Страница 29 из 144
После смерти Владимира киевский престол наследовал его сын Мстислав (1125–1132)[206]. Ему удалось наконец подчинить своей власти Полоцкое княжество. Последние полоцкие князья были отправлены в изгнание в Константинополь.
После Мстислава киевский престол достался его братьям. Раздор между ними привел к тому, что в борьбу за Киев вступили дети Олега — внуки Святослава Ярославича, сидевшие в Чернигове. Русь окончательно утратила государственное единство.
Исследование общественного строя Древней Руси сопряжено с большими трудностями. Древнерусские архивы погибли. Среди сохранившихся источников наиболее значительным является ранний свод русских законов. Согласно преданию, записанному новгородским летописцем, князь Ярослав дал Правду новгородцам с таким напутствием: «По се грамоте ходите, якоже списах вам, такоже держите»[207].
Правда Ярослава представляла собой запись обычного права. В языческой Руси нормы обычного права имели силу неписаного закона. Крещение Руси и введение в употребление славянской письменности создали почву для записи и упорядочения законов. Первая статья Правды Ярослава гласила: «Убиет муж мужа, то мстить брату брата, любо сынови отца, а любо отцю сына, любо брату чада, любо сетриню сынови, аще не будет кто мстя, то 40 гривен за голову». Обычай кровной мести лежал в основе «закона русского» (норманнского), на который ссылались конунги Олег и Игорь при заключении договоров с греками. В договоре Игоря было записано: «Аще убьет хрестеянин русина или русин хрестеянина, да держим будет створи- вый убийство (убийца) от ближних убьенаго, да убьют и (его)»[208]. Итак, в случае убийства византийца (хрестьянина) или норманна (русина) ближние погибшего (степень родства не уточнялась) имели право умертвить преступника или забрать имущество убежавшего убийцы. При родовом строе кровная месть была действенным регулятором общественного порядка. Распад родоплеменных отношений сопровождался формированием новых регуляторов. Кровная вражда могла не стихать на протяжении жизни нескольких поколений. Правда Ярослава серьезно ограничила сферу действия обычного права, очертив круг родственников, имевших право мстить. Отныне месть ограничивалась двумя поколениями. Внуки, дядья и двоюродные братья убитого исключались из числа мстителей. Кровную месть должна была заменить система штрафов. По Русской правде, убийца, избежавший мщения, платил строго определенную сумму в 40 гривен (2 кг серебра). Ту же сумму штрафа — 40 марок — встречаем на скандинавском севере. Раньше всего она была введена королевскими законами в Дании (XI в.), позднее — в Норвегии и Швеции[209].
Договоры с греками защищали жизнь лиц «от рода руского» (норманнов). Русская правда имела в виду дружину киевского князя. Закон ограждал прежде всего честь воина — «мужа». За похищение коня или оружия у дружинника обидчик платил 3 гривны, за пощечину, удар чашей или рогом для вина на пиру, за попытку оттаскать мужа за усы или бороду — 12 гривен. За угрозу обнаженным мечом дружинник платил гривну, за отрубленный палец — 3 гривны, за удар мечом, не вынутым из ножен, — 12 гривен. Непомерные штрафы должны были прекратить ссоры внутри княжеской дружины, грозившие ослабить ее боеспособность. Штраф в 12 марок был первоначально высшей пеней во всех скандинавских странах[210].
Князья дополняли текст Русской правды новыми статьями и разъяснениями. Дополнение к статье о кровной мести гласило: «Аще ли будет русин, или гридень, любо купце, или ябетник, или мечьник, аще ли изгой будет, любо Словенин, то 40 гривен положити за нь»[211]. Перед нами самое древнее (в законодательном памятнике) описание «иерархической лестницы», сложившейся в русском обществе. На верхней ее ступени стоит «русин», в котором нетрудно угадать «русина» из договора Игоря. Из среды русов еще не выделились бояре, но рядом с русином, старшим дружинником, появился гридин — младший дружинник. В договоре Игоря «русин» («от рода руского») — без сомнения, норманн. В Правде Ярослава этническая окраска термина изменилась. Русинами называли, видимо, и потомков русов, и «нарочитых мужей» — знать славянского происхождения, которую стали принимать на княжескую службу с давних времен. Со временем русинами стали называть жителей собственно Руси, т. е. Киева, Чернигова и Переяславля. Штраф в 40 гривен имел в виду преимущественно верхи южнорусского общества, будущее боярство. Ступенью ниже дружинников стояли купцы, еще ниже — ябедники и мечники, т. е. низшие судебные исполнители, сборщики дани, стражники. Упоминание об изгоях указывает на то, что крушение старых общественных устоев затронуло людей различного социального положения. Современники отметили наиболее распространенные случаи изгойства: «изгои трои: попов сын грамоте не умеет, холоп (раб. — Р. С.) из холопства выкупится, купец одолжает, а се четвертое изгойство: …аще князь осиротеет»[212]. Изгои составляли как бы промежуточный слой общества, в который могли выбиться холопы или опуститься священники, купцы и князья.
