Кузница Тьмы (ЛП)

Скара Бандарис послал солдату кривую, горькую улыбку. - Дураки наслаждаются компанией, друзья.

"Жрица, сделай из своего поклонения бестрепетное приятие непознанного и даже непознаваемого. Принимая и обожая тайну, мы успокоим осадивший нас хаос, пока море не станет гладким зеркалом, готовым честно отражать всё сущее".

Слова богини едва ли могли претендовать на роль священного писания. Эмрал Ланир сидела в личной комнате, чувствуя себя брошенной. Отослала жриц и осталась наедине с мутным отражением, столь недвижным в зеркале. Как и подобает любому служителю, она клялась в преданности, смутно надеясь на ответные дары и ныне, когда откровенные слова обнажили суть односторонней сделки, которая есть вера, ей не хотелось никого обманывать. Пусть все неотчетливое и непонятное остается в зеркале, благословенно размытом. Она же пойдет дальше.

Но лицо ее так и не стало "честным отражением".

Какая ирония: слова Аномандера отказались верными. Юная красота выносит откровение света, тогда как теряющая краски старость ищет темноты; и две верховные жрицы поистине заняли правильные стороны. Эмрал было горько понимать, какую сторону она избрала и почему не было иного выхода. Темнота хотя бы скрывает вечно. В грядущие столетия у Синтары появятся поводы проклинать откровения света.

Но сейчас они противостоят одна другой, готовые вступить в битву, в коей не может быть окончательного победителя. Умрет одна - вторая потеряет символический смысл. "Не добавить ли пару истин в скромное писание? Возможно, заметку на полях, не так элегантно написанную, торопливо и с сожалением.

Если святые слова не дают ответа отчаянию, какое в них благо? Если откровенные истины не сулят искупления, разве не равны они проклятиям? И если искупление не найти в смертном мире, все мы склоняемся к бездействию, к равнодушию. Обещаешь душе награду, зарытую среди гипотез? Мы обречены всю жизнь тянуться, но никогда не коснуться? Должны грезить и надеяться, но так и не познать?

"Сделай из своего поклонения бестрепетное приятие непознанного и даже непознаваемого".

Подобная преданность не обещает наград. Делает любое положение униженным и одиноким. Откровение сулит вакуум, вера обречена тонуть. Но вдруг она желала дать именно такое откровение: внутри мы - свет, но снаружи лишь тьма?

Синтара, мы враждебно переглядываемся. Но если и это лишь обман профанов?"

Хмурясь, она потянулась к странице. Пришло время увертюры, решила она...

Звук торопливых шагов, стук в дверь. Она вздрогнула, вскочила, оправляя одежду. - Войдите.

Удивительно, но там была не жрица, а историк Райз Херат.

- Верховная жрица, прошу, идите за мной.

- Куда?

- Во двор. Заклинание уже творится.

- Что?

- Прошу, - сказал он. - Эмрал, там темнота, непроницаемая тьма, и... - он помялся, - Верховная Жрица, тьма истекает кровью.

Шагая к выходу, Синтара расслышала слабые вопли, а также грубые окрики - кто-то во дворе пытался успокоить панику. - Историк, - сказала она, - это вполне может быть волшебством Матери Тьмы и бояться нечего.

- Ваше явление и соответствующие уверения могут вызвать такие мысли, верховная жрица, - отозвался Райз. - Потому я вас и отыскал.

- Но вы не верите, что это от Матери?

Он глянул на нее, бледный и осунувшийся. - Подходя к двери, я надеялся - признаю - услышать спокойный ответ на принесенную новость.

- Но не услышали его.

Он тряхнул головой.

Они вышли наружу. Тисте отступали перед явлением, показавшимся в середине двора; от входа в Цитадель уже не было видно ворот, скрытых неизмеримым мраком. Это пятно висело в воздухе, черное и клубящееся, выпускало гладившие мостовую щупальца. Эмрал смотрела и видела: оно растет, сочится, скрывая надвратные башни, помосты с пригвожденными к месту дом-клинками.

Разноголосица начала стихать, словно обманчивое спокойствие Эмрал навело тишину.

Явление не издавало звуков, но сочилось холодом - тем же, что ощутим в Палате Ночи. Эмрал смотрела, гадая, действительно ли Мать Тьма начала заклинание. Но ради чего?

