Побег из СССР

Гроб был металлическим, а не деревянным (как положено), и при этом звуке Мише Кобахидзе стало плохо. Так плохо, что женщины решили дать ему воды, но воду не нашли, и жилья поблизости не было. Более того – вдруг никто не смог вспомнить, откуда, с какой стороны они пришли и где дорога, по которой они сюда добирались. Когда они шли из Тбилиси, все, не сговариваясь, старались запомнить дорогу, но как только раздался этот звук, дорога исчезла, и они оказались в незнакомом городе, в городе, который, как оказалось, существовал здесь же, совсем рядом с Тбилиси, с 1921 года. Это был подземный город. Сверху его скрывали полевые цветы, а внизу он таил новейшую историю Тбилиси и Грузии. Это поле скрывало историю Грузии XX века – в это подземное царство чаще всего попадали прямо из подвалов. Здесь покоились те, кому советская власть при жизни не подала бы воды, а мертвым вода уже не нужна. Поэтому никто не догадался (и сейчас не помнят), откуда, когда Мише Кобахидзе стало плохо, могильщик принес воду (жилья-то поблизости не было!), и всего несколько секунд оставалось до того момента, как поднимут крышку гроба. Они все же пропустили этот момент, хотя, кто знает, сколько раз представляли себе эту последнюю секунду родители Геги Кобахидзе. Гроб вскрыли остальные. Натия Мегрелишвили сразу же опознала покойника, но это был не Гега.

Но до того, как нашли гроб, в дождливую ночь 1999 года, когда на огромном, привольно раскинувшемся поле, где ничего не указывало на то, что здесь вообще кто-нибудь может быть похоронен, несколько человек с напряженными, взволнованными лицами копали землю, тот человек со странным лицом, в ответ на молчание Нателлы Мачавариани, громко сказал:

– Это то место, я точно помню.

– Уже пятнадцать лет прошло, – сказал кто-то.

– Здесь могила Геги, я помню точно.

Мужчины молча продолжили копать, и в тишине до тех пор слышалось их учащенное дыхание, пока одна из лопат не ударилась о гроб. При этом звуке все замерли, но лишь на секунду, и продолжили копать, потом подняли гроб наверх и поставили на край свежевырытой яма.

Когда мужчины подняли крышку, женщина быстро повернулась и стала ждать их реакции. Мужчины же озадаченно смотрели на труп, который после стольких лет опознать было сложно. И тогда Натиа Мегрелишвили, хотя и тихо, но уверенно сказала:

– Это не Гега.

Эка Чихладзе и представить не могла, что ей когда-либо придется вновь увидеть Сосо Церетели, на котором и через пятнадцать лет все еще были те джинсы, которые она запомнила с их последней встречи за несколько дней до угона самолета…

Тина

А пятнадцать лет назад, 18 ноября 1983 года, в открытой двери неудачно угнанного и приземлившегося в аэропорту Тбилиси самолета, в ожидании страшного финала, стояла молодая женщина с лимонкой в руках, и на ее лицо капал дождь.

Как раз для того, чтобы ускорить неизбежный финал, и стояла Тина с гранатой у входа в самолет – для того чтобы власти наконец решились сделать то, что собирались. Мучения людей в самолете затянулись настолько, что они только и мечтали, чтобы все поскорее закончилось: и те, кто наблюдал за событиями снаружи, и те, кто сидел внутри. Хотя в этом изрешеченном пулями самолете сидели не все – среди пассажиров и членов экипажа были погибшие, тела некоторых из них так и остались лежать у выхода из салона. Там были и раненые – тишину салона разрывали их стоны, а кто-то шепотом умолял Тину не взрывать гранату. Тина долго не отвечала, но потом все же ответила, скорее для себя и как бы со странным сожалением:

– Успокойтесь, она не настоящая.

Но и после этого на лице женщины, что просила, так же как и на лицах остальных, все еще оставался ужас, а Тина искала взглядом самое главное и дорогое лицо. Нашла, но лишь на секунду заглянула в глаза Геги.

Их взгляды встретились всего на одну секунду, потому что именно в этот момент расположившийся над их головами спецназ начал штурм, и салон наполнился белым дымом…

Она с самого детства была красавицей, нравилась мальчикам – всюду, куда бы она ни шла, они старались произвести на нее впечатление: в школе, на рисовании, на английском.

Но когда она выросла, все это начало ее раздражать: Тине казалось, что ее красота интересует парней гораздо больше, чем ее творчество, которое она считала более интересным, чем свою внешность.

Тина думала, что ее душа гораздо интересней, глубже, чем ее внешняя красота, но парни этого не замечали. Возможно, как раз из-за этого она так никого и не полюбила до знакомства с Гегой.

Тина уже была студенткой Академии художеств, когда Гега где-то случайно увидел ее рисунок и разузнал номер телефона автора. У автора того рисунка оказался такой голос, что, казалось, ее обладательница поверила бы всему, что бы ни сказал ей Гега, а Гега сказал, что ему очень понравился рисунок, он хотел бы познакомиться с автором, но хочет сразу сказать Тине, что он инвалид. Гега потом долго не мог понять, почему он тогда так зло пошутил, но ответ Тины его просто ошеломил:

– Не важно, что вы инвалид, для меня в человеке главное – его духовное здоровье.

Девушка, у которой был такой детский голос, скорее походила на ангела, чем на студентку Тбилисской Академии художеств, и Гега сразу повесил трубку. Скорее всего, от растерянности и неожиданности – такого ответа он действительно не ожидал. Гега даже не думал, что современная тбилисская девушка может оказаться такой, и жалел, очень жалел, о своей глупой шутке, хотя старался оправдать себя тем, что так и не сказал Тине, кем он был на самом деле. А Гега был очень молодым, всего двадцатидвухлетним актером, на его счету уже было несколько успешных ролей в кинофильмах, и его фамилию в Грузии знали все, кто любил кино. Как талантливый актер и просто красивый парень, Гега был очень популярен в Тбилиси того времени, особенно среди молоденьких девушек. А вот этого Гега как раз и не хотел. Он не хотел использовать свою популярность, поэтому и выдумал, что он – инвалид и не может передвигаться без коляски. Гега подумал еще немного, и решил, что теперь отступать будет только хуже, и снова набрал номер Тины.

– Слушаю, – раздался тот же детский голос, по которому Гега уже успел соскучиться, хотя девушка с этим голосом вновь заставила его растеряться, и от неловкости он раскашлялся. Гегу считали самым талантливым из молодых актеров, но сейчас ему роль явно не давалась. Вдруг ему стало стыдно за то, что он усомнился в своем профессионализме.

– Это опять я, – робко произнес наконец Гега и кашлянул еще раз.

– Куда вы пропали? – искренне удивилась Тина.

– Никуда, просто разъединилось.

– Что вы сказали?

– Когда?

– До того как разъединилось.

– Сказал, что я инвалид и передвигаюсь в коляске.

– Не страшно, если вы не против, я могу прийти к вам домой и принести свои рисунки.

– Нет, что вы, не хочу вас беспокоить, к тому же…

– Что к тому же?

– Я и так почти все время дома и предпочел бы встретиться где-нибудь, вы меня понимаете?

– Конечно. Я вас прекрасно понимаю. Мне просто не хотелось вас беспокоить, а вышло наоборот.

– Где вы скажете, там и встретимся.

– Я приду туда, где вам будет удобней.

– Лучше я вас встречу у Академии, после лекций.

– А как вы меня узнаете?

– Вы сами легко меня узнаете – не думаю, что еще у кого-нибудь, похожего на меня, будет свидание перед Академией.

– Я же сказала, что прекрасно понимаю ваше состояние…

– Но, наверное, все же неприятно, что после лекций такую красивую девушку, как вы, встретит инвалид в коляске с колесиками…

– Такую красивую, как я? Вы что, знаете, как я выгляжу?

– Не знаю, но какой бы вы ни были, подруги, наверное, все же удивятся, увидев перед Академией вашего поклонника-инвалида.

– Моя жизнь – это мое личное дело.

– Завтра?

– Что завтра?

– Можно я приду завтра?

– Завтра лекции у нас заканчиваются в три.