Богатырь

– Захочу, – кивнул Илья. – А еще научи меня этой силой править. Вдруг я ее в ноги влить смогу, как думаешь?

– А что тут думать? – Богуслав потянулся через стол и хлопнул младшего брата по крутому плечу. – Помнишь, как старый Рёрех учил? Ты не думай. Ты делай.

Глава 7

Зима пришла и обосновалась по-настоящему.

Водный путь сменился накатанным зимником. На охотничьих луках поменяли тетивы – чтоб не боялись морозов. Хотя морозов особых и не было. Возок, на котором Илья перемещался по Морову, сменили на санки. Но санками Илья пользовался редко. Моровские умельцы собрали новые ходунки и поставили их на лыжи. Внутри вместо кожаных штанишек – просторный меховой мешок. Матушка, приехав, особо предупреждала, чтоб не застудил ноги, а то отрезать придется.

Иной раз Илья думал: лучше бы отрезать. Толку от них. Но никак не расстаться с надеждой, что когда-нибудь оживут. Тем более что и матушка обнадежила: ухудшения нет. Девку Лиску, что следила за ногами Ильи, похвалила. Сказала: хорошо следит, правильно мнет-гладит, умащает. Хотя что ж хорошего? Не ноги теперь у Ильи, а палки тонкие, мертвые. Выученная Богуславом у синдца наука не помогала. Сколько ни представлял Илья, как его ноги оживают, толку не было. Зато копить силу в плечах и руках – получалось. Немного похоже на то, что дед Рёрех называл «Перун в тебя входит». Теперь Илья тоже мог рвать руками ремни. Руками он много чего мог. Батя Илье лук новый привез. Сильнее прежнего. Хвалил Илью батя. За то, что старается. А Илья себя не неволил. Ему в радость силушку тешить. И ловкость упражнять. Они с батей даже немного на мечах побились: Илья, понятное дело, в ходунках был. Но и клинком рубил, и щитом отбивал крепко. Ясно, что до истинного воя далеко. Без ног-то. Но вроде уже и не совсем калека. А уж как лук Илья возьмет, так и вовсе воин. Может, меткостью себе, прежнему, целому, и уступит, а вот силой – ничуть. Стрелы его хорошо бьют. На ста шагах ни одна бронь не остановит, на пятидесяти – ни один щит. Со щитом – проверяли. Разбивает не только легкий нурманский, но и византийский всадничий, если стрелой с правильным наконечником бить.

А еще Лиска в Илью влюбилась.

Красивая девка – Лиска. Румяная, грудастая, коса рыжая, толстая, если распустить – ниже тугого зада. Прозвищем – Лиска, а по статям – кобылка крепкая. Не идет – играет. Наверняка охотников оседлать такую – немало. А вот – угораздило!

Илья удивлялся: как его любить можно? Еще понятно, если б издали влюбилась. Верхом Илья-то и сейчас хорош. Плечи широки, грудь кольчужным серебром облита, конь боевой… Княжич.

Но Лиска Илью в слабости видела, да еще в какой. И что проку от Ильи в мужском деле – никакого, знала. А девке ласки мужской хотелось. Налилась. Кабы не приставила ее матушка за Ильей ходить, давно б замуж вышла. Ласкала Лиска Илью, будто украдкой. То ладошкой по груди проведет, то по животу. Иной раз и уд заденет… И красным зальется. И с чего бы? Раньше, когда Илья под себя ходил по слабости безмерной, она ж за ним и ухаживала.

Влюбилась.

У Ильи девки, понятно, уже случались. До того, как покалечило. Не то чтобы он был до них большой охотник… Но доводилось, и не раз, сладкое попробовать. По нему не особо скучал. Воинских утех куда жальче. Лиске трогать себя Илья не запрещал. Пусть. Ему – без разницы.

Зимник – это хорошо. По зимнику гости в Моров стали наезжать чаще. И работа строительная пошла веселей. Церковь под крышу подняли, терем достроили.

