Страница 18 из 36
Дядя ласково посмотрел мне в глаза:
— Полярный человек очень любил русский язык! Кроме этого, он знал ещё четырнадцать языков. Он был полиглот! Языки он изучил по радио. Он подобрал где-то с погибшего корабля радиоприёмник. Это был интеллигентнейший человек! Поблизости находился снежный домик, где Полярный человек жил с женой и тремя детьми. Все пятеро — милейшие люди! И все они говорили по-русски. Мы прекрасно провели время. Пришлось, правда, подарить ему собак…
— Каких собак? — заорал я.
— Моих, моих собак, доннерветтер!
Я заплакал. Я так любил Ханга и Чанга! Я упал на медвежью шкуру и зарыдал.
— Безобразие! — сказала мама. — Разве можно так волновать ребёнка! Он может стать заикой!
— Он никогда не станет заикой! — произнёс дядя твёрдо. — Кроме того, я одну собаку оставил… Чанг!
Дверь на балкон с грохотом распахнулась, в комнату ворвался вихрь морозного пара со снегом, затушил свечи, и в темноте на меня кинулось что-то пушистое и холодное… Это был Чанг!
Он спал на балконе. Когда дядя приходил к нам в гости с собаками, они всегда отдыхали на балконе. Зимой и летом. Так их закалил дядя.
Чанг повалил меня на пол и сразу облизал с головы до ног. Мы катались по полу, сжимая друг друга в объятиях.
Вдруг я почувствовал, что лежу в луже…
— Лёд! — завопил я как сумасшедший. — Лёд! Это лёд!
— Господи! — всплеснула мама руками. — Он сошёл с ума!
— Я не сошёл с ума! Это лёд! Северное сияние! Шедевр! Он растаял!
«Гав!» — сказал Чанг и вскочил, отряхиваясь.
Я тоже вскочил.
Папа закрыл дверь на балкон и зажёг свечи.
Вместо льда на полу была лужа.
Все были в ужасе. Один дядя был совершенно спокоен. Он даже не пошевелился.
— Чепуха! — сказал он, попыхивая трубкой. — Стоит волноваться! Я привезу вам сколько хотите таких шедевров! Дело не в этом.
— А в чём? — спросил я.
— В том, что я смертельно устал. Я хочу спать.
— А я не хочу спать! — крикнул я.
— Тебе пора спать! — сказала мама. — Посмотрите, как он выглядит!
— Я не хочу спать!
— Он прекрасно выглядит, — сказал дядя, — но ему пора спать.
— Всем пора спать, — сказала бабушка.
— Хочешь, я подарю тебе бивень? — сказал дядя.
— Хочу бивень! Хочу полюс! Хочу Полярного человека!
«Гав! — сказал Чанг. — Гав, гав, гав, гав!»
— Я устала, — сказала мама. — Я больше не могу выносить этот бред!
Дядя встал.
— Считай, что бивень у тебя мод подушкой! — сказал он. — О Полярном человеке мы ещё поговорим…
Дядя произнёс это очень значительно.
— Сам ты Полярный человек! — сказала мама.
Все засмеялись.
— Пойдём! — сказал дядя.
У дяди был чрезвычайно таинственный вид. Я боялся лишиться бивня и пошёл за дядей. Шутить с дядей было опасно.
Когда я ложился спать, со мной всегда все прощались. Первой ко мне подходила бабушка, потом мама, потом папа. Если у нас бывал дядя, он тоже подходил. Ханг и Чанг подходили последними. Все говорили «спокойной ночи» и целовали меня в лоб. Я тоже говорил «спокойной ночи». Потом я засыпал. Так было всегда.
Так было и на этот раз. С одной только разницей: когда все вышли, дядя не сказал мне «спокойной ночи». Он сел на кровать и взял меня за руку…
Дым коромыслом
— За бивнем пойдём? — спросил дядя шёпотом.
— Когда?
— Тсс-с! — Дядя приложил к губам палец. — Когда все заснут, мы пойдём за бивнем… Согласен?
Я кивнул.
Дядя пожал мне руку, потушил свечи и тихонько вышел из комнаты.
Признаюсь, мне было немного страшно. Да и дядя был какой-то не такой. Я не знал, что у него на уме. Никто никогда толком не знал, что у него на уме!
Я лежал в полной темноте. За окном бесновалась вьюга. Иногда мне казалось, что она бросает в окно песком.
— Чанг! — позвал я неслышно.
В то же мгновение я ощутил на лбу холодное прикосновение Чангиного носа. Я прижал Чанга к себе. Я слушал, как бьётся его сердце. А Чанг слушал, как бьётся моё сердце. Наши сердца бились в унисон. Вы знаете, что значит «в унисон»! Ко сну это не имеет никакого отношения. Это значит — через равные промежутки, удар в удар, совершенно одинаково.
В соседней комнате раздавались голоса мамы, папы, дяди и бабушки. Потом всё смолкло. Через некоторое время скрипнула дверь, и я услышал, как вошёл дядя. Он швырнул мне на кровать одежду.
Я стал одеваться в полной темноте. Мои руки дрожали… Рубашка, носок, штаны, второй носок, майка, свитер, шарф, варежки…
«Ну!» — прошипел дядя.
…Валенок, шуба, трусы, ещё валенок, весло («зачем весло?» — подумал я) …шапка… Всё!
«Пошли!» — прошептал дядя. Он открыл дверь на балкон. Снежный вихрь сразу обжёг мне лицо. Засвистел ветер. Я увидел, что дядя стоит на перилах балкона. Чанг тоже стоял на перилах балкона. «То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя!» — пропел дядя. — Дай мне руку!» — сказал он. Я замешкался. «Вперёд, доннерветтер!» — заорал дядя и дёрнул меня за руку. Я машинально сделал шаг вперёд и почувствовал под ногами что-то хрустящее. Всё вокруг трещало и корчилось, как в огне. Я понял, что мы идём сквозь огонь. Это был какой-то странный огонь — весь белый. Белые языки пламени залезали мне в рот, в глаза. Я задыхался от белого дыма. «Вперёд, мой мальчик! — подбадривал меня дядя. — Я покажу тебе этвас!»
Дядя шёл впереди без шапки, опираясь на весло. На голове у него шевелились белые космы огня. «Совсем седой!» — подумал я. Дядя шёл быстро, я едва за ним поспевал. Я тоже опирался на весло. Зато Чанг носился как угорелый: то он бежал рядом с дядей, то рядом со мной. В зубах у Чанга тоже было весло.
«Зажми нос и прыгай!» — приказал вдруг дядя. Я прыгнул, плюхнулся в воду и камнем пошёл в глубину.
Вокруг была тишина. Откуда-то сверху просачивался слабый свет. Огромные рыбы молча сопровождали нас. Это были акулы. Они смотрели на нас маленькими злыми глазами. «Греби веслом!» — кричал дядя. Он кричал беззвучно, но я отчётливо понимал его, как будто говорил я сам. Дядя плыл впереди, помахивая веслом и растопырив руки и ноги. Мы медленно опускались, пока не остановились на дне. На дне лежала труба. «Ты видишь, она медная», — сказал дядя и постучал по трубе пальцем.