова возник осколочный клинок, и он, подбежав к боку чудовища, рассек ближайшую лапу. Раздался громкий треск. Лишившись стольких конечностей, тварь больше не могла удерживать свой вес, особенно теперь, когда отчаянно старалась сокрушить Далинара. Оставшиеся лапы с правой стороны подломились с неприятным хрустом, брызнул фиолетовый ихор, и чудовище повалилось набок.
Задрожала земля, Адолин чуть не упал. Далинар отбил ослабевшую клешню; буресвет из множества трещин клубился над ним, точно облако. Поблизости поднялся король — с того момента, как он упал, прошло всего лишь несколько секунд.
Элокар стоял пошатываясь и смотрел на рухнувшее чудовище. Потом повернулся к своему дяде, Черному Шипу.
Далинар бросил благодарный взгляд на сына, посмотрел на короля и резко махнул рукой в сторону того, что заменяло монстру шею. Элокар кивнул, призвал свой клинок и вонзил его глубоко в плоть чудовища. Горящие ровным зеленым светом глаза твари почернели и усохли, выпустив струйки дыма.
Адолин подошел к отцу, наблюдая за тем, как Элокар рубит клинком грудь ущельного демона. Теперь, когда чудовище умерло, клинок мог резать его плоть. Во все стороны летели брызги фиолетового ихора, и вот Элокар отбросил клинок, сунул руки в латных перчатках в рану и что-то там нащупал.
Он вырвал светсердце чудовища — громадный самосвет, что рос внутри каждого ущельного демона. Это был бугорчатый, нешлифованный, но чистейший изумруд размером с человеческую голову. Самое большое светсердце, какое только видел Адолин, а ведь даже маленькие стоили целое состояние.
Элокар высоко поднял свою вызывающую трепет добычу, вокруг него возникли золотые спрены славы, и солдаты разразились триумфальными возгласами.
Прежде всего позволь тебя заверить, что элемент в сравнительной безопасности. Я подыскал для него хороший дом. Я защищаю его, можно сказать, как собственную шкуру.
На утро после решения, принятого во время Великой бури, Каладин проснулся раньше остальных. Он отбросил одеяло и пробежался по комнате, среди множества скорчившихся под одеялами спящих. Воодушевления в нем не было, но появилась решимость. Каладин вознамерился возобновить борьбу.
И началась эта борьба с того, что он распахнул дверь навстречу солнцу. Позади раздались стоны и проклятия — измотанные мостовики просыпались. Каладин упер руки в бедра и повернулся к ним. В Четвертом мосту на тот момент было тридцать четыре человека. Эта цифра менялась, но для того, чтобы нести мост, требовалось не менее двадцати пяти рабов. Если их оказывалось меньше, мост переворачивался. Иногда такое случалось, даже если их было достаточно.
— Встать и построиться! — рявкнул Каладин своим лучшим командирским голосом и сам удивился, насколько внушительным получился приказ.
На него уставились сонные моргающие глаза.
— Это значит, — заорал Каладин, — выметайтесь из казармы и становитесь в шеренги! Вы это сделаете, клянусь бурей, или я вас вытащу одного за другим собственными руками!
Сил спорхнула откуда-то и опустилась на его плечо, с интересом наблюдая за происходящим. Несколько мостовиков сели, продолжая растерянно пялиться на него. Другие повернулись спиной и поплотнее закутались в одеяла.
Каладин тяжело вздохнул: