Страница 61 из 85
Его отец, Ступницкий Михаил Семенович{5}, был высокопоставленным человеком — при Сталине занимал пост заместителя наркома-министра по кадрам НКГБ Украинской ССР (20 июля 1941 г. НКГБ и НКВД Указом Президиума Верховного Совета были слиты в один наркомат). Позже он был брошен на ликвидацию бандеровских банд, свирепствующих вдоль западной границы СССР. В борьбе с этим террористическим подпольем показал себя смелым и принципиальным человеком. На его семью не раз поднимали руку. Но, видно, есть Бог, потому что каждый раз происходило чудо и невинные люди оставались живыми, хотя самому Михаилу Семеновичу досталось изведать и нож в спину, и пулю в бок. За несгибаемость и верность Родине, проявленные в борьбе с националистическим подпольем на Западной Украине, он был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени (Указ от 29 октября 1948 года). К сожалению, ранения, полученные тогда, нанесли значительный вред здоровью и Михаила Семеновича рано не стало.
Многие пережитые опасности и та скрытая значимость, которой была проникнута жизнь этой семьи, вошли в суть Анатолия Михайловича. Он слишком рано познал цену взаимопонимающему молчанию, наблюдательности, знаниям и умению человека ими пользоваться, причем познал на своем опыте, на опыте выживания, когда рядом таилась смерть. Сдержанность, лаконичность и взвешенность в каждой фразе — все это шло от него, окружало его невидимым флером, влекло к нему, вызывало доверие и просто симпатию.
Анатолий Михайлович был самокритичным, умел признавать свои просчеты и ценить в людях то, чего не доставало ему самому. Это редчайшее качество в нем бросалось в глаза и поражало! Он не умел завидовать. По сути плохо усвоив базовые дисциплины вуза, не владея теоретическими основами своей специальности, тем же сопроматом и теоретической механикой, он искренне уважал «умников», кто эти предметы знал.
Однажды было лето, и мы сидели без работы — где-то руководство института пробивало новую исследовательскую тематику, искало под нее финансирование, а мы простаивали. Но на работу-то ходить надо. Занимались кто чем: Олег Сергеевич писал новые статьи, я щелкала интегралы из таблиц, составленных М. Л. Смолянским, а Анатолий Михайлович томился и вздыхал, иногда, перегнувшись набок, доставал ногу в открытом башмаке и почесывал пятки. Это было так уморительно, что я не выдержала и залилась смехом. От смущения он встал и подошел ближе, посмотрел на мой стол.
— О, сколько формул! Что это вы решаете? — спросил добродушно.
— Беру интегралы, — я показала на брошюрку, прихваченную из дому.
— Зачем?
— Такое развлечение.
Анатолий Михайлович хмыкнул и обезоруживающе улыбнулся:
— Вот досада, такие знания пропадают зря.
— Почему зря? Мне нравится упражняться, это разминка для ума...
— А вы смогли бы сделать моему племяннику контрольную по сопромату? Он учится в строительном.
— Смогла бы, — сказала я. — Тем более что в строительном сопромат — это только начало прелестей. Потом будет теоретическая механика, строительная механика, теория машин и механизмов, и со всем этим вы можете совершенно спокойно общаться ко мне, если возникнут трудности.
— Возникнут, конечно, — Ступницкий иронично засмеялся, бросая камешек в свой огород: — Племянничек весь в дядю.
— Как же он собирается работать? — брякнула я совсем не к месту.
— Как-то будет, — мой собеседник вздохнул. — Много ли прорабу надо знать.
Позже я узнала, что незадачливый студент — сын его старшей сестры Лидии Михайловны, которая растила мальчишку без мужа, и Анатолий Михайлович вместо отца принимал самое активное участие в его воспитании и решении жизненных проблем.
Каково же было изумление Анатолия Михайловича, когда задачи из принесенной контрольной работы я решила прямо на его глазах, буквально не вставая со стула, и, главное, — без учебников. Последнее обстоятельство произвело наибольший эффект — причем основательно и навсегда. С тех пор я стала для него главным авторитетом в науках и мерилом всех человеческих добродетелей. Мы подружились.
