Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 44



На роль лейтенанта и доверенного лица он выбрал закаленного во многих передрягах солдата удачи Бальтасара Гарроте по прозвищу Турок — выходца из Ла-Алькаррии, на протяжении многих лет служившего королю Гранады, а потому намного лучше владеющего ятаганом, нежели шпагой, и джамбией [2] — нежели кинжалом, а вместо шляпы он носил объемистый белый тюрбан.

О нем шептались, будто бы он — христианский шпион, хотя сам он хвастался, что в свое время был настолько предан свергнутому эмиру Гранады Боабдилю, что даже хотел сопровождать его в изгнание. Бывший эмир с трудом отговорил его от этой идеи, опасаясь, как бы в Марокко его не убили фанатики-мусульмане.

— Я служу лишь тому, кто мне платит, — предупредил он сразу, едва услышав предложение виконта де Тегисе. — А уж маврам или христианам — мне все едино, поскольку я не видел ни гроша от тех, кто исправно ходит к мессе.

— В таком случае, вы едва ли сможете поладить с командором, — заметил его новый начальник. — Он презирает деньги.

— В таком случае опасайтесь его, — честно предупредил Гарроте. — Тот, кто отказывается от золота, вина и женщин, лелеет куда худшие планы.

— Какие, например?

— Власть.

— Она и так у него есть.

— В этом-то и беда. Жажда власти — самая отвратительная болезнь, возникающая лишь у того, кто и так ей заражен. Она растет и растет, как зловредная опухоль, пожирая все другие чувства.

События, свидетелем которых он стал в последующие месяцы, не раз напомнили капитану де Луне о верности этих рассуждений, поскольку он всегда находился подле дона Франсиско де Бобадильи и мог оценить, какое невыносимое давление на этого безусловно честного человека, телом и душой преданного родине, оказал тот факт, что он стал, хотя и не по собственной воле, одним из самых могущественных людей на земле.

Во время долгого плавания через океан он еще оставался задумчивым и аскетичным слугой короля, молчаливо принимающим груз ответственности, возложенной на его плечи, как терпеливый бык, тянущий повозку, но стоило командору высадиться в Санто-Доминго, где туповатый младший брат вице-короля отказался признать его власть, как Бобадилья немедленно изменился. Можно было подумать, что его новая и агрессивная личность ждала тысячу лет, чтобы сбросить маску покорности.

24 августа 1500 года, на следующий день после того как они прибыли в Санто-Доминго, командор Бобадилья отправился слушать мессу в сопровождении людей капитана Леона де Луны, после чего созвал всех знатных горожан и, как исполнитель высочайшей воли монархов, зачитал в их присутствии первый из королевских указов относительно положения дел на острове, лично подписанный их величествами.

Дон Диего, исполнявший обязанности губернатора в отсутствие братьев, поскольку Христофор находился в Ла-Консепсьоне, а Бартоломео в Харагуа вел борьбу с Франсиско Рольданом, пытался найти поддержку у нового алькальда, Родриго Переса, и наотрез отказался подчиниться требованию освободить заключенных.

Капитан Леон де Луна был одним из немногих присутствующих, кто под полной невозмутимостью дона Франсиско де Бобадильи смог уловить ярость, которая позже самым трагическим образом отразится на судьбе Колумбов. Однако он не сказал об этом ни слова.

На следующий день вчерашняя сцена после мессы повторилась с точностью до мельчайших деталей. Правда, на сей раз королевский посланник пустил в ход тяжелую артиллерию, зачитав письмо монархов, в котором он назначался новым губернатором Эспаньолы, после чего принял соответствующую присягу, а затем снова потребовал освободить заключенных.

Последовал новый отказ дона Диего, и командор, не дав ему времени что-либо предпринять, огласил новое письмо: монархи приказывали своим подданным отдать под его командование все силы, оружие и крепостные сооружения острова. И, наконец, последнее и самое впечатляющее письмо, в котором братьев Колумбов обязывали из собственных средств оплатить жалованье и расходы войск.

Как можно было ожидать, последнее письмо вызвало бурю восторга у голодной солдатни, и капитан де Луна воспользовался моментом, чтобы послать своих людей на городские улицы с призывом присоединиться к ним и обещая быстрые деньги и королевское покровительство.

