Страница 40 из 41
Несколько трупов, жертвы ночного сражения, оставались зажатыми в щелях плота. Оставшиеся в живых не смогли удержаться – разрезали трупы на куски и съели. «Многие, однако, не стали есть. Среди них большинство офицеров. Увидев, что эта чудовищная пища подкрепила силы тех, кто ее ел, люди решили высушить трупы, чтобы мясо стало лучше на вкус. Те, кто нашел в себе силы отказаться от этой пищи, выпили большую часть вина».
Прошел еще один день, надежды таяли. Ночь оказалась менее беспокойной, чем предыдущая. Крики, которые нарушали тишину, были вызваны голодом, жаждой, кошмарами спавших людей – они стояли по колено в воде, прижавшись друг к другу. На четвертый день на плоту осталось всего пятьдесят человек… и двенадцать трупов. Если можно так сказать, они умерли обычной смертью. Одиннадцать трупов выбросили за борт, двенадцатым утолили голод.
На плот обрушилась стая летучих рыб. Они были крохотными, но вкусными. Ночью море оставалось спокойным, но на плоту дела шли плохо. Испанские, итальянские солдаты и негры, недовольные своей порцией вина, вновь взбунтовались. И снова в темноте шла смертельная схватка. Снова в море сбросили маркитантку. Снова ее извлекли из воды. «Дневной свет озарил нас наконец в пятый раз. Нас осталось всего тридцать человек. Морская вода разъела кожу на ногах. Мы были покрыты синяками и ссадинами и кричали от боли, когда в раны попадала соленая вода. Вина осталось только на четыре дня. Мы рассчитали, что, если ушедшие шлюпки не выбросило на берег, им понадобится как минимум трое или четверо суток, чтобы добраться до Сен-Луи. Надо было прибавить время на отправку судов и время на наши поиски…»
В это едва можно поверить: их никто не искал. Когда «Аргус», посланный для поиска потерпевшей крушение «Медузы», случайно наткнулся на жалкий плот, на нем оставалось всего пятнадцать умирающих человек. Это случилось 27 июля 1816 года.
Савиньи, хирург-практикант морского ведомства, был первым из выживших, кто добрался до Парижа. На следующий день он передал рапорт о происшедшем своему министру Дюбушажу. «Журналь де деба» опубликовал несколько отрывков из него. Савиньи рассказал о кораблекрушении, о муках на плоту. В докладе говорилось о шестом дне, когда дюжина умирающих была выброшена с плота, чтобы могли выжить оставшиеся. Так погибла не раз спасенная маркитантка. Общественное мнение возмутилось, оппозиция обрушилась на капитана, виновника смерти ста пятидесяти девяти человек (шесть человек из пятнадцати, снятые с плота, умерли после спасения, а из семнадцати человек, оставшихся на борту «Медузы», спасли только трех). Поразительный факт, как и все остальное в этой истории: Савиньи был изгнан из морского ведомства за разглашение тайны.
Корреар, географ, тоже вернулся. Он вместе с Савиньи, которому было нечего терять, опубликовал свои свидетельства. Корреара бросили в тюрьму, а книжку сожгли! Но ее напечатали в Англии и распространили во всей Европе. Скандал был слишком шумным, чтобы его замять.
Дюруа де Шомарэ был отдан под суд. Военный трибунал решил, что его не в чем упрекнуть. Общественность требовала смертного приговора. Его разжаловали, отправили на три года в тюрьму. Когда он освободился, ему «посоветовали» жить в своем имении в департаменте Верхняя Вьенна. Одновременно правительство предложило ему стать сборщиком налогов в Беллаке. Но когда он появлялся на людях, его освистывали. Он прожил долго и умер только в 1841 году, став добровольным затворником в своем замке Лашно. Перед смертью он узнал о самоубийстве единственного сына, который не смог пережить позора отца. Инженер Корреар, не помня зла, написал нечто вроде некролога: «Он умер, искупив свой грех двадцатью пятью годами сурового покаяния».
Но на море случались драмы с еще большим числом жертв. Выжившие рассказывали еще более душераздирающие истории. Если трагедия «Медузы» осталась в памяти, то потому, что гениальный живописец запечатлел это кораблекрушение на своем полотне. Вдохновленный рассказами Савиньи и Корреара, Жерико написал «Плот “Медузы”», и его картина висит в Лувре. Оба оставшихся в живых свидетеля служили моделями, а юный друг художника, Эжен Делакруа, позировал для портрета мертвого подростка на переднем плане.