В дружбе Ступницкий был преданным, внимательным и заботливым. Это он натолкнул меня на тему, из которой позже выросла диссертация, и рекомендовал в аспирантуру, где сам учился, — просто повел по своей дорожке. Благодаря ему я сотрудничала со многими интересными людьми, повидала необыкновенные города, узнала мир. Вот и с Николаем Георгиевичем Гавриленко он меня познакомил. С тем самым, которые в грозные годы войны что называется ковал броню.
Оставив работу в Министерстве черной металлургии, Николай Георгиевич возглавил работу ПКТИ — проектно-конструкторского и технологического института, основанного еще в 1945 году и ставшего главным научно-исследовательским полигоном черной металлургии СССР. Впоследствии институт был расширен за счет создания ВНИИмехчермета, переименован и вошел в ПО «Черметмеханизация». Переход на работу в науку не был для Николая Георгиевича случайным — он плотно сотрудничал с этим коллективом и раньше
Видимо, еще в то беспокойное время он познакомился со Ступницким Михаилом Семеновичем, заслуженным человеком, после ранений приехавшим в сравнительно тихий Днепропетровск. И видимо, привлекал его к общественно-полезным работам, знал его семью.
После смерти Михаила Семеновича — ранней, когда его сыновья еще нуждались в наставничестве — Николай Георгиевич заменил им отца. Вот почему он благоволил Ступницкому и при первой возможности забрал ближе к себе, на должность ученого секретаря института. В связи с этим перемещением и несмотря на то что стаж моей работы в институте составлял всего один год именно меня назначили ответственным исполнителем по тематике, которую вел Ступницкий. Но все равно наше сотрудничество продолжалось, ибо научное руководство оставалось за ним.
За два года я наработала достаточный задел для поступления в аспирантуру. Выбор пал на Таллинский политехнический институт, где был ученый совет по специальности «Трение и износ машин и механизмов». Кстати, один из пяти в СССР! Оттуда, от Клейса Ильмара Романовича, профессора, заведующего кафедрой деталей машин, пришло принципиальное согласие на научное руководство моей диссертацией. Кандидатский минимум у меня был сдан, так что оставалось одно — получить разрешение института на мою учебу. Конечно, разрешение было формальным делом, но ведь директор мог его и не подписать, найдя тысячу причин. И мы с Анатолием Михайловичем пошли к нему на прием, а фактически на оговоренное заранее чаепитие.
— Достойна? — вроде с шутливой строгостью, но лишь по тону шутливой, спросил директор, когда Супницкий отрекомендовал меня и сказал, с чем мы пришли.
— Представьте, она запросто решает задачи по сопромату, даже без учебников, — Анатолий Михайлович ласково посмотрел на меня: — такой умнички я даже у нас в Бауманке не видел.
— Фартовая девушка! — засмеялся Николай Георгиевич.
Охарактеризованная в самых лучших словах своим доброжелателем, я вызвала интерес Николая Георгиевича, и в дальнейшем он всегда шел мне навстречу, держался со мной просто, по-свойски. Именно директор заметил, что мое приязненное отношение к людям приносит им удачу, за что опять и опять называл меня фартовой девушкой. Отмечу для тех, кто затруднится посмотреть в словари синонимов, что слово «фартовый» означает «очень хороший, замечательный». Но на войне этим словом обозначали то, что приносит удачу. Для примера скажу, что были тогда непотопляемые «фартовые корабли», проходящие любой огонь «фартовые танки» и «фартовые санитарки», гарантированно выносящие раненных с поля боя. Меня это слово немного коробило, ибо по происхождению было жаргонным, из воровского лексикона, но я понимала, что некоторые выражения людей старшего поколения пришли из таких страшных событий и были так выверены судьбой, что обижаться не следовало.
А по существу я сама дала повод к таким выводам. Как-то при встрече директор спросил, как мои дела, из вежливости, конечно. Но отмахнуться я не имела права, поэтому сказала с серьезным видом: