Спиною к будущему

- Лен, пошли, поговорим, - пытаюсь силой ее утащить в сторону от дороги, к пляжу.

Заливается странным, нездоровым смехом.

- Ты че такая злая? – гримасничает. Но еще один мой напор – и, отрываясь от своего ухажера, шагает, тащится за мной.

И вот, пока «Водитель» копался в песке (выковыривая его из-под колес и затыкивая вместо оного камни и доски), а остальные парни то советом помогали, то временами делом, мы направились с нерадивой моей подругой в сторону залива, ближе к воде.

- Ты что творишь? – рычу, уже не сдерживая злость. – Совсем рехнулась?

Ржет. Взгляд мне в глаза. Но вместо четкого осознания – словно пелена.

- Да че ты паришься? Клевые же ребята!

- Ты под кайфом?

Смеется, прикрывая ладонью рот, словно пряча, удерживая тайну.

- Ну…

- Что ну? – рявкнула я. – Что принимала? Курила?

Прыснула от смеха, закачала головой.

- Что, тоже хочешь?

- Не будь дурой!

Смеется.

- Да ладно, хоть перестанешь быть такой злой и расслабишься! А то он уже… сколько времени одна, сама говорила. А так… смотри, может с кем и замутишь!

- Ты – идиотка, что ли? Мы их видим в первый раз!

- Ой! Короче, погоди, - вдруг дернулась, остановилась. Нырнула рукой к себе в лифчик купальника и достала оттуда небольшой целлофановый пакетик с белым (желтоватого оттенка) порошком.

- Что это? – обомлела я от догадки.

Хохочет.

- Пока он тупил, я позаимствовала.

- Ты – дура, что ли? – рычу. – Убери быстро, а лучше верни или выброси!

- Шутишь? – смеется.

- Ты больная, если они сами нас не прикончат, то еще не хватало, чтоб милиция приняла.

Залилась едва не истерическим смехом Вышегородцева.

- Ты – больной параноик, Лин! Попустись! Расслабься! - закрутилась, завертелась на месте, разведя руки в стороны, причем даже уже не скрывая свой «клад».

- Дура! Убери его! – ору, рычу, кидаюсь на нее, пытаясь выхватить и спрятать беду подальше.

Вмиг увиливает в сторону, спотыкается, запутывается в собственных ногах, – и падает в воду. На колени. Руками уперлась в песок… ржет.

- Отвали, идиотка! – кричит, ревет на меня сквозь хохот.

- А что тут, девочки? – послышался мужской голос. Резко оборачиваюсь – Белобрысый чешет к нам.

Испуганно кидаюсь на землю, рядом с ней (все еще корячившейся в странной позе, желая, видимо, ровно, спокойно сесть, но то ли в воде, то ли на берегу – сама еще не решила).

- Убери его, молю! – пытаюсь выхватить у нее. Ведь шаги молодого человека четкие и стремительные. Рывок – мой, ее, каждый в свою сторону – и пи***ц. Раскрылся, порвался пакет... Все к хренам собачим посыпалось в воду, да внутрь затекло немало.

Обомлела я в ужасе.

Замерла, сражаясь с приступами смеха, и Лена.

Застыл в оцепенении и Антон.

Еще секунды немой сцены – и первым кинулся спасать происходящее молодой человек, попытка сгрести все в кучу, в пакет, но кроме песка внутри уже ничего толкового, практически, не осталось.

Выдох. Взгляд то на меня, то на Ленку.

- Вы, с*ки… где это взяли?

Похолодело все внутри. Обмерла в испуге и Вышегородцева.

Молчим.

Пристальный, жестокий взгляд снова поочередно каждой в глаза.

- Вы… с*ки…, я спрашиваю,… где ЭТО взяли?

Тяжело сглотнула Ленка. Но еще взгляд ему в ответ в глаза – и не выдержала, рассмеялась.

- С собой принесли.

- Уверена? – гневно, дерзко затряс перед ее лицом пакетом.

Улыбается идиотка.

- Ну, да.

Тяжело сглотнул парень.

- То есть,… если я сейчас кое-что сделаю, проверю, то там… все окажется на месте? ДА? – рявкнул ей в лицо и ткнул, стукнул рукой в нос.

Застыла. Молчит, виновато опустив взгляд.

- Оу-е! – послышалось где-то сбоку от нас. Рычание мотора стихло. Быстрые чьи-то шаги в нашем направлении.

Сидит Белобрысый, выжидает, нервно прожевывает злость.

- Что-то случилось? – обмер рядом с нами троими, сидящими в воде, в непонятных, напряженных позах, Брюнет. – Что это? – кивнул в сторону целлофана, что сжимал в руках Антон.

Дерзкий взгляд на товарища, и, словно скрежет металла, прорычал.

- А ты угадай… что эти суки сделали…

Обомлел. Побледнел.

- И че, прям весь? – едва слышно.

- НЕТ, б***ь, по частям! Остальное в трусы запихнули!

Тяжелый вздох, шаг назад и схватился за голову руками.

- О***ть! А ты?! – рявкнул вдруг в его сторону. – А ты, б***ь, куда смотрел?

- А что я? – живо подрывается, выравнивается на ногах. – Оно в машине лежало под сидением. Кто знал, что эта тварь туда полезет! И как спалила?

- Это Костян ее… наверно.

Внезапно замечаю странное движение Ленки. Еще миг – и, сколько было сил и возможностей, учитывая ее состояние, вмиг срывается на ноги (и на ходу пытаясь восстановить равновесие и выровняться) начинает… бежать. Вдоль берега, куда-то… сама незнамо куда.

- Ох, и дура, - закрыла ладонями я свое лицо, понимая абсурд всей ситуации. Мало того, что полная ж*па, так еще эта дебилка, словно калека, пытается удрать… от кого? От четырех разъяренных парней на тачке? ***ть-колотить! Да еще где? Среди голого поля? Пока до леса домчит. И то, если бы хоть на трезвую. А так, это – приговор. Вместо диалога и попытки разрулить все, снять напряжение, – эта идиотка доводит происходящее до конкретного взрыва… и нам уж точно теперь… п****ц.

Как по команде сорвался резко за ней Белобрысый, на ходу ревя, чтоб Брюнет не спускал с меня глаз.

Ну что ж. Делать нечего. Поддаюсь игре. Едва первый отбежал на более-менее расстояние, как живо подрываюсь.

Растерялся от такой внезапности мой «охранник». Уверенный удар мой в пах ему – и пока, тот скрюченный, согнулся вдове, гоню со всей мочи за этими двумя, наперехват.

Нагнал, поймал Ленку. Схватил за волосы, повалил на карачки. Пару ударов вбок – и сдалась та, перестала сопротивляться.

В момент налетаю и я на него. Старые, заученные, на грани рефлексов движения, и сама не поняла, как этот скот рухнул, скуля, на песок.

Живо хватаю за шкварки девку и тащу ее в сторону леса.

- С*ка! Пусть только оторвемся! Я сама тебе морду разъ***шу!

Заплетается в собственных вялых, непослушных ногах, противной высокой траве и ямах-кочках. Падает уже не раз, таща за собой и меня к земле. Но еще живем, еще сражаемся.

Рычит вдогонку мотор, и всё стремительнее, всё ближе, всё… страшнее (и уже даже не спасает бездорожье и с крюком объезды дюн по твердой грунтовке).

Остаются считанные метры – вот-вот ворвемся с густой бор, оставляя подонков без этой их привилегии. Но уже стуки дверей за спинами – и выстрел.

Завизжала, завопила Ленка, упав на землю, – силой отбивается, сопротивляется моему напору.

- С*ка! Вставай, - пищу отчаянно на грани визга.

- Отвали! – вырывается. Но еще миг - и торопливый бег, громовой топот, вторя взбешенному биению сердца.

Обмерла я, вглядываясь в глаза обреченности. Живо ухватили за волосы обеих и потащили за собой.

Не сопротивляюсь.

Рычу только:

- Она ранена?! ОНА РАНЕНА?!!

Дергаюсь, вырываюсь в итоге, чтоб взглянуть на Ленку, убедиться, что жива, что ничего ей не угрожает, да только, еще одна попытка, еще один взор – и, единственное, что уловила, как метнулась тень, резвый взмах - … и стемнело в глазах.

***

Очнулась уже… в какой-то (неизвестной, полупустой, где веяло бедностью, обреченностью и плесенью) квартире. За окном - ночной полумрак, сложно было что-либо толковое различить сквозь тюль, грязное стекло и темень на улице. Невозможно определить, выудить хоть какие ориентиры или, хотя бы, тот же этаж, если придется, сбегая, все же прыгать с окна или балкона.

В комнате же, где все и собрались, - от застывшей у потолка пыльной, пожелтевшей от времени (еще советской) каскадной хрустальной люстры, лениво разливался тусклый медовый свет. Он покорно очерчивал силуэты людей, являя их задумчивые, замученные, хмурые лица, а так же немногочисленную старую мебель (так же истерзанную жизнью, как и всё здесь): покосившийся деревянный стул с затертой спинкой; серое кресло с подранными подлокотниками; того же цвета продавленный, наверняка скрипящий, диван; лакированный стол, на котором (ближе к стене) взгромоздился, грохоча, шипя эхом из недавнего прошлого, пузатый, кинескопный (цветной) телевизор. Пустая ваза у окна, стопка газет, да прочей макулатуры... А на самом краю - остатки скудного пира: начатая бутылка водки, открытые консервы, грязная вилка (небрежно брошенная на столешницу) ... да пару пустых рюмок.