Венские кружева

Он сделал несколько глотков. Обжигающая прохлада разлилась по телу.

– Нравится? – спросила Луиза, глядя на него во все глаза.

Их взгляды встретились. Он впервые так смотрел на постороннюю женщину. Он ее изучал, словно собирался написать ее портрет.

Она очень-очень красивая. Рыжие волосы с причудливыми завитками – огонь, внутри которого – белое лицо, слишком белое для Луизианы. В серо-зеленых глазах – живой интерес, таинственный азарт и желание познать непознанное. Алые губы вытягиваются в смешное «О» – удивление, чтобы потом вернуться обратно в мир радости – полуулыбка, уголки вверх: ах, вот оно, что! Вот…

– Нравится? – еще раз спросила Луиза.

– Да, – сказал он, продолжая смотреть на нее.

Ему показалось, что какая-то невидимая сила толкает их друг к другу, связывает общей тайной, о которой они не смеют пока говорить вслух.

– Ах! – спохватилась она. – Я же не узнала ваше имя. А еще я сижу так, что вы можете увидеть в зеркале мои щиколотки. Это непростительно для госпожи, – рассмеялась, встала. – Итак, дорогой мой гость, назовите ваше имя.

– Матиас, – он поднялся, чуть склонил голову. – Матиас Анджалеоне.

– Вы – итальянец! – обрадовалась она.

– Нет, – он мотнул головой. – Сестра сказала, что для художника – это самое подходящее имя.

– Так вы – художник! О, какое счастье! – Луиза зажмурилась, но тут же распахнув глаза, выпалила: да, мы хотим, чтобы вы расписали потолок одной из комнат. Вы ведь сможете это сделать, Матиас?

– Смогу.

Луиза схватила его за руку, проговорила тоном заговорщика:

– Запомните, вы – итальянец. Вас рекомендовали наши общие знакомые, которым вы расписывали комнаты.

Матиас испугался ее горящих глаз, ее решимости и вновь почувствовал силу притяжения, толкающую их друг к другу. Еще миг, и…

Патефон зашипел, музыка смолкла. Луиза улыбнулась, сказала:

– Сейчас поставлю другую пластинку. У меня большая музыкальная коллекция.

Отошла и, не поворачивая головы, сказала:

– Я верю, что мы с вами подружимся. Вас мне с небес послали, – повернула голову. – Давно вы приехали?

– Я… – он растерялся.

– Это экзамен, Матиас, – она скрестила на груди руки.

– Господин Ферстель будет строг с вами. Вы должны выдержать это испытание, – смягчилась. – Я знаю, у вас получится. Запоминайте. Вы приехали пару месяцев назад. Осваивались, осматривались, а потом, узнав, что мы ищем художника, решили нанести нам визит. Да, а почему вы сюда приехали? Что привело вас в наши края?

– Луизиана – прекрасное место для золотоискателей, – ответил он.

– Золотоискателей? – воскликнула она удивленно.

– Вы этого не знали?

– Нет, – она покачала головой. – Разве здесь есть золото?

– Его здесь никогда не было, – он усмехнулся. – Не зная об этом, тысячи переселенцев прибыли сюда на наши болота в надежде разбогатеть. Но вместо богатства их ждали трудности и лишения, а еще москиты, змеи, скорпионы, влажный климат, совершенно не пригодный для жителей других континентов. Никто из них не подозревал, что серый мох, висящий клочьями на деревьях, собирает всю негативную энергию, чтобы потом в один прекрасный момент вытряхнуть ее на бледнолицых…

– На бледнолицых, – повторила она задумчиво. Посмотрела на него. – Да, я понимаю ваше негодование. Мы, бледнолицые, заслужили вашу ненависть и презрение. Мы вторглись в ваш мир, разрушили его… Вы желаете нашей смерти, да, Матиас? – побледнела. – Вы за этим сюда и пришли… Вы ведь не художник…

– Я художник, – сказал он, вставая. – Не стану обманывать вас, Луиза. Я пришел в этот дом с желанием мстить. Но. – улыбнулся. – Я передумал. Вы не виноваты в том, что произошло здесь за много лет до вашего появления. Вы ни о чем не подозреваете. Вам невдомек, что ваш супруг, господин Ферстель, развлекается со служанками. Что его первая жена умерла в сарае, заразившись лихорадкой от рабов, за которых она заступалась. Что…

– Матиас, умоляю вас, прекратите, – она зажала уши, в глазах блеснули слезы. – Я не хочу ничего слышать. Не хочу.

