Страница 29 из 131
Американцы выступали как бы за проигранное дело — за политику «открытых дверей» в уже поделенном на зоны влияния Китая, где они ощущали себя изолированными основными европейскими державами. Но в целом американская позиция была скорее антироссийской, так как и выдворенный из Китая Токио солидарно с США требовал «более справедливой политики в Китае». Напомним также, что в августе 1903 г. американцы добились от Пекина открытия для американской торговли двух новых портов в Маньчжурии, что объективно изолировало Россию. Антироссийский характер позиции Вашингтона сказался и в том, что о данном соглашении было объявлено в октябре 1903 г., когда Алексеев проводил свои маневры в Порт — Артуре.
Америка, этот растущий гигант, наблюдающий за событиями на Дальнем Востоке с противоположного берега Тихого океана, был почти уверен в том, что будущее США связано не с Европой, а с Азией; и здесь практически не скрывали своих симпатий к Японии визави России. Американцы обживали свои новые базы на Филиппинах как залог своей будущей феноменальной (как они справедливо надеялись) торговли с Восточной Азией. Президент Теодор Рузвельт был даже несколько демонстративен в своей открытой поддержке японского участника конфликта. Победа Токио, как тогда (ошибочно) казалось Белому дому, гарантирует «свободу дверей» в Китае. Зачем же помогать евразийской империи–полудеспотии?
Среди великих держав лишь Германия, бросившаяся в военно–морское соревнование с Англией, сочувствовала России. Частично это была, безусловно, корысть: ослабить геополитического союзника Англии — Японию; перенаправить энергию восточных славян на берега Тихого океана — чтобы они не мешали германской гегемонии в Европе; разомкнуть «штальринг» России — Франции-Сербии — Британии.
Китай в период русско–японского соперничества за главенство на Дальнем Востоке находился в надире своего исторического падения. Многократно униженный, он, собственно, ничего не ждал от тех, кто с разных сторон посягал на его территорию и на прежние зоны его влияния. Но в целом, ввиду предвоенного сближения с Японией, Пекин не желал победы России, что, с точки зрения китайских политиков, означало потерю части Китая — Маньчжурии как начало окончательного расчленения собственно «Поднебесной». Китайцы едва ли сочувствовали недавно победившей их Японии, но они боялись превратиться в сателлитов России. Китай объявил о нейтралитете всей своей территории к западу от реки Ляо в Маньчжурии; в реальности правящий слой Китайской империи занял неотчетливые прояпонские позиции. Влиятельный деятель данного периода китайской истории Юань Шикай считал происходящее сближение со страной «восходящего солнца» началом новой эры в японо–китайских отношениях и в Восточной Азии в целом. (Китайцам еще предстоит страшное отрезвление от иллюзий относительно дружественности Японии).
Куропаткин на Дальнем Востоке
Военный министр России основательно подготовился к своему вояжу. Он много беседовал с послом Японии в Петербурге Курино Шинихиро. С ним Куропаткин поделился идеей нанести визит в Японию. Собеседники ощущали экстренность ситуации, хотя нужно прямо сказать, что русские дипломаты и военные не ощущали силы национального рвения таких крупных и влиятельных организаций как Общество Черного Дракона, готовящихся к схватке за преобладание в Китае и Корее с яростью и фанатизмом крестоносцев.
Именно в эти дни Общество Черного Дракона собрало гигантский митинг у скульптуры Сайго в парке Уэно в знак протеста против замедления ухода русских из Маньчжурии. Собравшиеся требовали от своего правительства более жесткой политики в отношении России; была избрана делегация, которая обратилась к премьер–министру Комуре с жестким требованием оказать давление на Петербург.
Японская разведка ждала даты 8 апреля 1902 года, когда Россия должна была начать второй этап вывода своих войск из Маньчжурии. Донесения были обескураживающими: русские не только не интенсифицировали вывод войск, но даже несколько увеличили свое присутствие. Японские агенты доносили, что русские закупают уголь и расширяют армейские пекарни.
Тем временем было предпринято то, что в свете последующего можно назвать «операцией по прикрытию». Военный министр России Куропаткин выехал из Петербурга 28 апреля. В Японии его ждал самый торжественный прием. Ведь, хотя визит не был государственным и министр не мог говорить от лица российского государства, японская сторона постаралась продемонстрировать все возможное гостеприимство. В Токио знали, что военный министр Куропаткин не принадлежит к партии войны, что он против жесткого курса в отношениях с Японией. Его поселили в очень почетном дворце Шиба; при нем постоянно был генерал Тераучи Масатаке — военный министр Японии — и майор Танака Гиичи, только что возвратившийся из Петербурга.
