Месть от кутюр

– Мама говорит, местные девушки – гру-убые и приземленные.

Сержант Фаррат окинул взглядом твидовый берет Моны, распластанный на голове, точно дохлая кошка, ее опущенные плечи и тяжеловесную фигуру.

– Ну что ты, Мона, мы живем во времена независимости и прогресса, так что быть приземленным, практичным и подкованным в какой-то области – это скорее преимущество, особенно для представительниц прекрасного пола.

При упоминании половой принадлежности Мона хихикнула.

– Возьмем, к примеру, семейство Пратт, – продолжал сержант. – Мюриэль и Гертруда разбираются в самых разных вещах, знают, как избавить мериносов от паразитов, продают корм для цыплят и порошки против пухоедов, а еще торгуют галантереей, вареньем и дамским бельем. Таких везде возьмут на работу.

– Но мама говорит, это так гру-убо…

– Да-да, я в курсе, твоя матушка – весьма утонченная особа.

Сержант с улыбкой приподнял фуражку и вошел в магазин. Мона достала из манжета смятый носовой платочек, прижала его к открытому рту и растерянно заморгала.

Элвин Пратт, его жена Мюриэль, дочь Гертруда и мясник по имени Реджинальд Блад энергично трудились каждый у своего прилавка. Гертруда отвечала за бакалею и галантерейные товары. Каждую покупку она обвязывала шпагатом, который отрывала без помощи ножниц, голыми руками, что, по мнению сержанта Фаррата, указывало на определенное мастерство. Миссис Мюриэль Пратт была экспертом по скобяным изделиям и предметам мужского туалета, причем поговаривали, что в первых она разбирается больше, нежели во вторых. Мелкоштучная кулинария и мясной отдел располагались в дальнем конце магазина, где Реджинальд разделывал туши, резал мясо, набивал фаршем овечьи кишки, а затем аккуратно развешивал ожерелья из колбас над рядами отбивных, выложенных на прилавок. Мистер Элвин Пратт имел обходительные манеры и душу скупердяя. Он трижды в день собирал с прилавка все чеки и вел алфавитный перечень должников, который держал в своем кабинете за стеклом. Покупатели, стоявшие в очереди, как правило, поворачивались к нему спиной, пока Гертруда взвешивала овсяные хлопья или подавала жаропонижающие порошки, потому что в это время мистер Пратт демонстративно доставал из больших выдвижных ящиков тетради и принимался медленно листать страницы в синюю клетку.

Сержант Фаррат подошел к Гертруде, крупной застенчивой девушке в темно-синем платье с цветочным рисунком. За стойкой она стояла неестественно прямо, словно аршин проглотила. Ее мать, полная, невыразительная дама, облокотилась на соседний прилавок.

– Гертруда, Мюриэль, как поживаете?

– Прекрасно, сержант, большое спасибо.

– Надеюсь, вы пойдете смотреть, как наши ребята завоюют сегодня кубок?

– В магазине много дел, сержант Фаррат, – ответила Гертруда. – Сперва работа, потом отдых.

Сержант задержал взгляд на лице девушки.

– Ах, Гертруда, крепкой лошадке всегда найдется поклажа. – Повернувшись к миссис Пратт, он с улыбкой произнес: – Мюриэль, не отмерите ли мне гинема в голубую клетку? К нему мне понадобится косая бейка в тон. Хочу повесить занавески в ванной.

Холостяцкие привычки сержанта были известны; он часто покупал материю на скатерти и шторы. Мюриэль считала, что у него наверняка лучшее столовое белье во всем городе.

Пока миссис Пратт отмеряла пять метров ткани, сержант Фаррат разглядывал в витрине пуговицы, а затем взял отрез, приложил к груди и разгладил, вдыхая аромат новой, еще жесткой ткани. Мюриэль тем временем подготовила оберточную бумагу.

Гертруда опустила глаза: под прилавком лежал номер «Женского иллюстрированного журнала». «Ковбойская юбка своими руками!» – кричала надпись на обложке. Симпатичная девушка кружилась, демонстрируя широкую юбку из веселенького гинема в голубую клетку, выкроенную по косой и украшенную бейкой с бантиками. Гертруда тайком улыбнулась себе под нос и проводила взглядом покупателя. Высокий, плотный сержант Фаррат с коричневым свертком под мышкой вышел через переднюю дверь и, перейдя дорогу, направился к машине Бомонтов. Их «триумф-глория» был припаркован недалеко от парка, на водительском месте кто-то сидел. Гертруда сделала шаг к двери, но из глубины магазина раздался властный окрик Элвина Пратта: «Гертруда, покупательница просит мякину!» Она прошла мимо длинных полок под низким потолком с вентиляторами к заднему входу, туда, где на залитой солнцем гравийной дорожке стояли Мона и Элсбет Бомонт.

