Авантюры открытого моря

Но радоваться было рано. В порту заметили неладное, и на эстонских канонерках вспыхнули прожекторы. По рубке уходящей субмарины секанули пулеметные очереди. Тихо спавший доселе порт огласился какофонией пальбы, звонков, криков.

Грудзинский, пригибаясь от пуль, велел поворачивать вправо, чтобы обойти вехи, отмечавшие мель: до выхода из каменной коробки порта оставались десятки метров, как вдруг впередсмотрящий, вглядывавшийся в темень моря и ночи с носа, истошно заорал:

— Волнолом по курсу!

Но было поздно. Грудзинский с ужасом услышал скрежет металла по бетону. Нос «Орла» вылез на полметра из воды, и лодка замерла.

— Влипли, пся крев!

Над портовым бассейном злорадно взвыла сирена.

Теперь конец. Теперь всех под суд и в лагерь. Напрасно оба винта бурунили за кормой воду: скала цепко держала нос у самого выхода из портовых ворот.

Пулеметные очереди решетили ограждение мостика. Грудзинский, едва сдерживая злые слезы досады, прокричал в раструб переговорной трубы:

— Принять кормовой балласт!

Вся надежда была на то, что, осев на корму, лодка приподнимет нос с проклятого камня. Слава Богу, что в носовом отсеке не было течи.

Похоже, и в самом деле силы небесные были на их стороне — ведь не корысть и не страх гнали их в море, их всех подняла судьба несчастной родины. И тот, кто держал в своей руке нити их жизней, должен был это учесть. И он учел и смилостивился. Он послал свежий бриз. Ветер поднял клубы дизельного дыма и скрыл лодку от пулеметчиков неожиданной завесой. А тут и нос корабля — сантиметр за сантиметром — стал сползать с волноломного камня. «Орел» наконец почуял под собой вольную воду и ринулся в ворота. Напрасно вслед ему били лучи прожекторов и пулеметные трассы. Легкий ветер развешивал за его кормой спасительную пелену выхлопных газов.

Однако удача могла изменить в любую минуту: справа и слева их подстерегали камни и отмели, которыми изобиловала таллинская бухта; надо было ожидать погони канонерок, атак с воздуха. Да и тяжелые береговые батареи уже поводили своими стволами в поисках цели.

Не дожидаясь залпа с острова Нарген, где еще с первой мировой войны стояли башенные батареи дальнобойных орудий, Грудзинский велел погружаться. Благо глубины здесь приближались к двадцатиметровой отметке. Маловато, но укрыться можно. «Орел» исчез с поверхности ночного моря под первые всполошные залпы. Пройдя пару миль под водой, Грудзинский положил субмарину на грунт: аккумуляторные батареи разрядились «почти до воды». Приказ «по койкам!» команда выполнила с большим удовольствием. Изнуренные ночными треволнениями люди засыпали мгновенно, не озаботясь своим ближайшим будущим.

Остаток ночи прошел спокойно, а поутру, когда на поверхности рассвело, те, кого не сморил мертвый сон, услышали далекие подводные взрывы. Это эстонские корабли сбрасывали запоздалые глубинные бомбы. Несколько раз их винты взбивали воду над самой рубкой затаившегося «Орла», но богиня удачи миловала их и на этот раз.

Дождавшись темноты, Грудзинский велел всплывать. Всплыли. И тут же начали зарядку батарей на виду у низких лесистых берегов Наргена, которые в любую минуту могли озариться вспышками беспощадного кинжального залпа.

Мало-помалу грозный остров уходил за корму. Впереди было открытое море.

ПОЛЕТ «ОРЛА» ВСЛЕПУЮ

Избежав многих опасностей в таллинской бухте, «Орел» шел навстречу множеству других. Балтика была уже не просто морем, а театром военных действий, на котором безраздельно господствовали корабли германского флота. Немцы, прекрасно осведомленные о бегстве «Орла», готовы были начать, если уже не начали, охоту за почти безоружной подводной лодкой.

Конечно, можно было бы уже на следующие сутки интернироваться в Швеции, как это сделали командиры «Рыси» или «Вилка». Но Грудзинский решил, и все его поддержали — прорываться в Англию.

