Страница 6 из 37
Пройтись к выходу. Но едва стала подниматься из погреба наверх, как вдруг снова отозвался, отчего я невольно обмерла, сделав полуоборот.
- Кто ты такая?
Взвесить все за и против, перебрать мысли, ответы – и выдать:
- Враг.
***
И снова «блокпост», и снова неравнодушный к моей улыбке молодой мужчина лет так тридцати.
- Ну, что, нашли?
- Да вот, - несмело покрутил в руках небольшую сумочку с документами Серега. – Повезло. Вечно, эти бабы…
- О, да, это да… Но, ребята, не в обиду, не могли бы вы… открыть багажник? Так... мелкая формальность.
- А что, что-то произошло? – осмеливаюсь я на интерес.
И снова он тает под моим взглядом, улыбается в ответ.
- Да не, так, глупости всякие. Охота-то запрещена. Вот проверку делаем.
- А, ну, без проблем. Серега, ну, что ты сидишь? – пнула его вбок. - Мой брат – совсем идиот.
- Брат? – счастливо заулыбался верзила.
Коварно ухмыляюсь.
Выбираюсь наружу к нему. Поравнялись рядом. Кокетливый взгляд мой из-под ресниц, отвлекая нашего истязателя.
Миг – открылась дверца.
Сложно описать удивление всех нас, когда черный брезент, что прикрывал запаску, был замазан странной вонючей вязкой темно-коричневой жижей.
Пристыжено улыбаюсь.
- Это что еще?
- Лечебная грязь.
- Что? – уставился на меня ошарашено "незнакомец".
- Шучу, это от наших снастей грязь осталась.
- А где сами снасти?
- Местные отобрали.
- В смысле, местные?
- Ну, или неместные, - пожала я плечами. – Сказали, это их место, и сети – запрещены.
- А удочки где?
Тяжело вздыхаю.
- Давай, не будем о грустном?
- Хочешь, поедем, разберемся? Наваляю им.
- Ну, что ты… не стоит, - ласково касаюсь его плеча. Невольно вздрогнул, но не отстранился. Однако отступаю я. - Да и домой пора – родители волнуются. Главное, что по шее не получили – и то, хорошо.
- Странно всё как-то.
- Вот и я говорю, нафиг ваша Бальга – а они пристали, нет, там залив! Там лебеди! Там рыба!
- Телефончик свой оставишь?
Обмерла на мгновение я.
Загадочно ухмыляюсь.
Закусила губу.
- Ну, записывай…
Продиктовать. Дозвон – запищал аппарат в машине. Благо, вовремя одумалась – и не соврала.
- Увидимся как-то, да?
Улыбаюсь.
- Время покажет.
- Но я тех подонков, если что, найду.
- Не надо, не переживай.
Сесть в авто и, все еще с натяжной улыбкой на устах, провести взглядом своего ухажера.
- Лина, я тебя боюсь, - только и смогла прошептать мне в спину (с заднего сиденья) Лора.
Надула я губы, скривилась.
Черт, не одна ты… не одна ты.
***
Подъехать к мосту – выйти. Достать аппарат «ублюдка». Собрать. Включить.
Попытка разобраться с меню, отыскать книгу контактов, а там и заветное слово «Харлей».
- Да? Слушаю?
- Кое-кто сказал, что вы можете помочь человеку в беде…
Растолковать, кто нуждается в помощи и где его найти, предупредить о ситуации в целом, а дальше, едва повесив трубку, выключить аппарат. Разобрать его и вытащить симкарту. Швырнуть телефон и аккумулятор в реку.
И снова сесть авто – и снова ехать в нужном направлении. Домой. Наконец-то, домой.
Едва въехали в Гурьевский район – как опустила стекло, руку за окно – и выбросила в сторону посадки сломанную симку.
Глава 3. Клятва Гиппократа
***
С тех пор прошел год. О странном раненном молодом человеке с Бальги ничего больше не слышала. В газетах - пусто, по новостям - тихо. И связаться с нами никто не пытался. Что, конечно, во благо, и меня нехило тешило. Это, естественно, не считая звонки моего "кавалера" с дороги. Тот был более предприимчив - несколько настырных дозвонов на телефон еще в первую же неделю после событий, а затем - еще пару, спустя какое-то время. Я решила, что хватит играть в детские игры - и ответила. Короткие, холодные фразы. Ответы, шутки. А дальше объяснила, что парень появился: старые, дряхлые чувства, долго варившиеся в котле дружбы...
"Так что, отнюдь... не могу говорить о будущем с тобой. И пусть ты реально привлекательный, мужественный, храбрый, однако, сам понимаешь,... сердцу не прикажешь. "
Хорошие слова, действенные. И красивые, и толковые, пусть даже и затертые до дыр обыденностью. Ведь так оно и есть, мне даже не пришлось в этом врать: хоть, на самом деле, я одна, однако... не питаю никаких чувств и влечений к этому молодому человеку с дороги. И дело даже не в разнице возрастов, мировоззрения, и чаш весов, где он - бандит, а я - ... Дело в другом... Дело в том, что - мне мое одиночество вполне нравится. Я его ценю: никаких обязательств, зависимостей, обид, надежд. Всё ровно и тихо. Всё спокойно и гладко...
На удивление, мужчина все достойно воспринял, и даже согласился. Поблагодарил, что не скрывалась, не играла, а сказала честно, всё как есть.
И снова штуки, робкий смех, прощание... гудки.
Закончилось эпическое приключение на Бальге. Закончилось.
Прощай, безумие.
***
А вот и заветный день, к которому все мы (кто здесь собрался) шли последние (кто-то пять, кто-то шесть) лет.
Шикарные прически; местами безумный, яркий, броский макияж. Красивые платья, а поверх - у кого-то черные мантии с конфедератками, а у нашего факультета - белые халаты. Нервы натянутой струной от трепетного волнения. От ожидания... не так конца очередного этапа нашей жизни, как начала - Великого начала Великого будущего, ведь как иначе? Разве можно ждать чего-то меньшего, несоразмерного нашим надеждам и упованиям на грядущее?
В зале Кафедрального Собора (музея И. Канта и концертного огранного зала) (дань традициям) собрались и выпускники, и их родители, друзья, почетные гости и горячо любимые преподаватели, ректорат.
Забраться в пятый ряд - и сесть рядом со своими однокурсниками. Родители где-то там, позади - если обернуться, даже не видно.
Дрожь по телу.
Еще немного, еще чуть-чуть и мы станем врачами. Еще чуть-чуть - и сбудется наша большая, просто громадная мечта.
Глубокий вдох и улыбнуться товарищам.
- Поздравляю, - едва слышно кто-то где-то шепчет.
- Как ты?
- А на сцену вызывать будут?
- Смотри на Свету, боже, как она разукрасилась.
- А Женьку кто видел?
Пытаюсь игнорировать, вытолкнуть глупые, лишние звуки из головы.
Взгляд на сцену.
Раздалась торжественная музыка органа - как по команде, гул взволнованных разговоров покорно стих. Звучит студенческий гимн Gaudeamus.
Еще немного - и, наконец, вышел к микрофону ректор...
Приветственная речь, добрые, веселые улыбки.
А дальше стали поочередно каждый факультет чествовать своих отличников и активных деятелей студенческой жизни, награждать выпускников дипломами.
И вот уже и мы на сцене.
Волнительные поздравления, робкие, нервные улыбки, рукопожатия.
А дальше миг - которого все мы так ждали, причем, не меньше, чем самого получения в "сине/красной" корке документа.
Клятва российского врача.
Вышла к микрофону Лиля, моя одногруппница (активный деятель профсоюза ВУЗа) и, нарисовав сквозь скрытый страх улыбку, пустила пару вводных слов... Еще миг - и принялась зачитывать с бумаги слова великой силы и глубокого смысла, что звучат уже не одно тысячелетие, присягая вместе с нами (что покорно вторили за ней) не просто клятву Гиппократа, а клятву, в первую очередь, Человека, которому даны в руки могущественные инструменты вершения судеб, защиты, помощи и опеки всех в том нуждающихся.
- Добровольно вступая в медицинское сообщество, я торжественно клянусь и даю письменное обязательство посвятить себя служению жизни других людей, всеми профессиональными средствами стремясь продлить ее и сделать лучше; здоровье моего пациента всегда будет для меня высшей наградой. Клянусь постоянно совершенствовать мои медицинские познания и врачебное мастерство, отдать все знания и силы охране здоровья человека и ни при каких обстоятельствах я не только не использую сам, но и никому не позволю использовать их в ущерб нормам гуманности. Я клянусь, что никогда не позволю соображениям личного, религиозного, национального, расового, этнического, политического, экономического, социального и иного немедицинского характера встать между мной и моим пациентом. Клянусь безотлагательно оказывать неотложную медицинскую помощь любому, кто в ней нуждается, внимательно, заботливо, уважительно и беспристрастно относиться к своим пациентам, хранить секреты доверившихся мне людей даже после их смерти, обращаться, если этого требуют интересы врачевания, за советом к коллегам и самому никогда не отказывать им ни в совете, ни в бескорыстной помощи, беречь и развивать благородные традиции медицинского сообщества, на всю жизнь сохранить благодарность и уважение к тем, кто научил меня врачебному искусству. Я обязуюсь во всех своих действиях руководствоваться Этическим кодексом российского врача, этическими требованиями моей ассоциации, а также международными нормами профессиональной этики, исключая, не признаваемое Ассоциацией врачей России, положение о допустимости пассивной эвтаназии. Я даю эту клятву свободно и искренне. Я исполню врачебный долг по совести и с достоинством[1].