Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 74

Теоретическое соображение усиливает эти социально–исторические наблюдения. В чём же состояла в сущности индустриальная революция, что было нового в образовании капитала и в машинной работе? Ни в коем случае не в «эксплуатации человека человеком» — она была стара, как египетские пирамиды — а наоборот: в робко начинавшемся и позже становившимся всё более широким (вплоть до авантюрного) увеличении применения сил природы или даже в полном замещении ими человеческих производительных сил. Можно сказать почти что так: внутренней сутью капиталистической промышленной революции и её конечной целью было и есть сделать ненужной эксплуатацию людей людьми, и на её место поставить эксплуатацию людьми сил внечеловеческой природы. У этого, разумеется, есть своя проблематика и свои опасности, как мы сегодня начинаем замечать. Однако они лежат не там, где полагали их видеть Маркс и Энгельс, то есть в социальном, в обнищании трудящихся масс, которые напротив — не сразу, но в исторически короткое время, за одно–два столетия — превратились в пользователей капиталистического промышленного развития. Потому что массовое производство, каким оно впервые стало возможным, требовало, если оно должно было быть экономически оправданным, массового потребления; а массовое потребление требовало — и создавало — массовое благосостояние. Потребовалось некоторое время — примерно столетие — пока это уяснили капиталисты. Но затем уже не было никакого сдерживания.

Простой пример: сапожник в доиндустриальную эпоху за рабочий день изготавливал, если он был прилежен и искусен, возможно пару обуви. Рабочий на обувной фабрике 19‑го века делал, принимая участие в общем производстве, примерно сто пар обуви, а сегодня, на высоко автоматизированной фабрике, он делает возможно тысячу пар. (Если выразиться иначе: капитал создаёт прибавочную стоимость тем, что он многократно увеличивает производительность труда). Однако какой смысл владельцу фабрики затевать всё это с обувью, если нет никого, кто это у него купит? И кто должен покупать у него миллионы и миллионы пар обуви из ежегодного производства, если не те люди, которые раньше ходили босыми, а теперь носят обувь, и люди, которые прежде обходились одной парой обуви, теперь же имеют в шкафу по меньшей мере дюжину? Как, однако, должны они этого достигать, если им не платят соответствующей платы за труд? Это старый Генри Форд с ворчанием объяснял — если он хочет продавать свои автомобили, то он должен платить своим рабочим столь высокие зарплаты, чтобы они смогли купить автомобиль. И это старый Бисмарк в 1891 году после своей отставки в в интервью газете произнес поистине пророческие слова. «Капитал и труд», — сказал он, — «должны стать наилучшими друзьями, и они без сомнения стали бы таковыми, если бы только каждый из участников не желал прежде получить маленькое преимущество перед другим. Это естественно, просто таковы люди, и нам не следует надеяться, что мы сможем изменить это».

Это сказано точнее некуда в отношении того, что мы сегодня каждый год наблюдаем при переговорах по тарифам между объединениями работодателей и профсоюзами. Эти переговоры весьма в значительной степени являются кажущимися сражениями. Потому что предприниматели очень хорошо знают, что они должны постоянно повышать зарплаты, чтобы всё больше изделий становящейся всё более изощрённой техники и вследствие этого постоянно растущей производительности труда они смогли бы продавать с прибылью. Они должны были бы повышать зарплаты, если бы даже вовсе не было профсоюзов. Однако только лишь кажущимися сражениями эти переговоры по тарифам всё же также не являются, поскольку ведь «каждый из участников хотел бы прежде получить маленькое преимущество перед другим» — один немного больше дохода с капитала, другой немного больше трудового дохода, который точно соответствовал бы повышению продуктивности. Однако так как противники по переговорам всё же, исходя из их общих интересов, теперь являются лучшими друзьями и это они в принципе также знают, то они в конце концов почти всегда договариваются, а именно на несколько большее повышение зарплаты, чем собственно было бы уместно, от чего предприниматели затем некую часть перекладывают на цены. Так возникает умеренная постоянная инфляция, над которой вздыхают вкладчики сбережений. Однако она является самой малой проблемой, которую развитый капитализм и рай для рабочих, созданный им, приносят с собой.