Она знала эту жуткую историю. Служанка рассказала ей обо всем через пару дней после приезда. Луиза так была напугана, что не могла ступить и шагу за порог дома. Больше месяца она смотрела на мир из окна, гуляла возле открытого балкона. Приходила в себя, привыкала к мысли, что живет с жестоким человеком, для которого чужая жизнь ценится ниже, чем фунт сахарного тростника. Луиза с огромным трудом переборола в себе неприязнь к Ферстелю, научилась называть его по имени – Франц, изредка добавляя, милый. И вот опять, новое напоминание, новое потрясение и непреодолимое желание бежать. Бежать со всех ног, броситься в Миссисипи, а потом, будь, что будет…

– Не огорчайтесь, Луиза. Не плачьте, – вывел ее из оцепенения голос Матиаса. – Я помогу вам… Доверьтесь мне.

Она смотрит на него так, как будто видит впервые. Он стал другим. Теперь он похож на сильного воина, готового к сражению. Он даже стал, как будто выше ростом и раздался в плечах. Глаза горят, в них уверенность и сила.

– Доверьтесь мне, я помогу вам…

Его уверенность передается ей. Она вдруг ясно осознает, что они нужны друг другу.

– Я верю вам, Матиас, – говорит она. – Верю… Спасибо… Приходите завтра. Я поговорю с господином Ферстелем…

Франц Ферстель возвращался домой раздраженным. Прибыль, которую он рассчитывал получить, оказалась настолько мизерной, что ее едва хватит на содержание плантации. Им придется затянуть ремни и от многого отказаться. В первую очередь он вычеркнул бал по случаю дня рождения Луизы. Да, это несправедливо. Она мечтает об этом уже больше трех лет. Но голодать из-за ее мечты он не собирается. Луиза подождет…

Ферстель спрыгнул с коня, передал поводья слуге, пошел в дом. Луиза выбежала навстречу. Юная, красивая, счастливая. Ферстель обмяк, прижал ее к груди, сказал:

– Не перестаю благодарить провидение за то, что оно подарило мне тебя, моя девочка. Рядом с тобой я чувствую себя мальчишкой. Мне не шестьдесят, а тридцать, так же, как и тебе.

– Мне еще нет тридцати, Франц, – она поцеловала его руку. – Ты устал?

– Да.

– У тебя огорченный вид. Что-то случилось?

– Да, – ответ прозвучал глухо, обреченно. Луиза встревожилась.

– Франц, не пугай меня. Неужели, Миссисипи вновь собирается выйти из берегов, чтобы затопить наши земли?

– Нет, девочка моя, все намного хуже, – вздохнул. – У нас нет больше денег. Нам придется прекратить все ненужные траты.

– Ненужные траты… – повторила она, глядя мимо мужа.

– Да, Луиза, бал придется отменить, – сказал он строго.

– Да-да, конечно… – она опустила голову. Она предчувствовала что-то нехорошее, но не ожидала, что оно произойдет так быстро. Дело было вовсе не в бале. Ей стало страшно от надвигающейся нищеты. Что они будут делать? Как им теперь жить? Луиза поежилась.

– Пойдем в дом, – сказал Ферстель, обняв ее за плечи. – Не бойся, мы что-нибудь придумаем. У нас есть кое- какие сбережения. Твое приданое все еще хранится в сундуках. Вот и откроем их.

– Откроем… – сказала она, думая о том, что завтра придет Матиас и ей придется его выставить. Ни о какой росписи потолков не можно быть и речи, когда не на что жить.

Поднимаясь по лестнице вслед за мужем, Луиза думала о том, что ей придется не только забыть про Матиаса, но и про свою мечту об отъезде. Она должна покориться судьбе и терпеливо ждать избавления. Сколько? Год, два, пять, десять? Через месяц ей будет тридцать лет. Сможет ли она и дальше оставаться веселой, жизнерадостной барышней, танцующей под музыку Штрауса, или превратится в угрюмую госпожу Ферстель, прячущую свои рыжие волосы под старомодным чепцом, как это делала первая жена Ферстеля. Эта мысль окончательно доконала Луизу. Слезы полились из глаз. Ферстель, увидев их, рассвирепел:

– Что за истерика, Луиза? Нам нечего есть, а ты льешь слезы из-за собственных амбиций. Не вынуждай меня наказывать тебя. Убирайся с глаз моих. И не смей выходить до тех пор, пока я тебя не позову.