Страница 2 из 8
Играл ансамбль, и перед каждой песней в микрофон звучали объявления: «Для воинов-десантников, возвращающихся из Афганистана, звучит эта песня», «Капитану Иванову, возвращающемуся из Афгана, мы дарим эту песню», «Для офицеров Н-ского полка, возвращающихся в Афганистан, прозвучит эта песня» и так далее. Естественно, за это бросаются деньги, чувствуется, доход музыканты получают неплохой. Пообедали, выпили по сто граммов и, взяв такси, поехали на пересыльный пункт.
Первое, что пришло в голову при виде сарая, в котором стояли двухярусные армейские койки без матрасов – ночлежка, как из пьесы Горького «На дне». То ли казарма какая-то старая, то ли склад какой-то раньше был. Вокруг почти все пьют. Вспоминаются есенинские строки: «Снова пьют здесь, дерутся и плачут». Поют песни с хмельным надрывом, пляшут, кому-то бьют морду, наверное, за дело, кто-то, перебрав, рыгает, кто-то рассказывает о своих подвигах, кто-то рыдает в пьяной истерике – и так почти до утра.
31 августа
Подняли рано, некоторые не ложились вообще. Многие страдают с похмелья, но мужественно терпят. Загрузились в ПАЗик и выехали на военный аэродром Тузель. Здесь нужно пройти таможенный досмотр и паспортный контроль.
Досмотр все проходят по-разному.
Меня спросили, – Первый раз?
– Первый.
– Проходи.
Можно было провезти все что угодно. Но так как мы были инструктированы и в училище, и в штабе округа, то более двух бутылок водки с собой не догадались прихватить. У товарищей с помятыми лицами просили предъявить багаж для осмотра и, не дай Бог, находилась бутылка, превышающая норму. Главное национальное богатство можно было пронести в желудке, но не в багаже, чем многие и пользовались, у кого сколько сил хватит. Некоторых отводили в комнату личного досмотра, где обыскивали по полной программе с раздеванием, отрыванием каблуков, вскрытием консервных банок, выдавливанием зубной пасты из тюбиков и ведь находили спрятанные деньги. В отстойнике в ожидании вылета каких только историй на эту тему не наслушаешься. Бросилось в глаза, что никто не помогает женщинам, их достаточно много, поднести тяжелые чемоданы. На вопросы типа: «Где же рыцари?» – кривые ухмылки и полное игнорирование. Чекистки – ловлю краем уха чей-то возглас. Зато тех девушек, женщин, которые едут из Афганистана, в буквальном смысле носят на руках.
Но вот все закончилось, загрузились в ИЛ-76, большинство самостоятельно, некоторые с помощью товарищей. Взлетаем, налетела грусть, все-таки расстаемся с Родиной. Удастся ли вернуться? Ташкент показался таким родным городом.
Часа через полтора самолет начинает резкое снижение, такое ощущение, что пикируем. Как потом объяснили, подобная экстремальная посадка производится в целях безопасности, меньше шансов быть сбитым. Посадка произведена, самолет заруливает на стоянку, глохнут двигатели, открывается рампа, и…
Мы попадаем в пекло. Такое ощущение, будто ты вошел в парилку, где только что ковшик поддали на каменку. Раскаленное небо, раскаленная земля, все дышит зноем, кругом горы, горы, горы, пыль по щиколотку. Все вокруг, как на цементном заводе, покрыто пылью, земля потрескалась от жары. У рампы стоят два прапорщика, словно сошедшие с экрана американского вестерна ковбои. Прокаленные солнцем лица, лихо заломленные панамы, выгоревшее хэбэ, на плечах автоматы со спаренными, перевязанными изолентой магазинами – «мужественные парни, настоящие боевики». Это прапорщики с пересылки, куда они нас в скором времени и доставили.
Отдали предписания, продовольственные аттестаты, получили инструктаж, устроились. Перевели часы на местное время, на полтора часа вперед московского. Порядка здесь намного больше, чем в Ташкенте. Получили даже постельное белье, позавтракали. В палатках духота, воды нет, это величайшее благо для здешних мест завозят три раза в день, хватает на два часа, пить невозможно, настолько сильно хлорирована. Для тех, кому пришло время убытия в свои части, звучат объявления по громкоговорителю, он почти не умолкает. Сидя в курилке, наблюдаем, как заходит на посадку МИГ-21, садится как-то неуверенно, при посадке вдруг переворачивается и загорается. Позднее прошла информации, что летчик погиб. Вокруг периодически внезапно начинается какая-то стрельба и также внезапно заканчивается. Так прошел первый день пребывания на афганской земле.
