Страница 3 из 17
Из-за этого-то кляпа она не то, что оправдаться — назвать себя не успела. Ей и пикнуть не дали. Там, в лесной избушке, сказав, что она арестована, незнакомец чуть посторонился, и в дверцу протиснулись ещё два дюжих молодца. Потеряв дар речи от страха, Марта попыталась отползти, теряя туфли, но её живо подхватили под руки и выволокли из халупы на белый свет, на зелёную траву, выставив на обозрение двух десятков вооружённых мужчин, что к тому времени окружили поляну. Куда бы Марта не повернулась — в голову ей глядели арбалеты.
Статный и мужественный капитан рейтаров бесстрастно оглядел бледную, как мел, девчонку, хватающую ртом воздух, и пожал плечами. Дело есть дело. Он всего лишь выполняет свой долг. По его знаку один из державших Марту, стянув зубами перчатку, резко и больно ткнул острым грязным ногтем под нижнюю челюсть, а когда та, невольно вскрикнула — умело загнал в приоткрывшийся рот деревянный шар, на шершавых боках которого имелось уже немало отметин. От чужих зубов. Затем, не давая опомниться, споро перехватил девичьи руки верёвкой.
— Сожалею, сударыня, — в учтивом тоне капитана не было ни грана издёвки, — но, согласно указаниям вашего супруга, вам запрещено говорить, а нам — слушать всё, что вы можете высказать. Причины вы и сами знаете. Будьте благоразумны. Следуйте за нами и не пытайтесь бежать, вам не уйти. Антуан и вы двое, обыщите дом, остальные разбейтесь на тройки и прочешите ещё раз округу. Первый, кто найдёт бумаги, получит особую благодарность от господина герцога.
Свет так и померк в глазах Марты. От герцога? Какие бумаги? Какой супруг? За кого её приняли? Мыча и дёргаясь, она пыталась протестовать, но солдаты встряхнули её, а один — несильно ткнул кулаком в бок.
— Отставить, — негромко приказал капитан. — Руки не распускать. Её светлость — дворянка, и пока не осуждена — пользуется привилегиями своего сословия. Держать, но не бить. Сударыня, рекомендую успокоиться и вести себя достойно, не провоцируйте моих людей.
— Ваша милость! — окликнули его из лесниковой избушки. — Пройти не изволите? Тут есть кое-что!
У Марты голова шла кругом. Как её только что назвали? «Её светлость… сударыня…» Какая ещё светлость? Единственный человек, кого в деревне и даже в баронском замке называли «его светлостью» — с почтением, ненавистью восхищением или завистью — был герцог Жильбер Анри Рене де… в общем, столько имён, что не упомнишь. Но кто он — и кто она? И что этому всесильному герцогу до ничтожной селянки, про которую он и слыхом не слыхивал? Чей супруг ему нажаловался на свою, должно быть, нерадивую супругу?
Да ведь это она! — мысленно ахнула Марта. Она, чья-то провинившаяся жена, которую ищут; подкараулила похожую девушку… не сама, конечно, наняла кого-то за деньги, потому что госпожи все слабенькие, такие по голове как следует и не огреют. И уж конечно не перетащат с лесной дорожки в домик, Марта, хоть и маленькая, но увесистая. Эта беглая жена переодела её в своё платье, чтобы уж точно за неё приняли, и навела погоню… Девушка отчаянным мычанием попыталась привлечь к себе внимание, но добилась лишь того, что один из приставленных часовых снова врезал Марте под дых, на сей раз, от души.
— С-сучка благородная, — только и прошипел он. Но вдруг вытянулся в струнку и равнодушно уставился в небо, не обращая внимания на задыхающуюся от боли девушку. Причиной его внезапной сдержанности был возвращение капитана.
— Предупреждаю… — сухо сказал он в пространство, но рейтар почему-то сразу понял, что обращаются к нему.
— Виноват. Забылся. Больше не повторится, кэп… капитан.
Бросив на подчинённого внушительный взгляд, офицер поставил на ближайший пенёк небольшой ларец, вынесенный из развалюхи. Откинул незапертую крышку, бегло просмотрел содержимое. Судя по нахмуренным бровям — остался недоволен.
— Здесь десять свитков, сударыня, — обратился он к пленнице. — Я не спрашиваю о судьбе оставшихся трёх, вряд ли мы найдём их поблизости, но рекомендую в скором будущем не запираться и сообщить своему супругу, кому вы их передали. Прислушайтесь к доброму совету, будьте откровенны. Мне даны полномочия уведомить вас, что чем благоразумнее вы себя поведёте, тем легче будет ваша участь.