Новые заботы рабочих

«Рай для рабочих?» Ну да, по сравнению с периодом ранней индустриализации дела сегодня у рабочих обстоят блестяще, и если бы то, что им обещала листовка СДПГ в 1904 году, действительно было бы раем на Земле, то они бы имели его сегодня. Однако естественно всё же нет рая на Земле; возможно, его не существует вообще. У владеющих автомобилями и путешествующих на Мальорку сегодняшних рабочих есть свои жалобы и свои заботы; большей частью это новые жалобы и новые заботы. В основном их три.





Во–первых: «отчуждённый труд». Разумеется, рабочее время стало короче и работа сама в целом легче. Действительно костоломная работа встречается всё реже, поскольку машины всё больше забирают её у людей. Но за это большая часть работы становится всё более однообразной: всё та же рукоятка на конвейере, всё то же нажатие на всё ту же кнопку. И при всей скуке необходимость постоянно дьявольски внимательно следить за тем, чтобы не совершить ошибки. С капитализмом и социализмом это никак не связано; причина находится в индустриализации как таковой. Работа на автоматизированной фабрике совершенно одинакова в капиталистических и в социалистических странах. Рабочего от его работы «отчуждает» не то, что он работает на чужого работодателя — это делали раньше подмастерья или батраки на крестьянском подворье — но то, что он больше не «чувствует сердцем то, что он создаёт своей рукой». Трудящийся человек в современной промышленности всё больше и больше становится деталью машины, и этому пока что никак нельзя помочь — только одно утешение, что неудовлетворяющей, бездушной работы становится всё меньше, рабочее время всё короче. Однако в этом в то же время состоит также и опасность. Потому что:

Во–вторых: не угрожает ли трудящемуся человеку опасность стать всё более ненужным? «Отчуждённая работа» — это относительно новое выражение; сегодня в ходу ещё более новое: «структурная безработица». Безработица прежде была преходящим — даже если часто и длившимся годами — несчастьем, вызванным колебаниями конъюнктуры. Сегодня дело выглядит так, как будто целые профессиональные группы в целых отраслях промышленности стали навсегда избыточными. Автоматизированное бюро, автоматизированная фабрика обходятся всё меньшими рабочими силами. Быть может, мы идём навстречу будущему, в котором будут использоваться ещё лишь «руководящие силы» и в крайнем случае пара нажимающих на кнопки операторов машин, а судьбой среднего человека станет вечная безработица — даже если и подслащенная вечным пособием по безработице? Очевидно, нечто такое имеется в последних последствиях индустриальной революции, которая ведь с самого начала была нацелена на то, чтобы заменить ручную работу машинной, силу мускулов — укрощёнными силами природы. В последнее время она замещает также уже мыслительную работу посредством вычислительных машин.

Феномен ранней индустриализации становится снова актуальным: разрушители машин, луддиты — ремесленники, которые разрушали фабрики, поскольку те угрожали их существованию. Как известно, они действовали неправильно, по меньшей мере в то время. Машины, которые уничтожали старые рабочие места ручного труда, создавали новые, промышленные и другие рабочие места по мере уничтожения: кто–то ведь должен был производить машины. Кто–то ведь должен также производить и новые автоматы и компьютеры. Однако как быть, если однажды также и это сможет делаться автоматами и компьютерами? Пока что у нас есть утешение, что видимо до этого дело не дойдёт и что обозримое будущее нам не будет — во всяком случае пока еще не будет — приносить тотальную и продолжительную массовую безработицу, но (даже под воздействием кризисных колебаний) будет приносить всё более короткое рабочее время. И это большинству кажется скорее благодатью. Однако является ли это таковым? Потому что: