Страница 27 из 106
Сверхмалая подводная лодка № 2. Дунай. 1915 год
Ксения Петровна Темп — муза полярных капитанов. Архангельск. 1990 год
Матросы «Святого Георгия» вместе с итальянскими моряками. — Снялись на память перед опасным походом. Специя. 1917 год
Судьба корабля… Корпус «Святого Георгия» на берегу Северной Двины.1920 год
Лейтенант Иван Ризнич. 1904 год…
Сын командира «Святого Георгия» художник Иван Иванович Ризнич. Ленинград. 70-е годы XX века
Потомки Ивана Ивана Ризнича. Первый ряд — внуки: Иван Иванович (геолог) и Дмитрий Иванович (техник), справа. Правнук Иван и правнучка Ольга. Ленинград. 70-е годы XX века
Контр-адмирал Владимир Пилкин, герой Порт-Артура и Белого флота
Посыльное судно «Китобой», бывший тральщик и зверобой
Старший лейтенант Оскар Ферсман, командир легендарного «Китобоя» в эмиграции
«Китобой» в копенгагенском порту. 1920 год
Офицеры «Китобоя». Двадцать лет спустя… Штурман — лейтенант Оскар Вилькен {вверху), старший лейтенант Георгий Вахтин
Баталер капитан Г. Пономарев {слева) и сигнальщик мичман Г. Марков. Копенгаген. 1920 год
«Китобой» — навстречу неизвестности
Экипаж «Китобоя» в Копенгагене. 7 июля 1920 год
Бизерта. Корабли русской эскадры. Крайний слева — «Китобой». Декабрь 1920 год
Ветераны Белого флота и участники легендарного похода. Среди «китобойцев» — Оскар Ферсман (стоит второй справа)
Подводная лодка «Ожел» в предвоенные годы
Таллинские башни — немые свидетели героизма польских подводников
Капитан маринарки (капитан-лейтенант) Ян Грудзински, взявший на себя командование подводной лодкой «Ожел»
Комендоры польской подводной лодки «Вилк» у борта британского корабля — «Ожел». 1940 год
Командор подпоручник (капитан 2-го ранга) Хенрик Клочковски
Поручник маринарки (старший лейтенант) Анджей Пясецки по прозвищу Пабло, один из главных организаторов побега из Таллина
Алвин Гудман: «Я командовал Зеехундом».
Франция, Брест. 2000 год
Зеехунд» — одна из немногих карликовых подлодок Германии, уцелевших после второй мировой.
Стоит в морском музее французского Бреста. 2000 год
Айсберг опасен для субмарины и в надводном положении и в подводном
Счастливцы, пережившие столкновение с «клыком» айсберга. Капитан 2-го ранга Юрий Пастушенко [слева). К-279. Гренландское море. 1983 год
Первый советский атомный подводный ракетоносец К-19 в море. Его прозвали «Хиросимой». 1961 год
Моряки из 10-го отсека после сорокасуточного заточения. Капитан-лейтенант Борис Поляков, (третий справа в первом ряду). Североморский госпиталь. 1972 год
Адмирал Валентин Селиванов благодарит Бога за счастливый исход дальнего плавания. Санкт-Петербург. 1996 год
Молебен в Морском соборе Санкт-Петербурга. Настоятель — протоиерей Богдан
Первый российский авианосец — «Адмирал Флота Советского Союза Н. Кузнецов» в Средиземном море. 1996 год
25 октября 1917 года. Полдень
Царственный город вздымал в небо кресты и шпили, ангелов и корабли, фабричные трубы и стрелы портальных кранов. Статуи богов и героев на мокрой крыше Зимнего дворца подпирали головами низкое серое небо. Меж прозеленевших фигур курился дым. То был отнюдь не благовонный фимиам. То юнкера и ударницы топили печи в холодном осажденном дворце.
Бледное чухонское солнце выкатывало из-за арки Главного штаба. В прорехи небесной наволочи оно било в окна Зимнего, золотыми путами вязало статуи богов и героев на дворцовой крыше, и казалось, что по огненному настилу его лучей вот-вот съедет с арки колесница Победы и шестерка медных копей промчит ее над площадью, увлекая за собой неистовые толпы гневных людей. Каменное жерло арки, словно мортира, наведенная в сердцевину дворца, выхлестнет их в едином порыве, и под ударом могучего залпа рухнет мраморный столп, и бронзовый ангел с его вершины накроет дворец своим тяжелым карающим крестом.
На мраморных клетках столичного плац-парада вот-вот должен был разыграться финал грандиознейшей партии. И среди тысяч красно-белых фигур ее тайно творилась в этот день никому неведомая комбинация: некий «офицер» должен был уничтожить некую «пешку», дабы белая «ладья» могла нанести удар по красному «ферзю». И тогда все вернется на круги своя: колесница Победы и кони незыблемо замрут на своем месте, а медные боги с крыши дворца вечно будут подпирать головами тяжелое низкое небо.
Человек, вознамерившийся выиграть историческую партию, сидел на скамейке Петровского парка, бессильно привалившись к деревянной спинке. После всех ночных и утренних перипетий, после великолепного блефа, пережитого в полуподвале трактирчика, руки и ноги вдруг ослабели настолько, что Грессер едва доплелся до первой скамьи. Но мозг работал превосходно.
Тащиться на Лиговку через весь город — в который раз искушать судьбу. Не может же в самом деле везти бесконечно. Вызвать Чумыша и отправиться на моторке? Было бы лучше всего. По Обводному каналу они проскочили бы, минуя всевозможные пикеты, патрули, разъезды, до самого дома павловской сестры, что стоит у Ново-Каменного моста. Шестиэтажную жилую громадину, увенчанную угловой башней, построили совсем недавно — перед войной. Грессер знал этот дом. Его архитектор Фанталов приходился ему шурином. Черти бы их всех побрали — шуринов, архитекторов, механиков; этот дьявольский город, непроходимый, как минное поле!
Кавторанг извлек из кармашка-пистона часы: золотые стрелки на золоченых цифрах отсчитывали золотое время. Все летело в тартарары из-за того, что инженера-механика понесло в этот день к сестре… И Чумыш безнадежно исчез со своим катером — попробуй вызови его отсюда…