Щепка

Она прислонилась к прямой высокой спинке стула, закинула нога на ногу, сложила руки.

– Подожди минутку, – сказал он. – Сейчас отмотаю ванный вариант и берлогу Сэма.

В мертвенно-бледном свечении экранов – его руки. Прошелся правой по пульту – что-то нажимал, щелкал тумблерами, ближними к ней.

– Что это жужжит? – спросила она.

– Источник питания. – Рука опять побежала по каким-то клавишам. – Он понижает напряжение и выпрямляет его. Если поставить свой источник для каждого экрана – будет такая жарища, а шум – с ума сойдешь. У меня всего один, огромный, там, в глубине квартиры. Хочешь, могу двери закрыть, если раздражает.

– Ничего, потерпим, – сказала она. Смотрела на его профиль. – Если переключить твои усилия и всю эту технику на что-нибудь стоящее, представляешь, что будет?

– Дай только срок, – сказал он. – Идеями полна голова. О'кей... – он повернулся, щелкнул тумблером. – Поехали! Вот он, настоящий "Золотой век телевидения"!

Экраны вспыхнули и замерцали. Голубовато-белые – по обе стороны, по всем рядам. Третий ряд снизу остался темным и самый нижний, за исключением тех экранов, что под двумя большими, – вход в здание, вестибюль, швейцарская, оба лифта.

– Ну, где там наша Фелис? – сказал он, нажав какие-то кнопки.

На центральных экранах четко обозначились ее гостиная, ее спальня.

– Господи! – воскликнула она.

Он опять ткнул пальцем в какие-то кнопки на консоли.

Ее мебель, ее ковры с орнаментом, экземпляры газеты "Таймс", разбросанные по полу спальни... Ее книги, горшки с растениями, безделушки...

– Надо привыкнуть... чтобы видеть все в перспективе, – сказал он. – А вот и киска. Привет, Фелис!

Фелис важно шествовала на правом экране вдоль кровати, шурша газетами. Подошла к окну и переместилась на самый верх экрана. Вспрыгнула на подоконник. Разлеглась на солнышке. Подняла заднюю лапку и облизала ее.

Кэй улыбнулась.

– Ах ты, черт! Совсем забыл, – сказал он. – Подождем до трех. А? Сейчас у Руби начнется интереснейший сеанс. Руби Клупейда – эта, с цистерной духов. – Нажал на кнопку перед ней, потом перед собой. – Мадам спиритизмом увлекается. – На левом экране появилась Джорджио в темном восточном кафтане. Поставила стул к круглому столу. – При ней пасется медиум. Обдирает ее как липку. Вот уже несколько месяцев, – сказал он. – Я видел, как он в ванной "штудировал" свои ученые записки. А она, заподозрив кое-что, пригласила эксперта. Договорились, будто тот деловой партнер ее отца. Отец отдал богу душу, а она, стало быть, с ней общается...

– Мебель красивая, – заметила она. – Семнадцатый век, эпоха Джеймса I.

– Фамильные сокровища, – сказал он. – Ее мамуля хочет эту мебель отсудить. Руби забрала их по нахалке, видите ли...

– Все-таки она не гермафродитка.

– Нет, она – нет, – улыбнулся он, настраивая мониторы. – Я тогда удивился, когда ты так подумала. Сначала спросила про Вайду, потом сразу про нее. Так вот Вайда-то как раз...

– Да ты что!

– Двуполая она, – сказал он. – Лечилась гормонами, когда дошло дело до операции – передумала. В течение целого года ведет бой со своим любовником по этому поводу. А вообще никогда не догадаешься, что... Ого! Джей и Лиза... Интересно! – Он нажимал на кнопки. – Фишеры, из 4А... Она трахается с его шефом, а ее сестрица подцепила этого шефа на прошлой неделе. Сейчас разборка достигла апогея.

В гостиной Фишеров – аудиовидеотехника в избытке! На правом экране – привлекательная темноволосая женщина. Поднималась с ней однажды в лифте. Стоит в пижаме и смотрит в окно. Мужчина – тоже в пижаме – крутит ручки у телевизора.

– Какая дивная погода! – сказала Лиза Фишер.

– Иди гуляй! – отозвался Джей Фишер. – Позвони Бену – мне, как ты понимаешь, все равно.

– Господи! – воскликнула Лиза. – Если ты опять хочешь затеять...

На левом экране мужчина с козлиной бородкой, с двенадцатого уселся в гостиной за письменный стол. Комната почти без мебели. Поднял трубку. Звонит кому-то.

– Дэвид Хенинкэмп, – рассказывал Пит, пока Фишеры выясняли отношения. – Экс-священник. Теперь подвизается в рекламе. Небольшое агентство, но процветает. Из-за женщины оставил церковь, а та его бросила.

Они послушали его разговор с клиентом. Объяснял, почему отсылает счет.

Фишеры все дебатировали.

– Какая четкость! А? – сказал он, протягивая конфеты.

Кивнув, взяла несколько.

– "Такай"... – продолжал объяснять он. – Япония! Лучшее, что есть в мире на сегодняшний день.

Поставил миску с конфетами на полочку с часами. Уже 1.07. Взял горсть.

Потом были Шверингеры на "1", Фишеры – по-прежнему на "2". Звук он то понижал, то, наоборот, усиливал.

– А я говорю, не в деньгах счастье, – сказал Стефан на "1", заглянув на кухню. – Все упирается в сроки. Ты хоть знаешь, сколько потребуется времени, чтобы отыскать то, что требуется?

– Кстати, который час? – спросила она.

Он отодвинул миску. ...3.02.

– Как время бежит! – сказал он.

– Да, можно лишь сожалеть...

Он снял звук. Повернулся в кресле к ней.

– Сегодня ничего особенного... Нет никого – вот в чем дело. Пальм где-то бродит. Секс будто вовсе в природе не существует.

– Ерунда какая-то! Даже не предполагала.

– Ничего, через пару часиков начнется, не оторвешься. – Народ на подходе.

Она подвинулась к нему, наклонилась, взяла его руки в свои.

– Пити, это нехорошо! Не имеет значения – интересно, неинтересно, захватывает, не захватывает... И потом... если кто-то узнает, представляешь, что будет. Вся твоя жизнь насмарку. Наша с тобой... Взглянули друг на друга.

– Не следует этого делать. Не только из-за нас, – сказала она, – ради тебя самого.

Он вздохнул, кивнул.

– Да-да, конечно... Высвободил свои руки.

Повернулся к консоли, выдвинул ящик, вытащил телефонный справочник. Положив тяжеленный фолиант на колени, повернулся к ней. Вздохнул, взглянув на нее.

Она не сводила с него взгляда.

Пролистнув страницы – в голубовато-белом свечении с экранов желтые страницы казались зелеными – нашел "Слесарные работы".

– С ума сойти! Вон их сколько, – сказал, шурша страницами.