Потом даже англичане признают, что это была одна из самых героических авантюр второй мировой войны. «Орел» пустился в тысячемильное плавание вслепую: в штурманской рубке не было ни одной карты! Весь походный комплект был изъят эстонскими властями. Не надо быть моряком, чтобы понять, что поджидало подводную лодку в тесных извилистых проливах Скагеррак и Каттегат, плавание по которым даже в мирное время, в спокойное море, ясную погоду считалось своего рода «морским слаломом», где, не дай Бог, собьешься с рекомендованного курса и пойдешь считать форштевнем банки, бары, мели, подводные скалы, островки. А минные поля, которыми немцы успели перекрыть Зунд? А патрульные сторожевики, которые дежурили днем и ночью в теснинах балтийских сцилл и харибд? А самолеты «Люфтваффе», барражировавшие над проливной зоной? Тут и с самыми точными картами куда как рискованно было соваться в «лабиринт смерти».

Но не зря ведь говорят: голь на выдумки хитра. Штурман «Орла» подпоручник Мариан Мокрский по памяти начертил абрис балтийских берегов. То же сделали и все офицеры подлодки. Потом Мокрский выполнил сводный чертеж. Разумеется, с такой «картой» можно было наскочить на любую подводную скалу, как и без нее. Но, на великое счастье, Мокрский нашел в штурманском ящике томик, который остался там по недосмотру эстонского чина. Это были изданные в Германии «Список маяков Балтийского моря». Вот по ним-то от маяка к маяку, как слепой перебирает фонарные столбы, и вел Грудзинский подводную лодку. Благо по ночам «Орел» всегда шел в надводном положении.

В Таллине наутро после бегства недоинтернированного «Орла» разразился грандиозный скандал. Особенно злорадствовали берлинские газеты из ведомства господина Геббельса, первыми пустившие «утку» о замученных коварными поляками эстонских часовых, захваченных и утопленных в море. Однако, спустя три дня незадачливые стражники объявились живыми и невредимыми в Швеции. Налетевшим репортерам они поведали подробности своей нечаянной подводной одиссеи. Поляки после столь неджентльменского приглашения к вояжу обращались с ними в высшей степени корректно. И только на третий день похода вынуждены были предложить весьма неуютное и рисковое плавание в надувной лодчонке к берегам острова Готланд. После отчаянной гребли Кирикмаа и Малыитейн поставили рекорд Балтии по заезду на резиновых шлюпках, преодолев восьмимильную дистанцию за считанные часы. Разумеется, на родине их примерно наказали.

Но оба героя поневоле до конца дней хранили газеты со своими портретами на первых полосах и память о самом необычном приключении в жизни.

Тем временем «Орел», обогнув Готланд с востока, а Борнхольм с севера, приближался к «балтийскому Босфору» — проливу Зунд. В течение трех суток, то всплывая, то погружаясь, то ложась на грунт и снова подвсплывая, чтобы определиться по очередному шведскому маяку, польская субмарина пробиралась смертельно опасным коридором в Северное море. Было все, отчего сердце замирало, казалось, в последний раз: и луч прожектора немецкого эсминца упирался прямо в боевую рубку, и леденящий душу скрежет минрепа, задетого рулем глубины и потянувшего к борту мину. Но фортуна осталась верной смельчакам до конца отчаянного предприятия.

14 октября 1939 года около 11 часов утра «Орел» привлек внимание британского эсминца «Валорус», который, опять-таки по счастью, не принял польскую субмарину за немецкую подлодку, и после недолгих выяснений, привел ее в военно-морскую базу Розайт.

Самодельная карта «орловцев» до сих пор хранится в Лондоне — в Польском музее, повергая хладнокровных сынов «владычицы морей» в немалое изумление. Как тут не вспомнить злополучный инцидент со «шведским комсомольцем» — подводной лодкой С-??? которая при всех нужных картах и навигационной электроники, выскочила на мель в шведском фиорде, спустя сорок лет после прорыва вслепую своей однотипной сестры…

Итак, «Орел» счастливо достиг берегов туманного Альбиона. Этот микроскопический эпизод в общей панораме уже завязавшейся второй мировой войны приобрел вдруг роль того рокового камешка, который увлекает за собой грозные горные обвалы.