Страница 25 из 38
ЭЛЕГИЯ
Я думал, что любовь погасла навсегда,Что в сердце злых страстей умолкнул глас мятежный,Что дружбы, наконец, отрадная звездаСтрадальца довела до пристани надежной.С беспечной думою покоясь у брегов,Уж издали смотрел, указывал рукоюНа парус бедственных пловцов,Носимых гибельной грозою.Я говорил: «Стократ блажен,Чей век, свободою прекрасный,Как век весны промчался яснойИ страстью не был омрачен,Кто не страдал в любви напрасной,Кому неведом грустный плен.Блажен! но я блаженней боле.Я цепь мученья разорвал,Опять я дружбе… я на воле —И жизни сумрачное полеВеселый блеск очаровал!»О, что я говорил… несчастный!Минуту я заснул в неверной тишине,Но мрачная любовь таилася во мне,Не угасал мой пламень страстный.Весельем позванный в толпу друзей моих,Хотел на прежний лад настроить резву лиру,Хотел еще воспеть прелестниц молодых,Веселье, Вакха и Дельфиру.Напрасно!… я молчал; усталая рукаЛежала, томная, на лире непослушной,Я все еще горел – и в грусти равнодушнойНа игры младости взирал издалека.Любовь, отрава наших дней,Беги с толпой обманчивых мечтаний.Не сожигай души моей,Огонь мучительных желаний.Летите, призраки… Амур, уж я не твой,Отдай мне радости, отдай мне мой покой…Брось одного меня в бесчувственной природеИль дай еще летать надежды на крылах,Позволь еще заснуть и в тягостных цепяхМечтать о сладостной свободе.ЭПИГРАММА
(НА КАРАМЗИНА)«Послушайте: я сказку вам начнуПро Игоря и про его жену,Про Новгород и Царство Золотое,А может быть про Грозного царя…»[143]– И, бабушка, затеяла пустое!Докончи нам «Илью-богатыря».[144]1817
БЕЗВЕРИЕ
О, вы, которые с язвительным упреком,Считая мрачное безверие пороком,Бежите в ужасе того, кто с первых летБезумно погасил отрадный сердцу свет;Смирите гордости жестокой исступленье.Имеет право он на ваше снисхожденье.С душою тронутой внемлите брата стон,Несчастный не злодей, собою страждет он.Кто в мире усладит души его мученья?Увы! он первого лишился утешенья!Настигнет ли его глухих судеб удар,Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,В любви ли, в дружестве обнимет он изменуИ их почувствует обманчивую цену:Лишенный всех опор, отпадший веры сынУж видит с ужасом, что в свете он один,И мощная рука к нему с дарами мираНе простирается из-за пределов мира…Напрасно в пышности свободной простотыПрироды перед ним открыты красоты;Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:Ум ищет божества, а сердце не находит.Несчастия, страстей и немощей сыны,Мы все на страшный гроб, родясь, осуждены.Всечасно бренных уз готово разрушенье,Наш век – неверный день, минутное волненье,Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,Завесу вечности колеблет смертный час,Ужасно чувствовать слезы последней муку —И с миром начинать безвестную разлуку!Тогда, беседуя с раскованной душой,О вера, ты стоишь у двери гробовой,Ты ночь могильную ей тихо освещаешьИ ободренную с надеждой отпускаешь…Но, други! пережить ужаснее друзей!Лишь вера в тишине отрадою своейЖивит унывший дух и сердца ожиданье:«Настанет! – говорит, – назначено свиданье!»А он, слепой мудрец! при гробе стонет он,С отрадой бытия несчастный разлучен,Надежды сладкого не внемлет он привета,Подходит к гробу он, взывает… нет ответа.Видали ль вы его в безмолвных тех местах,Где кровных и друзей священный тлеет прах?Видали ль вы его над хладною могилой,Где нежной Делии таится пепел милый?К почившим позванный вечерней тишиной,К кресту приникнул он бесчувственной главой,В слезах отчаянья, в слезах ожесточенья,В молчанье ужаса, в безумстве исступленья,Рыдает – и меж тем под сенью темных ив,У гроба матери колена преклонив,Там дева юная в печали безмятежнойВозводит к небу взор болезненный и нежный,Одна, туманною луной озарена,Как ангел горести является она;Вздыхает медленно, могилу обнимает —Все тихо вкруг нее, а кажется, внимает.Несчастный на нее в безмолвии глядит,Качает головой, трепещет и бежит;Но тайно вслед за ним немая скука бродит.Во храм ли вышнего с толпой народа входит,Там умножает он тоску души своей.При пышном торжестве старинных алтарей,При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,Тревожится его безверия мученье;Он бога тайного нигде, нигде не зрит,С померкшею душой святыне предстоит,Холодный ко всему и чуждый к умиленью,С досадой тихому внимает он моленью.«Счастливцы! – мыслит он, – почто не можно мнеСтрастей бунтующих в смиренной тишине,Забыв о разуме и немощном и строгом,С одной лишь верою повергнуться пред богом!»Напрасный сердца крик! нет, нет! не сужденоЕму блаженство знать! безверие одно,По жизненной стезе во мраке вождь унылый,Несчастного влечет до хладных врат могилы,И что зовет его в пустыне гробовой —Кто ведает? но там лишь видит он покой.