Летописное известие о том, что Ярослав дал Правду новгородцам, по–видимому, имеет реальную основу. Присутствие князя с войском в Южной Руси само по себе гарантировало безопасность гридней, ябедников и мечников. В Новгороде ситуация была иной. Новгородский посадник и его люди, присланные из Киева, должны были обеспечить сбор дани в пользу Киева. При любом удобном случае новгородцы старались порвать зависимость и прекратить уплату дани. Ярослав много лет княжил в Новгороде и сам отказался платить дань отцу — киевскому князю. Давая Правду Новгороду, Ярослав ставил под защиту нового закона своих людей в Новгороде и одновременно старался внушить новгородцам, что перед лицом закона все равны. В списке лиц, подпадавших под действие статьи о 40 гривнах штрафа, вслед за изгоями записаны «словене». Под слове- нами законодатели подразумевали ильменских словен — жителей Новгородской земли. Закон защищал не все новгородское население. За смердов — сельских «словен» полагался небольшой штраф. В то же время Правда «нарочитых мужей», воинов из новгородской тысячи и пр. приравнивала к русинам из Южной Руси.
От примитивного полюдья киевские князья перешли к XI‑XII вв. к более сложной и устойчивой системе сбора дани. В главных центрах — Киеве и Новгороде — сравнительно рано стал формироваться княжеский домен. Не позднее 1086 г. князь Ярополк Изяславич, внук Ярослава Мудрого, пожаловал киевскому Печерскому монастырю «всю жизнь свою Небольскую волость и Деревьскую и Лучьскую и около Киева»[213]. Ярополк получал доходы в виде даней и других поступлений со всей территории княжества, но эти средства подвергались в дальнейшем многократному разделу: часть шла в Киев к великому князю, часть — дружине, десятину получала церковь и пр. Обращение трех волостей (Небольской и др.) в домен позволило Ярополку сконцентрировать все волостные доходы в своих руках. Понятно, почему князь считал эти волости своим достатком — «всей своей жизнью». (В XII в. люди употребляли то же понятие «жизнь» применительно к боярским «селам» или вотчинам. Князь Изяслав, изгнанный из Киева, говорил дружине: «Вы есте по мне из Рускыя земли вышли, своих сел и своих жизней лишився»[214].)
В Новгороде сидели подручные князья киевского государя, и они стали «устраиваться» на земле несколько позже, чем князья Южной Руси. Различие заключалось в том, что на севере потомки Владимира Мономаха успели освоить («окняжить») в XII в. крестьянские волости значительно более крупные, чем на юге Руси. Новгородские писцовые книги XV в. позволили В. Л. Янину обнаружить реликтовый слой древнего княжеского землевладения. Ядро княжеского домена, образовавшегося в Новгородской земле в XII в., включало обширную территорию между Селигером и Ловатью. В состав предполагаемого домена входили крупнейшие крестьянские волости (Морева, Велила, Стерж, Лопастицы, Буец, погосты Холмский, Молвятцкий, Жабенский, Ляховичи)[215].
206
Здесь и далее указаны даты княжения. — Ред.
207
Новгородская первая летопись. С. 175–176.
208
ПВЛ. С. 37.
209
Пресняков А. Е. Княжое право… С. 216–217.
210
Там же. С. 216.
211
Новгородская первая летопись. С. 176.
212
Греков БД. Крестьяне на Руси. М. — Л., 1946. С. 222.
213
ПСРЛ. Т.2. С. 492.
214
Пресняков А. Е. Княжое право… С. 207.
215
Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина М., 1981. С. 238, 244, 245.