Страница 14 из 15
– Видишь ли, Леджер очень отличается от твоего отца. И вообще, она настолько необычная Черная Ведьма, что большинство о ней даже не слышали. Она ведет очень уединенный образ жизни, однако несколько дней назад я удостоилась чести быть принятой ею. У нее много даров, и она располагает огромными знаниями о магии. Возможно, она поможет тебе получить доступ и к некоторым дарам твоего отца, а не только заставит работать амулет.
– Но зачем ей помогать мне? Да еще и уступать мне свою половину – за красивые глаза, что ли?
– С ней можно договориться. Я рассказала ей о тебе, и она очень тобой заинтересовалась.
Я смотрю на Ван. Она такая же холодная и загадочная, как всегда. Шрамы, оставленные на ее лице Меркури, почти прошли. На ней сейчас не любимый строгий костюм в пастельных тонах, а простые темные брюки, джемпер и зимняя куртка. Выражение лица непроницаемое. Я доверяю ей, хотя знаю, что она почти всегда преследует какую-то свою цель.
– Так зачем Леджер помогать мне?
– Чтобы узнать это, ты должен сам встретиться с ней.
– Ты говоришь, что я рискую, нападая на Охотников; а откуда ты знаешь, что она просто не заберет у меня половинку амулета Габриэля и не убьет меня самого, раз она такая могущественная?
Ван едва заметно улыбается.
– Потому что убийство – не ее стиль. Кроме того, я уже отдала ей свою половинку амулета.
– Что?!
– Как знак полного доверия. Леджер наверняка знает, как починить этот амулет. Но говорит, что сделает это только для правильного человека. Так что нам остается надеяться, что этот человек – ты, Натан.
Я стану бояться тебя больше всех на свете
Ван с Несбитом возвращаются в лагерь, а мы с Габиэлем отправляемся на пробежку. Я спрашиваю его:
– Ты переживаешь из-за того, что Ван отдала твою половинку амулета?
– Нет, конечно. Я же сам отдал его ей в обмен на ее помощь, в благодарность за то, что она спасла мне жизнь. Пусть делает с ним что хочет. К тому же я ведь говорил тебе, Натан: меня больше не интересуют эти штуки. Да и никогда особенно не интересовали.
– И как, по-твоему, отправляться мне за этим амулетом или нет?
– Я как раз думаю об этом.
Я тоже. Познакомиться с Леджер, конечно, хочется, да и амулет меня тоже интересует, но отвлечься на них – значит, отказаться от поисков Анна-Лизы. Хотя я уже начинаю понимать – точнее, принимать то, что понял еще несколько недель назад – Анна-Лиза скрылась, ее здесь нет. И она может оказаться где угодно.
Пару часов мы бегаем, потом возвращаемся в лагерь. Греторекс, Ван и Несбит заняты с Донной, и мы присоединяемся к ним. Несбит держит Донну, а та выглядит так, точно вот-вот отключится.
На земле стоит одна из каменных чашек Ван с остатками какого-то снадобья. Зелья правды, наверное.
Ван бросает взгляд на меня, потом снова поворачивается к Донне и спрашивает:
– Зачем ты хочешь вступить в Альянс?
– Там я смогу делать добро, – Донна едва ворочает языком, как пьяная.
– Какое добро?
– Убивать плохих парней.
– Кто плохие парни?
– Те, что творят зло, нехорошие.
– Но кто они? Назови хотя бы одного.
– Плохие парни. – Донна, похоже, сейчас уснет.
Ван настаивает:
– Охотники плохие?
– Они убивают членов Альянса.
– Да, но они плохие или нет?
– Они связали мне руки, заткнули кляпом рот и морили меня голодом. – Тут ее взгляд ненадолго фокусируется на мне, и она добавляет: – Он их убил.
– Ты знаешь его имя? – Ван показывает на меня.
– Натан. А еще Фредди.
Ван смотрит на меня, выразительно подняв брови.
– Фредди?
Я киваю.
– Натан плохой парень?
– Он убивал Охотников.
– Поэтому он плохой или хороший?
– Все говорят, что плохой.
– А что ты скажешь?
– Он отдал мне весь шоколад.
Ван раздувает щеки. Вид у нее усталый.
– Ты шпионка?
– Нет.
– Убийца?
– Я хочу убивать плохих парней.
– Кто плохие парни?
– Те, что творят зло, они плохие.
