Страница 22 из 85
Учитывая необыкновенную популярность нового явления, осенью 1966 года, после уборочной страды, когда все студенты съехались на учебу, в Днепропетровском горном институте имени Артема провели первый областной конкурс так называемой туристской песни (тогда ее еще не называли бардовской, во всяком случае — у нас). Видимо, он прошел успешно. Традицию решили закрепить и наметили повторить конкурс в 1967 году.
Конкурсы тех лет — это мероприятие самодеятельное и бесплатное, замешанное на энтузиазме устроителей, на радости бытия участников, на их духовной потребности творить добро. Исполнителями снова были рядовые студенты из туристских отрядов, распевшиеся, заявившие о себе, кого уже мало-мальски знали и охотно слушали, — безымянные для остальных, нечестолюбивые, стремящиеся просто излить душу на публике. Не без того, награды были — конкурс есть конкурс. Но победитель получал гитару, а остальные — палатки, термосы, рюкзаки. Никто не оставался без внимания. Скромные призы.
Я специально подчеркиваю безвестность бардов и их немеркантильность, чтобы перекинуть мостик размышлений на Высоцкого — раскрученного друзьями профессионала.
И вот когда проходил у нас второй конкурс, то на концерт пришло так много людей, что зал не мог всех вместить. Публика толпилась на лестничной площадке у входа в него, давила на перила, пока ни произошла трагедия: лестница не выдержала нагрузки и разрушилась. Произошел обвал перил, и вся масса людей посыпалась вниз, пролетая пять этажей, падая с четвертого этажа в подвал здания. А там под пролетом стояли спортивные снаряды, о которые они калечились, разбивались! Многие погибли, иные остались инвалидами. Конкурс закрыли на десять лет. Его возрождению я свидетелем уже не была.
Вот что значил тогда человек с гитарой! Просто человек с гитарой. Что же говорить о Высоцком, слухами о котором полнилась страна и записи песен которого переходили из рук в руки как величайшая драгоценность. Его и его песни узнавали по первой ноте, первому звуку голоса в самых дальних уголках Земли. Это был вселенский кумир, звучащее чудо, оживший миф. Это был Робин Гуд, преобразившийся в нового трубадура, современного ваганта! Нетрудно представить, какие залы он собирал на свои концерты, какие деньги вокруг него крутились и сколько людей стремилось на нем нажиться.
Как ни кощунственно это прозвучит — виновником трагедии с Высоцким явились окружавшие его доброхоты, друзья. Это они толкнули его на путь погибели. Нет, начиналось все не со злого умысла, но постепенно они сами втянулись в легкое зарабатывание денег, заразились алчностью и дальше уже бессовестно и беспощадно эксплуатировали Владимира в откровенно корыстных целях. Он стал их заложником, рабом.
Этот путь представить легко: первая песня, исполнение для друзей, запись на магнитофонную ленту для того, чтобы послушать себя со стороны или показать друзьям друзей, с которыми трудно встретиться лицом к лицу — так делают многие. Даже я так делала в пору работы на телевидении. Но не многие — гении, и не у всех получается взрывной эффект! У Высоцкого все совпало — он и гением оказался, и оценен был быстро и бурно. Как тут не соблазниться?
Друзья под видом продвижения исполнителя к слушателям начали тиражировать его песни, за деньги предоставлять записи для копирования, понемногу продавать, что-то из заработанного отдавать ему. Казалось бы, ничего страшного — надо же «отбить» затраты на пленку, на использованную электроэнергию… А там захотелось иметь возмещение и за потраченное время. Так незаметно возник подпольный бизнес, приносящий баснословные барыши, затем начались левые концерты, организуемые окружением Высоцкого. Что он от этого получал? Возможно, только удовлетворение своей пагубы.
Владимир не пропал бы без друзей. Он и сам шел по пути популяризации творчества, но его путь был логичным и правильным, без криминального флера — он продвигал свои песни в кино. И у него получалось. На фильмы «Вертикаль», «Короткие встречи», «Хозяин тайги», «Опасные гастроли» и другие, к которым он писал музыку, мы ходили по несколько раз, забросив конспекты. Заработков от таких прокатов ему хватило бы на безбедную жизнь.
