Интернат

Вторая девочка, Кристина Назарова, была совсем другая. Это была настоящая оторва. Она слушала тяжёлый рок, играла в футбол, дралась с мальчишками, пила и курила за двоих, и считала, что так и должна себя вести "реальная тёлка". У неё были желтые глаза и длинные светлые волосы, которые она терпеть не могла мыть и расчёсывать, и поэтому всегда ходила лохматая. В интернате Кристина Назарова отличилась своим непредсказуемым поведением. В детстве у девочки был диагноз "УО" и хотя потом его поменяли на ЗПР, клеймо умственно отсталой на Кристине стояло и по сей день. Временами Назарова вела себя нормально, даже хорошо, но иногда что-то на нее накатывало, и она начинала делать жуткие и необъяснимые вещи. Поэтому дети старались обходить ее за три метра. Эрудицией Кристина тоже похвастаться не могла. Она едва могла связать несколько слов, но зато вечно разбалтывала чужие секреты, и в самый неподходящий момент могла ляпнуть какую-нибудь ерунду, поставив себя и других в неловкое положение. А еще Кристина любила приврать. Причем рассказывала такие нереальные истории, что девочки иногда не выдерживали и одергивали ее, на что Кристина обижалась и частенько лезла драться. Внешне Кристина была очень даже привлекательной и милой, но накладывала на себя "тонны" косметики, и всегда ходила с таким злобным выражением лица, что все в детском доме считали её уродиной.

Третья девочка, Ольга Рылова, носила кличку "Рыло" не только из-за фамилии – с внешностью ей действительно не повезло. У неё были грубые черты лица, да к тому же ещё не хватало передних зубов. Но скажите, виновата девочка в том, что не родилась с внешностью фотомодели? – конечно, нет! но дети, как известно, народ жестокий, и на неё почти с самого рождения сыпался град насмешек и издевательств.

Чего только про себя она не наслушалась! "Рыло" было одной из самых безобидных ее кличек. Из-за этого она была злобной, жестокой, и обиженной на весь мир, и поэтому с удовольствием вымещала свою злость на остальных. Она ненавидела всех: мать, которая бросила ее в роддоме, отца, чьего имени она даже не знала, детей, которые издевались над ней, и даже Вику с Кристиной она иногда ненавидела… Но так как общаться ей было не с кем, ей приходилось хорошенько скрывать эту свою ненависть…

Во время ужина в столовую зашёл Александр Витальевич в сопровождении Зои Сергеевны.

– Дети! – Зоя ехидно улыбалась. – У директора для вас есть объявление.

Александр Витальевич нахмурился – хоть он и не был по своей природе строгим, но работа обязывала.

– Если коротко – вели вы себя без меня ужасно, все воспитатели на вас жалуются… Поэтому, – он сделал небольшую паузу, – Нового года и всех новогодних мероприятий не будет. Отбой тридцать первого в десять.

И он быстро вышел из столовой, а вслед ему такое понеслось…

Иногда он их просто не выносил. Но иногда, когда он смотрел в их грустные глаза и видел их улыбки, сердце его сжималось от сострадания…

Вообще-то в детском доме директором он только числился – вся власть уже давно перешла в руки Зои Сергеевны. Именно она полностью контролировала всю деятельность детского дома, а директор нужен был только для подписания документов, чисто формально. Александр Витальевич даже не пытался ей противоречить, он давно был задавлен её авторитетом и делал всё, что она приказывала. Это было постоянной темой для разговоров у детей – они о многом знали, а чего не знали – домысливали: какие махинации проворачивает Замогильная, как использует свое положение…Замогильную ненавидели…

Говорили, что Александр Витальевич обо всем знал – и о "карцере", находящемся в подвале детского дома, и о незаконном помещении воспитанников в психиатрические больницы… До детей дошли слухи, что у некоторых работников детдома, в том числе и у самой Замогильной, имелись фальшивые свидетельства о регистрации в Самаре, что на самом деле Зоя Сергеевна и её "подельники", живут в квартирах, закрепленных за воспитанниками. Оставалось только догадываться, почему же Александр Витальевич подчинялся Замогильной? Почему молчал, покрывал?..

После Макдоналдса захотелось спать. Дети немного погуляли по улицам и сели на заснеженную лавку в парке. На улице всё было украшено к празднику. Стояли зеленые елочки с яркими шарами, висели разноцветные гирлянды и флажки. Всё это было так знакомо, и напоминало о счастливой жизни с родителями.

– Не хочу в интер, – заныла Марина, – может не пойдём туда, может где-нибудь на хате переночуем?

– У тебя хата есть? – спросил Антон.

– Люди! – закричала Таня. – Я знаю где дом есть заброшенный!

– Поехали, чо делать-то, – сказал Антон. – Это точно заброшка?

– Точно! – сказала Таня. – Мы там прошлой осенью сидели.

В детский дом они вернулись утром – осторожно открыли дверь и тихонько вошли в здание. Наказание пришло немедленно – их ждали. Зоя Сергеевна, жестко отчитав детей, отправила их в "карцер" до ужина.

Это была маленькая комната в подвальном помещении детского дома. Дети придумали её так называть – "карцер". Там закрывали провинившихся, в том числе и нарушающих дисциплину – и за побег вполне можно было схлопотать пару часиков заключения. Зимой в этом подвале был жуткий холод, а летом, наоборот, страшная жара. Иногда сюда закрывали очень много детей, было душно, и дети устраивали бойни, после которых иногда приходилось вызывать скорую.  На стенах они писали всё, что чувствовали: "Ненавижу жизнь!", "Чтоб вы все сдохли", "Убью всех! " По этим надписям вполне можно понять, какие чувства испытывали "заключённые".

Зоя Сергеевна с помощью старших ребят втолкнула Антона, Таню и Марину в комнату и закрыла дверь на замок. Всё, что не успела разъяснить Зоя Сергеевна, старшие доходчиво добавили, пока вели их в "карцер", а точнее волокли по ступенькам, гнали пинками…

Когда голоса стихли, дети немного успокоились, расслабились… Марина и Таня были здесь впервые, а Антон уже не раз проводил здесь "часы досуга".

В комнате было одно окно с решёткой и раскладушка посередине – чем не настоящая камера?

– Это и есть "карцер"? – спросила Марина, озираясь.

– Ну да, – ответил Антон, садясь на раскладушку.

– А спать-то где? – спросила Таня.

– Где, где  – на полу!

Ближе к двенадцати ночи воспитатели собрались к накрытому столу в зале. Александр Витальевич поздравил всех с наступающим, сказал тост – и приступили к угощению. А за дверью в это время шептались дети, подглядывая в замочную скважину.

– Ни фига себе стол у них!..

– Да, шампусик…

– Смотри – ананасы!..

– Где?

– Да вон! Я их пробовал! Смотри, Могила колбасу ест!

– Водочка…

– Зоя Сергеевна, дайте колбаски! – крикнул Женя в скважину.

– Марш отсюда! – рявкнула Зоя. – Идите спать! Саша, надо скважину замочную чем-нибудь заткнуть, что ли…

Этот Новый год запомнился всем надолго. Все двери были закрыты, и дети чуть не разнесли здание. Двадцать человек вылезли в окно – вернулись все пьяными. Один из них ударил по лицу дежурного воспитателя… Мальчишки из младшей группы достали ацетон и надышались им так, что троих пришлось увезти на скорой. Про Антона, Марину и Таню вообще забыли, и они сидели в "карцере" до утра. Утром пьяный сторож открыл дверь и выпустил голодных, замерзших и злых "заключённых"…