Страница 33 из 144
Князь Андрей Юрьевич получил власть (1157–1174) из рук суздальских бояр и веча старших городов, но вскоре перенес резиденцию во Владимир. Молодой город Владимир, будучи пригородом Ростова, не имел своего веча, а местные бояре не были столь многочисленными и влиятельными. В старших городах ремесленники в большинстве трудились на боярских дворах и были боярскими холопами. Во Владимире князь Андрей осуществил грандиозные строительные проекты, для чего собрал множество каменщиков и ремесленников из разных земель и городов. После смерти Андрея власти «старейших» городов грозили сжечь Владимир и прислать посадников в свой «пригород», потому что владимирцы — «то суть холопи каменьницы» (каменщики)[227].
Отправляясь на север из Киевской земли, Андрей увез с собой одну из киевских святынь — икону Богоматери, находившуюся в Вышгороде. Как повествует летопись, кони, везшие повозку с иконой, остановились в пути в окрестностях Владимира, и никакая сила не могла сдвинуть их с места. Князю пришлось заночевать в поле. Во сне Андрею явилась Богородица, повелевшая основать церковь на месте видения, а икону перевезти во Владимир. Князь выстроил вместе с церковью дворец. Его новая резиденция получила наименование Боголюбово, а сам князь — прозвище Боголюбский.
Андрей Боголюбский желал, чтобы его стольный город Владимир ни в чем не уступал Киеву. Он заложил новую крепость, построил Золотые ворота с церковью по образцу киевских, величественные каменные соборы. Во Владимире появилась своя Десятинная церковь. Выстроив храм Успения Богородицы, повествует летописец, князь Андрей пожаловал храму «десятины в стадех своих и торг десятый» (десятую часть в торговых доходах)[228]. Церковь Богородицы была вверена попечению любимца князя Федора, о духовном чине которого ничего не известно. После совета с боярами Андрей отправил грамоту в Царьград с просьбой учредить во Владимире особую митрополию и назначить первым митрополитом Владимирским Федора. Ростовский епископ грек Леон, возражавший князю, был выслан из Суздальской земли в Царьград «на исправление».
За два века, прошедших после крещения Руси, на киевской кафедре сменилось 18 митрополитов, из которых 16 были византийцами. Два русских митрополита Илларион и Клемент, избранные и поставленные на Руси без ведома патриарха, были низложены и заменены греками. Просьба Андрея Боголюбского об учреждении владимирской митрополии и поставлении Федора была отклонена Константинополем и Киевом.
Интересы обороны Руси от кочевников отступили в глазах владимиро–суздальских князей перед новыми направлениями внешней политики. Начиная с Юрия Долгорукого, эти князья постоянно совершали походы против волжских булгар. После падения Хазарии Булгарское царство на Волге обрело независимость и вступило в период расцвета. Северная Русь придавала волжскому торговому пути такое же значение, какое Киевская Русь придавала днепровскому.
Ссора между внуками Мстислава Великого дала повод Андрею вмешаться в дела Южной Руси. В 1168 г. Мстислав Изяславич из Владимира Волынского занял Киев и посадил в Новгороде своего сына. Он претендовал на «старейшинство» среди князей. Но его домогательствам тотчас воспротивились двоюродные братья Ростиславичи из Смоленска. В помощь Ростиславичам Андрей Боголюбский послал сына с войсками. Союзники призвали половцев и в 1169 г. взяли «копьем» (приступом) Киев[229]. Два дня суздальцы, смоляне и половцы грабили и жгли «мати русских городов». Множество киевлян были уведемы в плен. В монастырях и церквах воины забирали не только драгоценности, но и всю святость: иконы, кресты, колокола и ризы. Половцы подожгли Печерский монастырь. «Митрополия» Софийский собор был разграблен наравне с другими храмами.
В глазах князя Андрея «старейшинство» уже не связано было с непременным обладанием киевским престолом. Владимирский князь удовольствовался тем, что посадил на княжение в Киеве князя Глеба, своего младшего брата, а затем передал киевский престол смоленским Ростиславичам, признавшим «старейшинство» северного князя.