Другое дело, что работа в кино не могла поглотить весь его гигантский потенциал, запас вдохновения не исчерпывался и требовал выхода в новых песнях. Песни писались легко и по любому поводу. И это-то подметили друзья, обратив ситуацию в свою пользу. Как было Владимиру не выручить их? Наверное, многие плакались на материальные трудности, на то и дело возникающие проблемы, говорили, что честным трудом заработать не грех, суетились, демонстрировали свою преданность и нужность, подчеркивали лепту, вкладываемую в общее дело. И пошло-поехало — записи, концерты, надорванный голос и нужда в избавлении от невыносимых нагрузок. Все время: допинг, деньги, творчество — Володе не позволяли выйти из этого порочного круга. И он погиб, без никакой своей вины. Его ранняя смерть лежит на совести его окружения, всецело. Великий мастер всегда беззащитен и нуждается в беззаветно, бескорыстно любящем сердце ближнего, в щадящей атмосфере вокруг себя. Многие сами умеют создать такую атмосферу, как Анастасия Цветаева, например, почему и прожила почти сто лет. Владимир не умел, передоверялся друзьям, а сам безоглядно и стремительно летел к совершенству, пел о мире и кричал о своем присутствии в нем, как соловей, не слышащий себя.
И 25 июля 1980 года он упал с набранной высоты, разбился. Не уберегли его.
Заблудший рыцарь
— Эту книгу мне дали на одну ночь, — словно прося пощады, сказал папа, когда мама попыталась оторвать его от чтения просьбой принести из колодца воды. — В веранде полное ведро стоит, до утра нам хватит, — отпирался папа.
Мама улыбнулась — опять фантастику принес, детскую книжку. Ну да ладно, лишь бы ему нравилась, лишь бы дома сидел, не искал приключений на стороне.
— Вот посмотри, как хорошо написано, — между тем продолжал папа. Он выдохнул, готовясь прочитать текст на украинском языке, который знал только из живой речи потомков запорожского казачества, не из книг, и продолжил: — «Оживи, мріє, заколисай мене! Хай буде чудо, хай оживуть тіні далеких і рідних людей! Адже вони тут, серед нас, вони дивляться на нас суворо і вимогливо, вимагаючи правдивого звіту — що виросло на тій землі, яка скроплена праведною кров’ю?»
Мама прослушала отрывок, все больше мрачнея лицом, и направилась к двери, качая головой:
— Да, окропленная кровью, это точно. Только не спросят они, столько лет уже молчат, — и она закашлялась, делая вид, что у нее запершило горло, а на самом деле скрывая подступившие слезы. — Эх, — махнула рукой, — пишут, пишут…
— Да ты подожди, — заторопился папа успокоить ее. — Это не о том! — но мама уже была в веранде и гремела там пустым ведром.
Скоро она хлопнула наружной дверью — пошла к колодцу за водой, чтобы успокоиться. И папа с виноватой растерянностью посмотрел на меня:
— Неудачный отрывок прочитал, — сказа виновато, — она расстроилась.
— Да, мама вспомнила своих расстрелянных родителей, — сказала я.
— Тут совсем о другом написано, не о расстрелянных, а о предыдущих поколениях, — оправдывался папа.
— А они разве не погибшие? — я нахмурилась. — Не понимаю Бога, так долго творил человека, а потом послал ему смерть.
Еще стояли самые долгие ночи, хотя солнце уже повернуло на лето и начало теснить мрак. Шел январь 1959 года — морозный, правда, снежный, что было хорошо, так как при глубоких снегах холод переносился легче.
Папа читал недавно изданную, но уже потерявшую первозданный вид книгу. Выгореть она не успела и страницы не пожелтели, но синяя обложка из картона, покрытого бумагой, на которой был нарисован земной шар, а на его фоне стояла молодая женщина с длинными волосами, перекинутыми на грудь через левое плечо, уже обзавелась потертостями и начала утрачивать цвет.