Мне почему-то кажется, что они уже давно топчутся на одном месте, и я решаю уйти: пусть переливают из пустого в порожнее без меня.
Позже я спрашиваю у Ван, как все прошло. Она встряхивает головой.
– Трудно. Для идеального результата надо, чтобы зелье было сварено на заказ, так сказать, по индивидуальной мерке клиента. А я пользовалась общим рецептом, но даже с ним она должна была говорить только правду.
– Ну? И какой твой вывод?
– Мне не понравилось, что все ее ответы были какие-то однотипные. Честные, но не открытые. Однако судить пока рано. Надо сварить зелье специально для нее.
Ван предлагает мне сигарету, я беру. Затягиваюсь – и тут же снова выталкиваю дым. Я удивлен: сигарета простая, фейнская.
– Американская, – подтверждает Ван, словно читая мои мысли.
– У тебя, наверное, нет с собой того зелья, которое помогало мне спать?
Ван не сразу, но все же спрашивает:
– Дурные сны?
Я пожимаю плечами.
– Просто сны. – И задумываюсь, не рассказать ли ей о своих видениях. Потом решаю, что не стоит: как-нибудь в другой раз.
– У меня тут кое-что есть. – Опустив руку в карман куртки, она вынимает несколько крохотных бумажных пакетиков. Точнее, клочков бумаги, свернутых так, чтобы занимали совсем мало места. Из них она выбирает три.
– Зелье очень сильное. Принимай строго по одной порции на ночь, иначе не проснешься. – И она замирает, держа квадратики над моей протянутой ладонью. – Ты ведь не соблазнишься проглотить их все сразу, а, Натан?
Я смотрю в сапфировую синеву ее глаз. И отвечаю:
– Каждый день подмывает.
Я не говорю ей, что единственное, что пока удерживает меня от самоубийства, это мысль об Анна-Лизе, о том, что она ходит где-то на свободе, живая и невредимая, и еще о том, что если я умру, а она будет продолжать жить, то мысль о такой несправедливости испепелит меня даже в аду. Только когда она умрет, я сдамся.
Я уже почти решаю отправиться на поиски Леджер, но меня удерживает Греторекс: она хочет, чтобы мы с Несбитом и Габриэлем сначала помогли ей устроить лагерь. Она вводит новый режим ежедневных проверок местности непосредственно вокруг лагеря и еженедельных – более широкого пространства. В каждом лагере Альянса по два прохода: первый для связи с другими, а второй, запасной, ведет куда-нибудь очень далеко – на всякий случай. Греторекс говорит:
– Система проходов позволяет нам не слишком расширять территорию лагеря, но сами проходы тоже могут стать проблемой. У Сола есть по крайней мере один Охотник, который в состоянии их почуять.
Я киваю.
– Мой отец считал, что надо заполнить проходами весь мир. Пусть тогда Охотники побегают.
– Хорошая мысль, но пока мы будем продолжать прятаться и как можно чаще менять места.
Группу новичков посылают на ежедневную проверку ближней территории, а мы с Несбитом и Габриэлем идем дальше, посмотреть, нет ли там каких-нибудь признаков того, что нас выследили.
Хорошо смыться из лагеря хотя бы ненадолго. Несбит, Габриэль и я заранее договариваемся о том, кто из нас какую территорию будет обследовать в течение дня, так что утром мы расстаемся и отправляемся каждый в свою сторону, и только вечером снова собираемся вместе. Три дня мы обходим лагерь Греторекс по большому периметру и не находим ничего подозрительного; напротив, вокруг все на удивление спокойно.
Каждый день я упражняюсь в своих дарах. Невидимость, огонь и молнии даются мне все легче и получаются все лучше, а один раз мне даже кажется, что я вот-вот научусь останавливать время. Правда, останавливать надо совсем не время. Отец делал не это. Он останавливал мир, или, по крайней мере, замедлял его настолько, что он как будто останавливался. Я повторяю то, что на моих глазах делал он: по кругу тру ладонь о ладонь и думаю о движущемся мире, потом прижимаю обе ладони к голове и представляю себе, что весь мир останавливается, а двигаюсь только один я. Поднимаю глаза и вижу, что все вокруг как бы замерло. Я поворачиваюсь к Габриэлю, он сидит неподвижно и смотрит на меня. Вдруг все вздрагивает и начинает двигаться. Габриэль моргает.