…Вот такое чудовище сидело сейчас напротив Марты и зорко отслеживало каждое её движение.
Почему чудовище? Потому что только такой человек мог, не моргнув глазом, распорядиться убить единственного Мартиного защитника. Когда возок с ещё не зашторенными окнами проезжал по единственной сносной дороге через деревню, чуть ли не под колёса выскочил пастор Глюк, взъерошенный, потерявший где-то широкополую шляпу, перепуганный насмерть.
— Во имя Господа! — расслышала Марта через закрытую дверцу. — За что её взяли? Это же невинная девица, у нас все её знают! Она ничего дурного не…
Капитан приоткрыл дверцу.
— С дороги, святой отец. — По его знаку двое молодцов подхватили пастора под руки. — Вы обознались. Нами задержана беглая преступница.
— Какая же это…это же Марта, племянница здешнего кузнеца! Офицер, тут какая-то ошибка!
— Это вы ошибаетесь, господин пастор. Её личность установлена и обсуждению не подлежит. Ищите свою прихожанку в другом месте, святой отец.
— Но… но… как же так… вы не можете без разрешения господина барона… — Пастор попытался даже схватиться за оглобли, словно надеясь хилыми руками остановить возок. — Господин барон де Бирс, её хозяин, он будет очень недоволен…
— Убрать, — коротко бросил капитан. Захлопнул дверцу, быстро задёрнул кожаную плотную штору в окне, затем то же самое проделал с противоположным. Снаружи раздался странный хекающий звук, тонкий вскрик… Военный поморщился, но ничего не сказал. У Марты же дыбом встали волоски на руках — она вдруг поняла, что пастора Глюка больше нет. Его убили. За то, что пытался за неё заступиться, она и не ожидала, видит Бог, но ведь поди ж ты… И хотя причин любить пастора не было — разве он заслужил, чтобы его рубанули шпагой?
А она, Марта? В чём она провинилась? Какая-то богатая бездельница накуролесила, а потом взяла и подсунула вместо себя её, ни в чём не виноватую! Девушка невольно всхлипнула. Всю жизнь она отбивалась от людских нападок — незаконнорожденных не слишком-то любят, но она привыкла огрызаться, отвечать умным словцом, иногда молчать и терпеть, в зависимости от обстоятельств. Но никогда ещё она не чувствовала себя столь беззащитной. На мальчишек можно было пожаловаться дядьке — но Марта предпочитала лупить обидчиков сама, и никто ещё не проболтался, что девка ему синяков понаставила, стыдно было. От домогательств пастора Глюка спасало терпение и способность хранить полное равнодушие. Может, не зря его всё-таки… подумала Марта с неожиданным для себя ожесточением. Она кое-что вспомнила. Но так, чтобы полная безнадёжность впереди — такого ещё не было…
Никто больше не заступится. Никто. Дядя Жан ничего не знает, да и скажут ему — поди догони этот возок… Нет, не надо догонять, Марта не хочет, чтобы дядюшку постигла та же участь, что и пастора. Ей придётся защищаться самой, как умеет. Только бы дали заговорить!
Она же простая крестьянка, неужели по ней не видно? Ах, да, платье… Но ведь не слепые они, те, кто её ищут! Должны же быть глаза у этого остолопа-мужа, к которому её везут! Хорошо, платье на ней господское, личиком она… не уродина, да, могли и за дворянку принять, ой, да ещё и бумаги какие-то при ней нашли! Но капитан, должно быть, и в глаза не видал той, кого ищет, знает только по рассказам, а вот доставят её, Марту, к тому, кто велел сыскать, он только глянет — и скажет: кого вы мне тут подсовываете? А ну-ка, везите обратно!
Марта сникла.
Было ей от роду семнадцать лет. Взрослая уже девица, перестарок, можно сказать, а всё в сказки верит. Разве господа отпустят девушку просто так?
Она с трудом сглотнула слюну — даже за ухом что-то щёлкнуло — и попыталась украдкой размять занемевшие кисти. Пальцы затекли, и кольцо больно впивалось в безымянный.
— Прошу прощения, сударыня, — словно очнувшись, неожиданно заговорил капитан. Наклонившись — девушка от неожиданности сжалась в комок — ловко и быстро, несмотря на полумрак, царящий в возке, нашарил и развязал ремешки, аккуратно вытащил кляп и даже соизволил платком вытереть Марте подбородок от подтёков слюны. Тщательно протёр деревянную грушу, сунул в сумку на поясе.