Любой другой человек на его месте уже давно признал бы свое поражение и сдался, но дон Диего Колумб был настолько туп и медлителен и так боялся гнева братьев, что, вопреки здравому смыслу, никак не желал признать сопротивление бессмысленным, и люди виконта де Тегисе, которых с готовностью поддержали недовольные, с боем взяли крепость, захватили дворец, тюрьму, освободили заключенных и овладели городом Санто-Доминго от имени католических монархов.

11 



— Я уехал, когда до меня дошли слухи, что вице-король готовит восстание индейцев против командора. У меня возникло серьезное подозрение, что дело может вылиться в гражданскую войну, а поскольку я отнюдь не сторонник военных переворотов, то уговорил Сораиду, мы с ней сели в шлюпку и взяли курс на Ямайку... — с этими словами толстяк Хуан де Болас осушил очередной кубок вина. — А ну их всех к чертям собачьим вместе с их дрязгами и амбициями! — закончил он.

— Как вы думаете, чем все это кончится? — спросила донья Мариана.

— Понятия не имею, да меня это не слишком-то и волнует, ответил толстяк по прозвищу Серебряные Ручки. — По мне что Колумб, что Бобадилья — хрен редьки не слаще. Оба умеют только приказывать, а я уже устал подчиняться. А здесь я сам себе хозяин.

— Несомненно, это очень красивое место, — согласилась немка. — Надеюсь, вы не станете возражать, если мы составим вам компанию, пока не пройдут ураганы?

— Разумеется. Остров достаточно велик, а этот залив — лучшее укрытие от волн и ветра. Всем, кто пришел сюда с миром, мы только рады, и я надеюсь, что когда-нибудь здесь вырастет город под названием Пуэрто-Болас.

Так они нашли безопасное укрытие от штормов и бурь, но команда все равно страдала от скудости провизии и отсутствия на острове женщин, поэтому капитан Соленый предложил отправиться на соседний остров и привезти оттуда недостающее, чтобы обеспечить морякам полноценный отдых.

— Я не для того строила «Чудо», чтобы возить на нем проституток, — негодующе воскликнула донья Мариана. — И не хочу попасть в руки Бобадильи, Колумба, Рольдана, или кто там сейчас правит в Санто-Доминго.

— Я тоже, — поспешил ответить моряк.

— И что же в таком случае вы предлагаете?

— Встать на якорь возле Навасы, пока кто-нибудь сплавает на баркасе в Санто-Доминго.

Остров Наваса являл собой не более чем одинокую скалу посреди моря, примерно в восьми милях от западной оконечности Гаити и в тридцати — от восточного побережья Ямайки, и пусть даже он представлял собой неважное укрытие на случай шторма, но с вершины скалы можно было издалека увидеть вражеский корабль, а уж уйти от него на таком быстром корабле, как «Чудо», не составило бы ни малейшего труда.

План Балабола состоял в том, чтобы отправить троих человек на лодке Хуана де Боласа к берегам Эспаньолы, а остальные дожидались бы возле Навасы их возвращения. Этот план на первый взгляд казался вполне разумным, поскольку сводил риск к минимуму, как для корабля, так и для команды.

Проблема заключалась в том, чтобы подобрать отважных и при этом абсолютно надежных людей, которые смогут не только высадиться на большом острове, но и благополучно вернуться назад с провизией и женщинами. Хромой Бонифасио вызвался одним из первых, но донья Мариана наотрез отказалась от его услуг, напомнив, что в Санто-Доминго его слишком хорошо знают, и он не может вновь показаться на улицах и площадях города.

— Как только они тебя увидят, — сказала она, — то сразу поймут, что я и «Чудо» где-то поблизости, и мы все окажемся в опасности.

— Тогда кто же поедет?

— Я, — вызвалась Сораида Ла Морса. — Никому не придет в голову меня заподозрить, к тому же мало кому известно, что я уехала. А кроме того, только я смогу уговорить девочек отправиться со мной. Уж поверьте, я их лучше знаю.

2

Джамбия — арабский кинжал с широким загнутым клинком.