От Куропаткина не скрывали ту Японию, которая гордилась тремя тысячелетиями побед, ту страну, где патриотизм стоял в глазах общества на огромной высоте. Куропаткин посетил обычные школы и он увидел как молодое поколение проникается духом жертвенности, огромным патриотизмом. От российского министра не скрыли гнев военной касты после потерь, последовавших на гребне победы в войне с Китаем. Именно тогда был потерян японцами Порт — Артур, а Россия воспользовалась обстоятельствами. «Система образования, которую я видел в военных школах имеет спартанскую природу, физические упражнения несравнимы с теми, что мы видим в Европе. Здесь готовят к войне самого сурового типа». Куропаткин пришел к немыслимому в Петербурге выводу, что японская армия ни в чем не уступает европейским армиям. Посещая военные заводы, военные училища и учения, Куропаткин еще более убедился в мысли, что с этой страной воевать не следует. Подолгу они беседовали (дважды) с премьер–министром Кацурой. Все возможное внимание ему уделил министр иностранных дел Комура.
Тогда Куропаткин не знал, что именно в эти прекрасные майские дни тяжелые тучи нависли над двусторонними отношениями. Высшее японское руководство обсуждало деятельность русских на реке Ялу.
10 мая 1903 г. — важный день в русской истории. Было воскресенье, но руководители департаментов генерального штаба Японии собрались на совещание. Докладывающего полковника Мацукаву Тошитане сопровождали — и ассистировали ему — два военных специалиста по России. Они подготовили проект заявления, которое должно было явиться японским ответом на поведение России. Но высшие офицеры демонстрировали примерную осторожность. Начальник генерального штаба Ойяма, как и Тамура, призвали к предельной осторожности. Тамура: «Россия — большая страна, так что те, на кого падает ответственность, должны действовать в отношениях с ней с величайшей осторожностью». И это говорил Тамура, посвятивший лучшие годы своей жизни планированию войны с Россией.
Позиция Ойямы была более двусмысленной. Указанное совещание он покинул со словами: «Вы знаете, что Россия — большая страна». Этим он как бы присоединился к Тамуре. Но на встрече с премьер–министром Кацурой он сказал, что Япония должна проявить стойкость.
Особенно важным было совещание 12 мая 1903 г. в религиозной столице Японии — Киото. Действующее руководство оповестило об усилиях России на входе в Корею двух наиболее влиятельных деятелей предшествующей эпохи — Ито и Ямагата. Хотя Ито продолжал сопротивляться военному решению, совещающиеся пришли к выводу, что дальнейшее вхождение России в Корею затрагивает безопасность Японии и ни одна мера не чрезмерна для самообороны. Важно то, что Кацура и Комура пришли к той точке зрения, что, если русские не уйдут из Кореи, Япония начнет войну. Система отношений в высших слоях общества была такова, что для принятия столь ответственного решения Кацура и Комура обязаны были убедить целый пласт старших политических деятелей. Но и те не могли не принять во внимание, что две главные политические фигуры Японии уже бросили жребий.
Смешение среди высших офицеров сказалось на взглядах офицеров более низкого ранга, на военно–морском корпусе, на высшем чиновничестве. Теперь они решили обсудить роковой вопрос 29 мая 1903 г. в Когецу («Луна средь озера») — неподалеку от Токио. Чтобы избежать огласки, заседали не в ресторанном зале, а в помещении склада. Присутствовали те, кому предстояло на практике реализовать то или иное решение: начальник общего отдела генерального штаба полковник Мацукава Тошитане, генерал–майор Игучи Сого, будущий премьер–министр майор Танака Гиичи — член русского отдела генштаба; адъютант Ойямы майор Фукуда Масатаро; начальник отдела военно–морского генштаба контр–адмирал Томиока Садайяси; будущий министр военно–морского флота капитан Яширо Рокуро; будущий лучший помощник Того лейтенант — коммодор Акийяма Масайюки; глава политического отдела министерства иностранных дел Ямаза Энхиро; личный секретарь Комуры и будущий японский посол в Китае и многие другие.