Дуэлянты

– Она наверняка зарабатывает на жизнь тем, что ворует детей, – сказал полковник.

Малышка вздрогнула.

– Мадемуазель, – продолжал де Сезак, – мы проводим вас до ворот вашего дома, но позвольте заметить, что вы поступили крайне опрометчиво.

– Вы правы, сударь! – искренне признало дитя. – Но вы прогоните эту женщину?

– Майор, вели этой гарпии убраться!

При этих словах цыганка выпрямилась и на удивление молодым голосом сказала:

– Гарпия и сама уйдет. Но с вами мы еще увидимся.

– Какая странная женщина, – прошептал полковник.

Вся только что описанная нами сцена заняла не так много времени.

Как бы там ни было, часы пробили восемь утра, офицеры без промедления проводили девчушек до ворот поместья и вернулись обратно.

Несколько минут спустя они уже стояли перед Маталеном и его секундантами.

– Господа, приносим вам тысячу извинений… – сказал полковник.

– За что же? – спросил маркиз.

– За то, что заставили вас ждать. Уже десять минут девятого.

– Полноте! – отозвался один из секундантов Маталена. – Мы знаем, что вы приехали, когда еще не было восьми.

– Полковнику присуща одна особенность, – сказал противник де Сезака.

– Какая еще особенность?

– Он любит брать под свою защиту маленьких девочек, – ответил маркиз. – Эта любовь ему дорого обойдется.

– Прошу прощения, сударь, – произнес майор, выходя вперед. – Но у воспитанных людей принято…

– У воспитанных? И что же у них принято?

– Если противники – воспитанные люди, то во время дуэли у них принято не открывать рот, особенно для того, чтобы высказать угрозу или оскорбление.

– А вот мы ни о чем подобном не слышали, – ответствовал маркиз.

– Значит, вы плохо воспитаны, – покачал головой майор.

– Сударь!

– Погодите, я еще не закончил, – продолжал Монсегюр. – Мне осталось лишь сказать, что если вы и дальше будете демонстрировать свою невоспитанность, нам придется заставить вас соблюдать приличия, и если вы в совершенстве владеете шпагой, то я – вот этими двумя руками.

– Майор! – гневно воскликнул Робер де Сезак.

– И обещаю – я буду лупцевать вас до тех пор, пока вы не согласитесь драться на дуэли, как и подобает дворянину.

– Давайте побыстрее с этим покончим! – воскликнул маркиз, побледнев от ярости. – Я к вашим услугам, господа.

Первым решил драться полковник.

Противники встали друг напротив друга. Робер де Сезак из вежливости отсалютовал врагу шпагой.

Сей старший офицер был довольно молод. Его открытое лицо, приятная бледность которого составляла разительный контраст с блестящими, густыми, коротко подстриженными черными волосами, было способно привести в восхищение не одного художника.

Ничто не в силах выразить энергию, которая плескалась в его больших черных глазах. Хорошо сложенный, шести футов пяти дюймов росту, с крепкими руками и ногами, он вполне мог бы послужить моделью для Геракла Фарнезе[1].

Его противник, напротив, был маленького роста, худощав, но при этом дьявольски ловок.

Майор привел в соприкосновение клинки их шпаг, резко отошел на два шага назад и сказал:

– Начинайте, господа, и выполните свой долг.

В воздухе будто сверкнула молния. Полковник отклонил голову влево и улыбнулся.

Маркиз не удержался от проклятия. Только что ему не удался излюбленный выпад, который впервые в его жизни сумел отбить противник.

– Эге… – протянул вполголоса один из секундантов Маталена. – В защите этот полковник ой как хорош.

Тем временем дуэлянты проявляли чудеса ловкости. Не успевал один из них сделать выпад, как другой его тут же парировал, обманные движения сменялись отходами и внезапными нападениями, сопровождавшимися звоном стали, на стороне каждого из противников были молодость, пыл и верная рука.

– Сударь, – не удержался от комплимента полковник, – а вы и в самом деле отменно фехтуете.

– Заметьте, первым молчание нарушил не я! – воскликнул маркиз.

Эту скупую фразу Матален произнес отрывистым, запыхавшимся голосом.

