Имперский марш

Одновременно появились две оставшиеся команды: «сколопендры» во главе с Юлькой и Наткины «орланы». Юлька сердито кинула пять фрагментов на рояль и отошла в сторону – они, как и мы, тоже не успели сделать последнее задание. А Натка и ее пацаны… Они тащили пазлы в руках! Когда я увидела, сколько у них кусков, сразу поняла, кто победитель. Мало того что они выполнили все свои задания и получили пазлы за те команды, которые не успели! Картинка обычно рассчитана на десять команд, значит, кусочков должно быть шестьдесят, оставшиеся механизм тоже выдает той команде, которая успевает справиться с шестым заданием. Но тут было явно не шестьдесят, а штук сто! И «орланы» буквально раздувались от гордости, волоча все это. Потому они и задержались, ведь ящичек маленький, выдает частями. Я видела, как взлетели вверх брови у Ирины Андреевны, как Юлька разинула рот, а Виталик застыл на месте. Кто-то во все горло заорал: «Вау-у!» Натка вздрогнула от этого крика и рассыпала пазлы.

И мы все дружно ломанулись их подбирать.

…А потом складывали картину прямо на полу потому что рояль оказался маловат. Но сначала тетя Лена, наша повариха, внесла огромное блюдо с вафлями и вручила команде победителей. Вообще-то, конечно, это не совсем честный приз, потому что «орланам» пришлось делиться с остальными – ведь эти остальные, то есть мы, ходили вокруг них хороводом и заглядывали в глаза. В результате пацанам из Наткиной команды досталось по одной штуке, а Натке вообще половинка, и то потому, что я успела вовремя ухватить последнюю вафлю перед носом у Юльки и поделилась с подругой. Но я никогда не видела Натку такой счастливой, как сегодня.

Вафли исчезли в один момент, и мы занялись картиной. Фрагментов оказалось сто двадцать – то есть в два раза больше, чем всегда! Ирина Андреевна и наш учитель тихо переговаривались – казалось, они тоже удивлены. Вообще этот механизм – загадочная штука. Никто не знает, кто и когда его сделал. Он просто всегда был.

– Слушайте, но это же не орлан, – подал голос Славка, когда полкартины было собрано. – Орлан либо птица, либо человек, а это…

Славка был прав. Человек, сложенный из кусочков, был с крыльями. Орланы так не могут: они либо одно, либо другое.

– Может, мы не туда их приставили? – подал голос Ванька, но его никто не поддержал. Видно же, что туда.

– А вот мы сейчас соберем, и Ирина Андреевна нам расскажет, да? – воскликнул Женек.

– Не знаю, ребята, – покачала головой директор. – Это что-то новое для меня.

– Как?!

– Так же неинтересно! – послышалось со всех сторон.

– Вы собирайте, собирайте, – подал голос Ярослав Игоревич. – Может, мы и так все поймем.

…Но мы не поняли. С собранного пазла на нас смотрели два воина, скрестившие мечи в поединке. Один из них был человеком с крыльями, другой – волшебником. Только у волшебников бывают такие плащи. А вокруг был лес – наш лес, с такими же соснами, рябинами и орешником.

Ирина Андреевна так и не рассказала легенду – утверждала, что не знает. И у орланов не спросишь – им нельзя рассказывать про игру. Никому нельзя. Никогда.

Картина была такой красивой, что мы дружно умоляли директора разрешить оставить ее до утра.

Но она, как всегда, не разрешила. Пришлось сломать. А так жалко!

После этого мы все отправились на ужин. Он и так сместился из-за игры. Поэтому почти сразу после ужина – спать.

Но меня это не расстроило. Потому что я-то сразу спать не собиралась, у меня было запланировано одно очень-очень важное дело.

Глава вторая,

в которой мы поближе знакомимся с Аней Пчелкиной

Аня

Наш интернат «Зеленый угол» построен у самого леса. Здесь чистый воздух и тихо, только кричат на деревьях сойки да стрекочут кузнечики по ночам. Здание, в котором мы живем, – старинное, с колоннами у входа, ажурным крыльцом и высокими полукруглыми окнами. Правда его давно уже не ремонтировали, и какого цвета раньше были стены – непонятно. Сейчас они бурые, с потеками от дождевой воды.

