Страница 2 из 92
— Ладно, — ответил он, складывая руки на груди. — И чего же ты хочешь?
Иштан взбодрился.
— Пообещай, что выберешь меня, чтобы поливать вас водой в храме Луны, когда ты возьмешь Моав на сердце. Хорошо?
Кравой тут же помрачнел — точно набежавшая туча закрыла солнце. Значит, Лагд никому не сказал о решении Моав…
— Этого я тебе обещать не могу, — глухо ответил он.
Юноша вскинул тонкие брови.
— Это почему же? Ты ведь скоро станешь ее кейнаром, правда? Об этом уже все знают!
— Не имей привычки лезть не в свое дело! — резко, почти грубо, оборвал его краантль.
Иштан в недоумении уставился на друга — он еще никогда не слышал, чтобы тот так разговаривал. Детская обида поднялась в его душе.
— Ну и не надо! — надулся он. — Не больно-то и хотелось! Хочешь пригласить кого-то из своих друзей вместо меня, так и скажи.
Укор совести больно кольнул Кравоя — и чего он взъелся на мечтательного юношу, он же здесь совсем ни при чем. Пытаясь загладить свою вину, он подошел к Иштану и тепло положил ладонь ему на плечо.
— Слушай… Ты прости, что я тебя обидел. Просто я не привык говорить так открыто о некоторых вещах…
Лунный эльф с робкой улыбкой поднял на него взгляд. Кравой вздрогнул — эти глаза, такие синие и глубокие, точь-в-точь, как у сестры! И эта доверчивая улыбка… Воспоминание о Моав заставило сердце сжаться, но он тут же взял себя в руки. Он дружески потрепал веллара по плечу.
— Ну что, забыли?
— Забыли, — смущенно усмехнулся Иштан.
— Ну если забыли, тогда продолжаем разговор. Кстати, а ты сам-то видел своего авлахара?
Юный эллари потупился.
— Эээ… Нет… Я решил, что я еще не готов, что надо сначала набраться сил, и вообще…
— Да уж, а то вдруг он как замяучит, да как выпрыгнет! — рассмеялся Кравой. — Ладно, надеюсь, я со своим справлюсь. Так когда же мы узнаем страшную тайну авлахии?
Веллар снова деловито засуетился вокруг поддона. Он достал спички, чиркнул ими и осторожно поднес огонек к одной из палочек. Кравой внимательно следил за его действиями.
— А что мне надо делать?
— Сейчас расскажу, — не отрывая взгляда от огонька, ответил Иштан — его глаза азартно сияли.
Наконец, смола занялась. Иштан подождал, пока пламя станет чуть-чуть больше, затем задул его. По храму струйками поплыл сизый дым. Лунный эльф развернулся к Кравою.
— Значит, так — ты вдыхаешь дым, пока тебе не начнет казаться, будто это вовсе и не ты, понял?
Кравой нахмурился.
— Примерно. А как я узнаю, что это уже не я?
— Не переживай, ты не ошибешься, — улыбнулся Иштан. — Если тебе начнет что-то казаться, значит, процесс пошел.
— Ну, и что дальше?
— А дальше ты должен думать о воде.
— О чем?!
— О воде, — терпеливо повторил веллар. — Думай о том, как она выпадает дождем, как он впитывается в землю и проходит по ней до самых корней растений. Представь себе, как вода поднимается по стволу дерева, как напитывает его.
— И все? — подозрительно спросил Кравой.
— Нет, не все, — передразнил его Иштан. — Потом представь себе дождь над Синв-Ирилем, как его прозрачные капли смешиваются с черными водами озера. Ну а затем тебе останется самая малость — соединить в своем воображении эти два пути воды, понять, что это — одна и та же нить, соединяющая все на земле.
Карие глаза Кравоя просияли.
— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь! — радостно произнес он.
Иштан бросил на него внимательный взгляд и посторонился, освобождая место у дымящегося поддона.
— Ну, тогда подходи.
Солнечный эльф осторожно приблизился и наклонил вперед голову; белесый дым тут же обвил ее, точно пылью припорошив золотистые волосы.
— Вдыхай не больше пяти раз, — поспешно предупредил Иштан.
Кравой кивнул и, помедлив мгновение, сделал глубокий вдох. Он не успел и выдохнуть, как земля качнулась у него под ногами. Он быстро вдохнул еще раз — качание остановилось; вместо этого появилось какое-то странное ощущение — его тело как будто сделалось вдруг неподвижным, словно чужое. Казалось, пожелай он сейчас пошевелить рукой или ногой, у него ничего не получится! У Кравоя появилось ощущение, будто он находится не в своем теле, а где-то рядом, и это находящееся рядом сознание обладает собственной волей и собственной жизнью — жизнью куда более гибкой и тонкой, нежели та, к которой он привык… Вспомнив слова Иштана, он попытался представить себе, как течет вода. Он и сам удивился, насколько легко это ему удалось! Вот она уже журчит совсем рядом, обтекает его со всех сторон. Он погружается в ее прохладные объятья… В следующее мгновение образ меняется, он слышит шум дождя, густой, настойчивый: он проникает в каждую трещинку в земле, делая ее черной и маслянистой, растекается по камням, подмывает их у самого основания. Навстречу ему сквозь почву тянутся белые нити корней, они жадно пьют живительную влагу, поднимают ее по древесным жилам. Вода тихо струится внутри растений, и так же тихо шелестит дождь… Серой пеленой застилает он кроны деревьев, серые камни, его капли растворяются в реках и озерах, исчезая в их водах, чтобы продолжить свой долгий-долгий путь. Светлыми слезами падают они в черные воды Синв-Ириля, точно оплакивая кого-то, а мертвое озеро все поглощает и поглощает их, жадно, ненасытно… Капля за каплей исчезает в его глубинах, алмазами падают осколки дождя на его дно, страшное и темное. Но сила жизни, заложенная в них, слишком сильна! Раздвигая собой холодный камень, просачиваются капельки прочь из этого царства смерти, бегут навстречу полным жизни корням, круг замыкается.