В этот миг сгустившихся сомнений конная фигура быстро выскакала из тьмы. Огромный мужчина в доспехах резко натянул удила боевого жеребца, искры заплясали под подковами. Остановился он прямо пред Эмрал и Райзом Хератом.

Она заставила себя выдохнуть. Темное явление быстро уменьшалось за спиной всадника.

Историк поклонился.- Консорт, с возвращением.

Лорд Драконус спешился. Холодом веяло от его плеч, блестел иней на сапогах и доспехах. Он стянул перчатки. - Верховная жрица, - сказал он, - ты мне нужна.

- Консорт?

Он указал на здание за ее спиной. - Она знает, что я вернулся. Я обещал дар, а ты должна быть со мной.

- В каком качестве?

- Как Первая Дочь Ночи.

- Не ношу такого титула.

Он приближался. - Отныне носишь, - ответил он, проходя мимо к входу в Цитадель. Эмрал двинулась следом, за ней Райз Херат.

Лорд Драконус вошел в Великий Зал и замер в середине величественного помещения. - Очистить зал! - приказал он.

Спокойный здоровяк, прежде знакомый Эмрал, словно преобразился. Аура власти была ощутимой. Тяжелый взор упал на нее. - Верховная жрица, отыщи пустоту внутри. Отдай волю зрения Матери Тьме, чтобы она узрела мой дар.

- Консорт, не знаю, как это сделать.

- Потому что никогда не пыталась. Смотри же на меня, а в душе пинками открывай дверь веры.

И тотчас же Эмрал ощутила проникновение в тело некоей сущности; та заворочалась, оказавшись в неподходящей плоти. Взглянув на лорда Драконуса, она испытала внезапный прилив несогласных эмоций: радость Матери Тьмы при новой встрече с любовником, и облегчение - и, глубже всего, трепет. Эмрал старалась отдаться богине полностью, чтобы Мать смогла говорить ее устами, но что-то мешало усилиям. Она лишь ощутила желание Матери Тьмы приветствовать Драконуса, будто тяжелый грубый кулак стучался в запертую дверь - но дверь осталась закрытой, хотя богиня толкала с одной стороны, а Эмрал тянула с другой. Попытки провалились, и Матери Тьме удавалось лишь видеть своего сожителя.

Он успел сбросить плащ, в сложенных ладонях было что-то, хранимое бережно, словно чудный цветок... но Эмрал - и Мать Тьма - могли видеть только какой-то кусок лесной подстилки, примятый пласт земли. Драконус взглянул в глаза Эмрал и заговорил: - Любимая, этим даром я предлагаю освятить Цитадель, сделав ее настоящим храмом. Ты приняла Ночь, но овладела лишь скромной частицей ее власти. - Он запнулся. - Здесь, в каменных стенах, под каменным полом ведут войну разные силы. Похоже, я вернулся очень вовремя. Мой дар изгонит всякое сопротивление. Я даю тебе и всем Детям Ночи этот Терондай.

Сказав так, он позволил предмету выскользнуть из рук.

Он упал мягко, словно сложенный пергамент, и еще миг недвижно лежал на плитах. А потом начал разворачиваться, покрывая поверхности углами, и были углы чернее оникса. Казалось, образующийся рисунок впитывается в мрамор, навеки пятная его.

Эмрал ощутила внутри растущий ужас, исходивший от Матери Тьмы.

Рисунок продолжал разворачиваться, заполняя весь пол. У него было двадцать восемь рук, похожих на острия звезды. В центре многогранный круг. Драконус стоял внутри него. На лице читалась гордость, но и какая-то ранимость. - Любимая, - сказал он, - из земель Азатенаев вернулся я к тебе по Дороге Ночи. Я скакал сквозь царство мрака. - Он указал на рисунок, заполонивший весь зал. - Больше не нужно тянуться, любимая. Я принес Ночь сюда и вновь предлагаю тебе совершенство ее объятий. Этот дар рожден любовью. Чем же еще можем мы освящать?

Эмрал еще чувствовала богиню: существо, съежившееся от страха.

- Любимая, - говорил Драконус, - я даю тебе Врата Куральд Галайна.

Рисунок вспыхнул огнем. Расцвела темнота.

И богиня сбежала.