На башенке нашего интерната – она у нас одна, над центральными воротами, – торчит флюгер. Что он означает, я не знаю – какой-то двуногий карандаш и странная полукруглая линейка. От ветра он крутится и издает тихие звуки.

Говорят, все улицы нашего острова ведут в центр, где находится площадь.

Большие часы на площади играют мрачный марш. Сегодня мне пришло в голову: а что, если заставить их играть что-то другое? Ну хотя бы колыбельную, которую няньки поют младшим в интернате? «Крошка, спи, погасли свечи». Никто так и не смог сказать мне, что же такое «свечи». Видимо, что-то типа солнц, только их много и они маленькие. Это песня про другой мир, в ней не очень понятные слова. Но музыка красивая, вот бы часы играли ее! Думаю, я смогу изменить мелодию, если только взять губную гармошку. Один раз у меня получилось изменить отвратительный скрип входной двери на дилинь-дилинь. Никто не знал, что это я, все решили, что привратник наконец-то поменял пружину. А привратник и вовсе не заметил, он глуховат.

Самое сложное – улизнуть из интерната. Девчонки спят крепко, но в спальню может заглянуть дежурная. Придется сотворить сопелку.

В начале осени у меня всегда немножко насморк, воспитатели говорят – аллергия, но никто не знает, что это и как от этого избавиться. Я привыкла. Только Юлька раньше жаловалась, что по ночам я соплю и не даю ей уснуть, хотя мне казалось, что она быстро засыпает. Но, после того как Маша поменялась с ней кроватями, Юлька спит в дальнем от меня углу, и мой насморк ей больше не мешает. А Машу даже пушкой не разбудить. Что такое пушка, тоже никто не знает, но так говорят.

Лучше всего было бы сделать сопелку из будильника. В прошлый раз я засунула будильник под одеяло вместе с курткой, чтоб было похоже, будто я накрылась с головой, потом посвистела ему, и он так классно сопел! Когда дежурная заглядывает в палату, она не подходит к каждой кровати. Юльку видно от двери, Маша никуда не денется, она очень послушная. Опасаться можно только за меня. Но мое аллергическое сопение – гарантия того, что я на месте. А в тот раз, когда сопел будильник, я бегала в лес слушать дрозда. В городе дрозды не поют, а в лес ночью бегать нельзя. Приходится делать это тайком.

Но вчера Юлька, когда подметала, двинула стол, будильник упал и разлетелся на детальки. Он и так-то чудом работал, потому что был очень старым, ведь я нашла его в кладовке среди хлама. Бестолковая Юлька, от нее одни неприятности! Починить я уж точно не смогу, но мне пришла в голову идея: взять в кружке авиамоделирования, у мальчишек, моторчик, он умеет жужжать. А если ему посвистеть, он тоже начнет сопеть, я уверена. Главное – завтра вовремя вернуть его на место, пока не хватились.

Я так и сделала. Стянула моторчик, когда пришла возвращать Славке «змейку». «Змейка» хорошая штука, из нее можно складывать всякие фигуры, но для сопелки она не годится – не звучит. Славка кивнул и даже не посмотрел, как я кладу змейку на стол. Ну я и воспользовалась – взяла, что мне нужно, и побыстрей свалила. Всю игру я не вспоминала об этом. Но как только девчонки уснули, запустила моторчик, посвистела и, стоило ему перестать жужжать, изобразила сопение. Мой план сработал! Заряда хватит минут на тридцать. Надо успеть сбегать на площадь – тут рукой подать, – переучить часы и вернуться.

Перед выходом я достала из тумбочки маленькое зеркальце. На меня глянула худенькая девчонка с всклокоченными светлыми патлами, ртом до ушей, серыми глазами и длинными-длинными пальцами.

Да, это я, Анна Пчелкина, Насекомое, – так меня называют некоторые учителя, да и дети тоже. Кто-то зовет ласково, по-дружески, кто-то – обидно. Но я привыкла.

Фамилию мне дали в интернате – говорят, я жужжала, не переставая, как надоедливая муха. Но мальчик по фамилии Мухин в «Зеленом углу» уже был – Славка. Причем у него фамилия настоящая, от родителей. Сам Славка на муху ничуть не похож: молчаливый и скромный. И внешне вроде тоже ничего от вредной летающей букашки нет: глаза печальные, светло-голубые, волосы русые, всегда причесаны, уши слегка торчат. Славка как Славка, в общем.