Через десять лет после крушения «Медузы», 7 марта 1826 года, фрегат «Блонд» британского военного флота идет в Канаду. После отплытия из Англии его гнали попутные ветры. Капитан был родственником поэта Байрона, скончавшегося в Миссолунги двумя годами ранее, унаследовал его титул и тоже носил имя лорда Байрона.
В это утро дул ровный ветер, море было спокойным. Вахтенный лейтенант явился к лорду Байрону для доклада и сообщил, что видит судно, почти неподвижно застывшее посреди океана со спущенными парусами. Лорд Байрон приказывает подойти к судну. Его корма разбита, никаких признаков жизни на борту. Вдруг на палубе появляются люди, машут шейными платками, обрывками одежды. Сомнений нет – люди молят о помощи. Через рупор их спрашивают, что случилось. Ответа нет.
– Спустите шлюпку и направляйтесь туда, разузнайте, что там произошло, – приказывает лорд Байрон.
Лейтенант находит на борту парусника семерых мужчин и двух женщин. Женщины стоят на коленях и молятся. Моряки, которые размахивали тряпками, в изнеможении валятся на палубу. У некоторых видны ужасные раны. От разошедшихся досок и свернутых парусов идет странный запах. «Эти люди умирают от голода, – считает лейтенант. – Однако на юте на солнце сушатся куски красного мяса».
– Я вижу, у вас осталось свежее мясо.
Банальная фраза, которая производит эффект бомбы: женщины начинают стонать и взывать к Богу, мужчины закрывают лица руками.
– Вам надо покинуть судно и перебраться на борт «Блонда».
Спасенных людей сначала напоили, перевязали, немного покормили – опасаясь неприятных последствий, быть может, долгого поста. Потом уложили спать. Только через два дня лорд Байрон и его офицеры услышали рассказ об ужасающем происшествии. Две женщины быстрее мужчин оправились от потрясения и заговорили первыми. Сразу выяснилось, что самая молодая из них обладала даром красноречия. Услышав ее рассказ, то и дело прерывавшийся обращениями к Всевышнему, офицеры почувствовали, будто сами пережили это бедствие.
Выросшая без отца, воспитанная своими тетками, мисс Энн Сондерс стала компаньонкой миссис Кендалл. Муж последней командовал торговым судном, перевозившим канадский лес. 10 ноября 1825 года миссис Кендалл решила сопровождать супруга и взяла с собой Энн Сондерс. Приятное плавание проходило без происшествий. На борту был молодой кок Джеймс Фрайер. Он влюбился в сироту. Капитан и его жена смотрели на эту зарождающуюся идиллию благосклонно. Когда 18 января 1826 года судно покидало Канаду и, поставив паруса, направлялось в Англию, состоялось обручение. По прибытии в Ливерпуль должны были сыграть свадьбу. Капитан Кендалл обещал стать свидетелем.
1 февраля разразилась буря. Реи и спасательные шлюпки были сорваны, несколько моряков получили серьезные ранения. Женщины ухаживали за ними, пока остальные моряки устраняли повреждения. 5 февраля буря обрушилась вновь и превратилась в ураган. Капитан положил судно в дрейф и приказал убрать паруса. Но накатившиеся сзади волны разрушили корму. Один из моряков погиб, раздавленный рангоутным деревом. Все каюты и склады были затоплены, вся провизия на борту была испорчена, за исключением 60 фунтов хлеба и небольшого количества сыра. «Остатки пищи завернули в грот-марсель».
Утром 6 февраля пассажиры и экипаж решили, что спасены. Их заметил американский корабль и подошел на расстояние слышимости. Но волнение на море было столь сильным, что шлюпку спустить не удалось. Через сутки возможный спаситель отказался от тщетных попыток и вскоре исчез из виду.
Буря продолжалась. На баке поставили палатку, где можно было укрыться. 8 числа появился бриг. Он подошел ближе, несмотря на бурю. Его капитан через рупор задавал вопросы, но ветер заглушал ответы. Бриг развернулся и ушел. 11 февраля люди заметили военный корабль, но он не ответил на сигналы бедствия.