Разгромив Мстислава Изяславича, Андрей решил изгнать из Новгорода его сына. Среди зимы суздальское войско подошло к Новгороду и в течение одного дня безуспешно пыталось взять крепость штурмом, после чего, понеся потери, поспешно отступило. В руки победителей попало столько пленных, что в Новгороде «продаваху суздальцы по две ногаты»[230]. Невзирая на победу, новгородцы заключили мир с Андреем «на всей его воле» и вскоре же приняли князя из его рук.
Князь Андрей распоряжался киевскими князьями как своими подручниками, что вызвало резкий протест Ростиславичей. Тогда Андрей послал в Киев мечника Михно с надменным посланием. Он приказал киевскому князю убираться в Смоленск, а двум его братьям не велел «в Русской земле быти». Не стерпев обиды, младший из Ростиславичей Мстислав Храбрый передал князю Андрею, что прежде Ростиславичи держали его как отца «по любви», но не допустят, чтобы с ними обращались как с «подручниками». Началась война, не сулившая выгод ни боярам, ни дружине. Воеводы получили приказ захватить Мстислава, засевшего в Вышгороде. На помощь Мстиславу прибыли войска из Владимира — Волынского. Войско Андрея Боголюбского потерпело полное поражение. Южнорусский летописец с иронией замечает, что суздальцы пришли «высокомысляще, а смирении отъидоша в домы своя»[231]. Война принесла большие бедствия Суздальской земле.
Андрей пытался утвердить свою власть над Русью, следуя примеру деда, Владимира Мономаха. Но он не располагал его средствами, воинским талантом и авторитетом. В условиях нараставшей раздробленности усилия владимирского князя были обречены на неудачу. При всем своем внешнем могуществе князь не мог надежно защитить даже любимых советников. Владыка Федор, претендовавший на сан митрополита, был вызван в Киев и там казнен[232].
Современники называли Андрея Боголюбского «самовластцем». Деспотизм и властолюбие князя восстановили против него даже его ближайшее окружение. В каменном замке Боголюбова Андрей чувствовал себя в полной безопасности. Но именно тут в 1174 г. возник заговор, погубивший его. В заговоре участвовали боярин Петр, «Кучков зять», боярин Яким Кучкович, ключник Анбал Ясин (осетин) и два десятка других лиц. По некоторым данным, поводом к выступлению послужила казнь Андреем брата Якима Кучковича. Эти сведения, по- видимому, относятся к области легенд[233]. Новгородская летопись засвидетельствовала, что князя убили не опальные бояре, а те, кто пользовался его милостями («свои милостьницы»). Влияние бояр Кучковичей при владимирском дворе было исключительным. Из Южной Руси во Владимир Андрей уехал «без отча повеления, его же лестию подьяша Кучковичи»[234]. По Новгородской летописи, заговорщики перебили охрану дворца и ворвались в спальню. Князь схватился за меч, но его подняли на копья. После этого бояре поспешили к выходу. Раненый Андрей нашел силы добраться до сеней. Кучковичи услышали его стоны, вернулись и добили князя.
Вслед за гибелью Андрея народ бросился грабить княжеский дворец, дома посадников и мечников. Некоторые из княжеских «детских» и мечников были убиты. Сын Андрея находился в Новгороде, его права на владимирский престол были очевидны. Но ростовские, суздальские и переяславские бояре и «вся дружина» решили избавиться от наследника. С этой целью они пригласили на престол двух племянников Андрея, ничем не примечательных и не опасных для бояр князей. Решению старших городов воспротивились жители Владимира, призвавшие младших братьев Андрея, Михаила и Всеволода. В начавшейся войне верх одержали ростовские бояре. Но их ставленники не ужились во Владимире. В конце концов на престоле утвердился брат Андрея Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (1176–1212). Владимирцы принесли присягу на имя Всеволода и его детей, что должно было предотвратить повторение смуты.
227
Летопись по Лаврентьевскому списку. СПб., 1897. С. 355.
228
Летопись по Ипатьевскому списку. СПб., 1871. С. 337.
229
Ипатьевская летопись. С. 372–373.
230
Лаврентьевская летопись. С. 343; Новгородская первая летопись. С. 221.
231
Ипатьевская летопись. С. 392.
232
Там же. С. 377–378.
233
Сведения о казни Кучковича являются поздней вставкой в текст (Насонов А. Н. История русского летописания. С. 157).
234
ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Л., 1927. С. 335; Лаврентьевская летопись. С. 348–351; Новгородская первая летопись. С. 223.