А вот батя заезжать перестал. Илья от людей слыхал: трудности у него в Киеве. Что врагов у бати много, это понятно. Чем сильней человек, чем удачливей, – тем больше вокруг обиженных. Но друзей у сильного человека всё равно больше. Друзья у бати по большей части – воины-воеводы, а враги – купцы, которых он выгоды лишил, да бояре-мытники, у коих с батей споры вечные. Еще говорили: с великим князем у бати не всё хорошо. Разладилось. И виновным в том разладе был боярин Блуд. Блуд этот в батиных недругах еще при Ярополке был, но уже тогда Владимиру служил втайне. И сидеть бы Блуду от Владимира ошую[8], да перестарался. По его указке нурманы Ярополка зарезали. У Владимира на глазах да без его воли. Владимир тогда осерчал и прогнал Блуда прочь. А сейчас – простил. Когда Добрыня с Путятой новгородцев покрестили, Владимир поставил Блуда в Новгороде княжьим наместником. Батя великому князю прямо сказал: кто однажды предал – снова предаст.

Поссорились, в общем. Ох обрадовались батины враги, начали козни строить, хулу на него говорить. И отступились многие от князь-воеводы Серегея. Из зависти к богатству его, к силе его рода и славе его. К тому, что торгует он с теми же ромеями не по договору, а свободно. Слухи поносные распускали.

Это тревожило.

Но когда Илья поделился своими тревогами с Кулибой, тот лишь рукой махнул: пустое, мол. Змея из-под колоды на тура шипит – и пусть. А рискнет пасть разинуть – сгибнет под копытом.

В Киеве князь-воевода сам разберется. Не впервой, чай. Кулибу другое беспокоило. На дороге, что от Морова на заход вела, шалые людишки озоровать начали. Второй караван уже «потерялся».

А тут с утра вестник прибежал. Нашли караваны. Первый – в трех поприщах от Морова, второй подальше – в шести.

Людей побили, в возы побросали и – в овраг всё. Груз из возов, понятно, исчез. Это с первым так. А со вторым – иначе. Там тоже возы в стрелище от дороги спрятали, а вот людей не всех нашли. Только охрану да самого купца. Остальных же – жену его с двумя дочерьми, брата младшего и тринадцать челядников – с собой забрали. Их искать теперь бессмысленно. Много времени прошло, никаких следов не осталось.

Сотник батин Развай прискакал с гридью, но и ему тоже непонятно, что делать. Чтоб леса здешние прошерстить – и тысячи воев маловато.

Кулиба в Киев сбегал – за указанием.

– Дорогу надо держать крепче! – заявил ему князь-воевода. – Дать тебе еще людей?

– Не надо, батько, – отказался бывший полоцкий сотник, а ныне воевода Моровский. – Они небось добро припрятали, людей подальше отогнали, а сами по селищам разбрелись: мол, мы мирные охотники. Как узнаешь, если видаков не осталось?

– Тебе видней, – не стал спорить князь-воевода.

– Дела в Киеве, – сказал Кулиба. – Он разберется, но пока ему не до нас. А наше дело – разбой прекратить.

Это верно. Вовсю подзуживают бояре великого князя против бати. Уже донесли, что в Моровском княжестве купцов губят. И князь-воевода Серегей ничего с этим поделать не может.

– Но ты не боись, Илюха! – обнадёжил Кулиба. – Ворогов много, но и друзей в Киеве у батьки – хватает. Тот же воевода Претич. Ну и другие варяги тоже. Стрый Владимира, Добрыня, всегда к нашему батьке расположен был, а Владимир его слушает. Да и сам наш батько и не из таких передряг выбирался. Сдюжим!

Успокоил. Отчасти. Но особенно обидно – ничем Илья-калека бате помочь не может.

И не догадывался тогда Илья, что беда с Горы киевской не к бате придет, а постучит прямо в моровские ворота.

Глава 8

Беду Илья увидал случайно. Не увидал даже – угадал.

А началось с того, что плотники достроили вышку. И позвали княжича проверить.

Вообще-то работу должен был принимать Кулиба, но сотника в Морове не было. К нему прибежал посыл: нашли еще один разграбленный обоз. Пропавший только вчера. Обрадованный Кулиба тут же умчался со всей дружиной, надеясь сыскать татей по-горячему.

Если старшина плотников надеялся, что Илья примет работу, лишь взглянув на нее снизу, то надеялся зря.

– Давай-ка за мной, – сказал ему Илья и полез наверх. На руках. И куда быстрей, чем плотник.

Так и есть. Не доделали сверху. Бортики поставили хлипкие. Из хорошего лука стрелой насквозь прошьет. И продуха на крыше не оставили. Да что там продух – даже лист железный на пол не постелили. Вместо него прямо в середке настила прорезали люк. И лари для припасов боевых и сигнальных где?

8

Ошую (церк. – слав.) – сидеть по левую сторону. (Прим. ред.)