1 сентября
Наконец-то дошла очередь и до нас. Уже после обеда громкоговоритель вещает: «Лейтенантам Орлову и Рыжкову прибыть в штаб для получения документов». В очередной раз получаем предписания, продовольственные аттестаты и нас вывозят на аэродром. В Файзабад путь лежит через Кундуз и вскоре туда летит Ан-26.
Минут через сорок приземляемся на кундузском аэродроме. Самолет встречают военные. Объятия, радостные встречи. Один из прапорщиков спрашивает, есть ли кто на Файзабад. Отзываемся и идем через взлетную полосу в расположение роты материального обеспечения полка, она находится в Кундузе. Здесь же файзабадская пересылка для убывающих из полка и прибывающих в полк. Она представляет собой землянку, где впервые располагаемся с комфортом, приятно после палящего солнца отдохнуть в прохладе. Для нас тут же накрывают стол, подают ужин. Расспрашиваем про полк, подходит еще один прапорщик, и начинаются рассказы. Неделю назад в полк прибыла большая колонна по доставке грузов, подорвались танк и БРМ (боевая разведывательная машина), несколько человек погибло. Нас ненавязчиво раскручивают на водку. Юра достает одну, я не поддался, берегу. Выпили, еще поговорили и легли отдыхать.
2 сентября
Сегодня на Файзабад летят «вертушки», так здесь называют вертолеты. Пара МИ-8 везет почту и что-то еще. Договариваемся, садимся, минут через сорок-пятьдесят призем ляемся в файзабадском аэропорту. Нас встречают, точнее, не нас, а вертолеты, здесь все прибывшие вертолеты кто-то встречает. Сегодня честь выпала почтальону, а, может быть, должность его называется как-то по-другому. Автомобиль ЗИЛ-157, в народе называется «мурмон», подкатывает к трапу, перегружаются мешки с почтой, еще какой-то груз, забираемся в кузов и едем в полк. А он, вот он, через речку стоит, рукой подать, но по дороге километра два.
Если смотреть сверху, то полк располагается как бы на полуострове, река Кокча делает здесь петлю, омывая расположение полка с трех сторон. Переезжаем бурную речку по мостику без перил, на въезде стоят постаменты с БМП и БРДМ, между ними металлическая конструкция в виде арки, украшенной лозунгами и плакатами, справа КПП. Краем глаза заметил в правой кормовой двери БМП аккуратное, словно тонким сверлом сделанное отверстие от кумулятивной струи противотанковой гранаты. Нас высаживают у штаба полка, представляющего собой небольшой щитовой домик. Представились командиру полка. Полковник Арутюнян, типичный выходец с Кавказа, пышные усы, украшающие его лицо, только подчеркивали это. Удивительно по-доброму, можно сказать, по-отечески с нами поговорил, пригласил заместителей, познакомил. Не оказалось только начальника штаба, находился в отпуске. После беседы с командиром зашли в строевую часть. Я был назначен в пятую роту, Юра Рыжков – в четвертую. После этого нам было предложено представиться командованию батальона.
В штаб второго батальона нас проводили офицеры, собравшиеся у штаба. Прибытие новых людей – значительное событие в жизни полка и по этому поводу собралась целая группа офицеров и прапорщиков, сработало сарафанное радио. Знакомимся на ходу.
Штаб представляет собой обыкновенную палатку УСТ (унифицированная санитарно-техническая). Командир батальона майор Масловский, высокий, крепкого телосложения, немного развязный, этакая белокурая бестия. Начальник штаба капитан Ильин, строгий, подтянутый, весь такой уставной, чувствуется военная косточка. Замполит майор Екамасов и зампотех майор Санников пока никакого впечатления не произвели. После недолгой беседы, где нам было рассказано о традициях батальона, о том, что второй батальон воюющий, участвует во всех боевых выходах, мы были переданы командирам рот для дальнейшего знакомства. Правда, перед этим я, помня наставления училищных офицеров, предложил вечером представиться по случаю прибытия в славный боевой батальон, что и было принято на ура.