Миссис Бомонт была о себе очень высокого мнения и вечно задирала нос. Дочка фермера, Элсбет вышла замуж за сына богатого скотовода, хотя впоследствии оказалось, что богатство отнюдь не такое большое, как она воображала перед помолвкой. Это была маленькая, сухая женщина с длинным, острым носом и надменным выражением лица. Как всегда, она была одета в темно-синее льняное платье, с плеч свешивалась горжетка из лисицы. На безымянном пальце поверх тоненького золотого ободка в бликах солнца сверкал крохотный брильянт. Ее дочь молча стояла рядом, теребя носовой платок.

Мюриэль, в затрапезном платье и грязном переднике, разговаривала с Элсбет.

– Наша Герти – очень милая и толковая девица. Когда, вы говорите, вернулся Уильям?

– Уильям вернулся? – тут же спросила Гертруда, расплывшись в улыбке.

– Да, и… – начала Мона, но миссис Бомонт ее перебила:

– Я жду!

– Солнышко, миссис Бомонт желает купить мякины, – промурлыкала Мюриэль дочери.

Воображение Гертруды нарисовало мешок мякины, подвешенный к носу миссис Бомонт.

– Хотите, я добавлю в мякину овса, миссис Бомонт? – предложила Гертруда.

Элсбет возмущенно втянула воздух, мертвая лисья голова на ее плече привстала.

– Жеребец Уильяма ест только чистую мякину, – отрезала миссис Бомонт.

– Готова спорить, вы – не единственная, кто рад возвращению вашего сына, – сказала Мюриэль и легонько толкнула Элсбет локтем.

Элсбет покосилась на Гертруду – та, склонившись над бочкой, насыпала мякину в холщовый мешок, – и громко заявила:

– Уильяму предстоит много работы в поместье. Вникнет в дела, обживется и станет трудиться на благо семьи. Конечно, наш Уильям не будет замыкаться только на работе. Он много путешествовал, вращался в обществе… Он теперь очень светский молодой человек, так что подходящую… партию ему придется искать… не здесь.

Мюриэль понимающе закивала. Гертруда подошла к Элсбет, наклонилась к покупательнице и провела рукой по горжетке. Пушинки рыжего меха медленно спланировали вниз.

– Там что-то белое, миссис Бомонт, на шкурке вашей бедной лисицы, – заметила Гертруда.

– Мякина, разумеется, – поджала губы Элсбет и презрительно засопела, глядя вдаль.

– Нет-нет, – невинно улыбнулась Гертруда. – Это другое. Похоже, вам надо прикупить нафталина. Принести коробочку? – Она вновь протянула руку, выщипнула клочок побитой молью шкурки и отпустила в воздух.

Проплешины на облезлом мехе не укрылись от цепких взглядов матери и дочери. Элсбет вознамерилась что-то сказать, но Мюриэль глухо промолвила:

– Мякина стоит как обычно.

Уильям Бомонт-младший прибыл в Дангатар накануне вечером, всего на несколько часов раньше Тилли Даннедж. Он окончил сельскохозяйственный колледж в Армидейле, таком же маленьком провинциальном городке, как Дангатар. Когда Уильям сошел с поезда, Элсбет Бомонт бросилась ему навстречу, зажала в ладонях его щеки и провозгласила: «Сынок, наконец-то ты вернулся домой, к своему будущему! Наконец-то ты снова рядом с матерью!»

Сейчас он ожидал ее и сестру, сидя в семейном авто. На коленях у него лежал смятый номер «Аргуса», объединенной газеты Уинерпа и Дангатара. Уильям смотрел на вершину холма, где стояла хижина. Из трубы в небо поднимался дымок. По слухам, хижину много лет назад выстроил один охотник, собираясь использовать ее как сторожевую вышку, чтобы не подпускать к городу бродяг и разбойников. Едва достроив сооружение, он внезапно умер. Местные власти выкупили дом и землю под ним, а позже устроили у подножия холма свалку. При последующей продаже лачуга задешево ушла вместе с участком.