– Пропащий человек, – вздохнул полковник.

Монсегюр еле сдерживал себя. Пыл схватки не ослабевал ни на минуту. Маркиз, чувствуя перед собой сильного противника, решил действовать хитростью и обмануть искусного полковника с помощью какой-нибудь уловки.

Пока действующие лица и свидетели этого необычайного поединка были полностью поглощены перипетиями сражения, отвратительная цыганка, виденная нами на небольшой улочке, проскользнула в молодом сосняке, на опушке которого дуэлянты скрестили шпаги, предстала перед полковником и с дьявольской улыбкой на лице уставилась на него своими совиными глазами.

Вероятно, это странное видение взбудоражило Робера де Сезака. Этого мы точно сказать не можем. Полковник вдруг выпрямился во весь рост, взмахнул руками и с пронзенной грудью опрокинулся навзничь.

Из сосняка донесся раскат хохота.

– Двадцать пять миллионов медных труб! – взвыл майор Монсегюр, бросаясь полковнику на помощь. – Неужели этот желторотый птенец убил моего бедного Робера?

– Нужно послать за экипажем, – сказал хирург.

– Я займусь этим, майор, – ответил капитан, выступавший в роли секунданта.

Несколько мгновений спустя Робер де Сезак уже лежал на сиденье фиакра, а хирург осматривал его рану.

– Теперь моя очередь, господин маркиз, – произнес майор. – И если вы горите желанием поболтать, я вам разрешаю.

– Право, сударь, сейчас вы увидите, что после моих ударов оправиться невозможно, – ответил Матален, – даже если вы святой Георг собственной персоной.

– Слушая все это фанфаронство, сударь, вас можно принять за гасконца. Вы нас обоих вызвали на дуэль…

– И готов продолжить поединок, на этот раз с вами.

– Тогда за дело!

После пары выпадов Матален начал понимать, что перед ним противник, еще более грозный, чем полковник, и на какой-то миг in petto[2] даже пожалел, что согласился возобновить дуэль.

Крупное тело этого колосса вдруг превратилось в шар, окруженный непробиваемым мулине в исполнении его шпаги.

– Мальчишка! – процедил сквозь зубы майор. – Ты сразил моего полковника ударом в грудь? Что ж, посмотрим, кто кого теперь.

От защиты Монсегюр резко перешел к атаке и стал наносить удар за ударом.

Матален, теснимый противником, с трудом отбивался.

Вдруг Монсегюр отпрыгнул назад и опустил шпагу, увидев цыганку, которая устремила на него свой взгляд, сопровождая его сардонической улыбкой.

– Прошу прощения, господин маркиз, – сказал он, – а эта ведьма за вашей спиной тоже входит в арсенал средств, которые вы используете, чтобы убивать своих противников?

Матален оглянулся и побледнел.

– Гоните ее! – воскликнул он.

Старуха исчезла и поединок возобновился с новой силой. Но и на этот раз, несмотря на все его умение, рана была нанесена майору. Шпага маркиза вошла ему в грудь, офицер покачнулся.

Несмотря на это, Монсегюр сделал над собой усилие, шагнул вперед, побледнев как полотно, и сказал:

– Если мне не суждено умереть, господин маркиз, вы окажете мне честь встретиться вновь.

– Когда вам будет угодно, майор, – ответствовал Матален.

Но его ответа Монсегюр не услышал – за несколько мгновений до этого колосс рухнул на землю и его крупное тело без признаков жизни теперь лежало на утоптанной каблуками земле.

Вновь послышался пронзительный раскат хохота, а над зарослями ежевики мелькнула копна нечесаных седых волос мерзкой ведьмы.

III

В тот же день, когда маркиз де Матален в семь часов вечера вернулся домой, чтобы поужинать – в те времена ужинать было принято с семи до восьми, а обедать с двенадцати до часу – слуга сообщил, что с ним желает говорить какая-то старуха.

Матален, незадолго до этого поручивший некое гнусное дельце одной еще более гнусной мегере, решил, что это она, и приказал ввести старуху.

1

Геракл Фарнезе – мраморная статуя отдыхающего Геракла, хранящаяся в Неаполе.

2

In petto (лат.) – в душе.