Хуторянин

Богиня не оставила Лизу в своей милости. Вместо избиения, хозяин ухватив ее за волосы выволок на улицу и женщина понадеялась отделаться обычной поркой. Больно, но привычно и не смертельно. Шкурка в клочья, зато кости целы.

Зло громыхая кастрюлями Зита возилась на кухне. Подхватившись еще до восхода солнца, она грубо растолкала Гретту, напоила ничего не соображающую товарку сонным отваром и ушла, оставив при ней широко зевающую малышку Лизоньку, чья блудливая мамашка заперлась на сыроварне. Кухню мама Зита искренне ненавидела, но по прошлому знала, что Лизка из молочно-сметанного царства до обеда не вылезет. Побудку, наполнение душевых бочек, беготню вокруг забора и умывание Старшая Мамка решительно свалила на непутёвого сыночка. Всё одно, дурная хозяйская прихоть, пустая трата времени на глупую и бесполезную возню. Пусть хоть недопёсок командовать поучится, но на кухне пришлось самой.

Поставив варить половину заготовленного ещё вчера мяса Зита в который раз перешерстила кухонные запасы и решила, что на завтрак хуторской народ обойдётся пустой вчерашней кашей. Лизка такого себе не позволяла, она и раньше-то на утро всегда готовила свежее и кормила и старших, и ребятню от пуза, чтоб хватило на весь трудовой день, до ужина, а тут ещё Чужак мясо чуть не целую оленью тушу припёр… Вчера повариха позаботилась наготовить впрок и Зита решила не оттачивать свое умение превращать самые лучшие продукты в мало-аппетитное нечто.

Занимаясь привычными делами, Зита как-то привычно переживала за Гретту. Кажется хозяина обманывать не придется, утром лоб сонной женщины горел не на шутку. Думать о плохом не хотелось, в глубине души проклюнулся слабый росток надежды на нормальную жизнь и сердце сжималось от боязни его потерять.

За спиной раздался шум неровных шагов. Борясь с недобрым предчувствием, Зита обернулась и похолодела. Чужак волок судорожно перебирающую ногами Лизу. Зита по себе знала, каково это поспевать за широко шагающим мужиком, когда его безжалостная рука крепко ухватив за волосы гнёт голову к земле.

—Один чистый одежда сыр. Только сыр. Один чистый одежда молоко. Только молоко. После улица душ. Ходить только Лиза. Спрашивать много. Думать много. Плетка мало. Думать мало. Плетка много.

Зита едва успела подхватить влетевшую в ее объятия повариху,  автоматически обняла и прижала к себе. От пережитого страха голова было настолько опустела, что казалось по ней гуляло эхо шагов удалявшегося хозяина. Под руками затрепыхалась пытаясь освободиться Лиза и Зита ослабила объятия.

—Застукал тебя?

—Угу, мне показалось, он еще на улице унюхал как я голову разрезала.

—И-и-и…

—Ну-у-у…

И вдруг они засмеялись, точнее заржали, зажимая ладонями рот, почти беззвучно, давясь, но не имея сил остановиться.

Гретта просыпалась тяжело, казалось, она никогда не спала так долго и сейчас тело взбунтовалось, огрызнувшись головной болью, тошнотой и ломотой в костях. Потребовалась почти минута, чтобы прийти в себя настолько, чтоб хватило сил приоткрыть глаза. К счастью в амбаре царил полумрак и тишина.

Неожиданно губы ощутили шероховатость глиняной плошки и Гретта поняла, что мгновенно умрет, если прямо сейчас не сделает хоть глоток. Она выпила почти все, прежде чем сообразила, что в плошке не вода. Молоко. Прохладное, вкусное молоко, жирное настолько, что желудок мгновенно прекратил голодное ворчание. Только тогда у нее хватило сил забрать плошку из тоненьки детских рук и наконец-то открыть глаза. Усевшись, Гретта осмотрелась. В прохладном сумраке амбара, кроме нее и маленькой Лизоньки никого не было.

—Мама Гретта, мама Зита велела тебе лежать до обеда.

—А где все, Лизонька?

—Работают. Только маленький Григ час назад прибежал, молоко принес, даже не подождал, воображала. Подумаешь, рубашка и штаны новые! Зато голова лысая как коленка,—девочка чуть обиженно засмеялась.

Молоко! Они его пили украдкой, не чаще раза в месяц.

—Малыш, ты молока хочешь?—спохватилась Гретта.

—Очень, но мама Зита пообещала по пять розг за каждый глоточек,—Лиза тяжело вздохнула и с надеждой посмотрела на женщину.

—Нельзя огорчать маму Зиту, а она очень расстроится, если пострадает твоя попа.

Похоже детеныш нахлюпалась уже выше носа и Зита просто боится за ее желудок.

—Найди маму Зиту и попроси подойти, когда сможет.

Девчушка послушно кивнула и умчалась.

Зита пришла одна, почти через час, перед самым обедом. Она принесла глубокую плошку густой похлебки с мелко накрошенными кусочками мяса и вместо каши большущий ломоть вчерашнего хлеба с лежащими поверх тоненькими кусочками сыра. Гретта ухватила сыр и поднеся к носу жадно втянула его запах. Зита засмеялась:

—Ешь, больнуша, мало будет, еще принесу.

И встретив взгляд, жгущий дикой надеждой, быстро закивала:

—О, этот поганец сейчас б-о-о-о-льшой человечек! Личный посыльный хозяина! Правда лысый, как моя задница. Жаловался, что хозяин ему все волосы сбрил. И сверху и снизу. Да еще по голой попе наподдал, когда это дитё пищать вздумало. Правда, рукой и всего два раза. Едек божится, что слегка. Зато спал на сеновале с хозяином. Нет, нет, просто спал. И дальше там спать будет. На своем тюфяке и под своим одеялом. Еще они вместе с хозяином рубашку со штанами выбрали. Важный, сил нет. Хозяин сказал… Хозяин велел… Я хозяина говорить учу… Так бы и врезала по тощей заднице.

Гретта бессильно сползла на тюфяк. Странно, но так захотелось спать, что даже отступил голод. Она уже не слышала как Зита рассказывала что-то о Лизином залете и даже одуряющий запах мясной похлебки не мог отогнать легкий здоровый сон, вот только из-под опущенных век, холодя щеки, самовольно стекали медленные, крупные слезы.

Часть 2

Крепить рабовладельческое хозяйство передовыми методами.

Глава 1

Новый русский на Аренге. Охота, баня, девки…

""Лето, ах лето, лето звездное будь со мной." Где ты, Пугачиха, попсанутая наша королиха. Даровала, же природа голос не пойми кому. Пила, курила и пела. Первые два умения сохранила, а вот голос того, тю-тю. Терпеть не могу попсу, а вот вспомнилась песенка и хоть плачь, правда, скажем честно, песня в отличие от певицы полна не только таланта, но и добра с чистотой.

У нас первый месяц лета  в разгаре и хоть добра с чистотой маловато, жизнь продолжается."

До добра еще далеко, и дорожка та семь колдобин на версту, но в борьбе за чистоту Алекс вышел на важнейший стратегический рубеж. Готова каменка, самая сложная часть русской бани. Алекс не раз читал, что бани и избы топили по черному для дезинфекции и борьбы с братьями нашими постельными и прочими тараканами. "Могет быть могет быть", но вот дороговизна хорошего кирпича и сложность работы печника, показалась ему куда как более веской причиной. Владея сей профессией на уровне "не знаю, не пробовал", но имея некую тень толики знаний благодаря художественной литературе и интернету, Алекс применил старый, но так и не посрамленный постулат—"терпение и труд, все перетрут", в супер широком варианте, то есть месили глину, искали и таскали булыжники все старшие пацаны. Вопросы, возмущения? Вы, господа где? Тут средневековье с феодализмом, замешанном на рабовладении. Хозяин сказал… Рабу достаточно. Может на Земле во времена Рима и Эллады рабы и были тупы да ленивы, но на Аренге, на Овечьем хуторе они все делали с любопытством и исключительно по команде бегом. С кирпичами оказалось намного сложнее, и чуток покумекав, юный печник сложил печку из булыжника, скрепленного глиняным раствором. Алекс не сомневался, сие супер-пупер сооружение придется не раз ремонтировать, а если не кокетничать, то просто переделывать, но сейчас печь грела распространяя сухое тепло и пламя гудело, довольно пожирая дрова. Даже  дым шел строго в предназначенное отверстие. Рэй за седмицу выколотил хоть и кривоватый, но не подтекающий медный бак литров на двести-двести пятьдесят с квадратной трубой в центре, и даже присобачил к нему сделанные ранее вентили. Этакий самоварный инвалид-переросток.