Хуторянин

Светило уже почти коснулось нижним краем верхушек деревьев и длинные тени деревьев расчертили землю темными полосами, но старая лесная дорога все также охотно стелилась под ноги. Неспешная с стороны волчья рысь исправно поглощала расстояние и совершенно не утомляла Зверя. Ночь время его охоты, самое время гнать за караваном по едва ощутимому следу. По летнему разом упавшая темнота лишь заставила заблестеть звериной желтизной глаза с огромными угловатыми зрачками… Ни малейшей усталости, жажды или голода… но вслед за ним из последних сил еле-еле тащилась неуклюжая глупая самка.

"Зависла баба. Пока занята чем-то привычным, куда ни шло, но чуть что, виснет словно перегруженный комп с замусоренной операционкой. Странная она. Прямо как я. Побоку ей скотинка, исключительно из-за Милки жилы рвёт. Откуда такие дровишки-то? Здешнее крестьянское быдло с земным розница не особо. Потомство для них бесплатные рабочие руки в хозяйство и будущая кормушка в старости. Про кровиночку и свет в окошке не к ним. Чуть что—"…на всё воля и милость Богини, Она дала, Она и прибрала".

Если мама Зита с мелюзгой, особенно со своими, бывает сюсюкает, то мама Гретта ещё та мамочка. Предельно жёсткая баба. Не оторва и без лишней дури, но такая и мужиков в узде удержит… Вон как хуторская мелочь по хозяйству мухами от одного её взгляда лётает… Вот ежели за лишним кусочком, да не предусмотренной немудрящим меню вкусняшкой, то к маме Лизе. Милка и та, к матери не особо ластилась, да и на глаза лишний раз старалась не лезть. Зато слушалась беспрекословно… как и все…

Сейчас так и вовсе с катушек слетела, бешеной свиньёй прёт и сама Богиня ей побоку. Словно за черту какую вчера заступила… Гвардейский кавалерийский арбалет, кинжалы и всё в наглую, напоказ… то-то Зитка у ворот глазыньками-то лупала.

Хрен этих баб поймешь, ладно хоть девка, слава Богине, жива, а значит найдем поганку."

 Обернувшись на оборвавший тихую ругань едва слышный стон Чужак едва успел извернуться и подхватить ослепшую в темноте спутницу за слегка отросшие волосы. Бедолажка только пискнула. Больше от неожиданности и досады, чем от боли. Как она не напрягала зрение, но змеящиеся по земле корни упорно цепляли за ноги особенно сейчас, когда её уже не шатало, мотало от усталости. Любое движение отзывалось нешуточной болью во всём теле, но гремучая смесь природного упрямства, страха перед хозяином и беспокойства за дочь не позволила просить пощады. Она так и не выпустила дальше зубов ничего кроме ругани пока не начала валиться без сил на исчезающую в темноте дорогу…

Сквозь грохот сердца и шум крови ощутила как смутно знакомые руки перетащили ее обмякшую тушку на что-то плотное, потом нечто тёплое обняло онемевшие плечи и почти сразу же в лицо плеснуло холодным и мокрым. Ей даже удалось поймать несколько капель пересохшими губами. Голова кружилась, мутилось сознание, но вытянуть из неизвестно откуда возникшей у рта горловины несколько живительных глотков она успела, смогла. Потом ощутила горечь незнакомой еды…

—Чего морщишься, невкусно? Извини, но я на нахлебников не рассчитывал, а Лизины посылки пришлось использовать, хоть и  не совсем так как она надеялась.

Выдернувший из нирваны вопрос прозвучал глухо и невнятно, поскольку копавшийся в рюкзаке мужчина так и не соизволил прервать своё занятие. Гретта несмело кивнула, потом испугавшись, что из глубины мешка, да ещё и в ночной темноте сложно рассмотреть её кривляния проблеяла нечто утвердительно-соглашательное. Но Алекс уже закончил ревизию и подхватив небольшой топорик исчез где-то за её спиной. Требовалось обязательно встать, негоже, когда мужик бабу обихаживает, уж когда хозяин вместо рабыни шуршит… но полусидеть-полулежать на мягкой земле покрытой небольшим куском мягкой толстой кожи  оказалось так удобно и толстый хозяйский плащ так уютно обнимал плечи даря тепло и спасая от грубой коры толстого невысокого дерева, что…

Когда отступила усталость выпуская её из странного полусна-полузабытья хозяин уже шустро рубил молодую поросль для лежанки. Гретта дернулась, но лишь тяжело вздохнула давя вбитый жизненным опытом и плетью рефлекс…

Ночное зрение ничуть не походило на тот эрзац, что давным-давно он видел через напрочь убитый устаревший армейский ПНВ. Вымахавшие по грудь упругие древесные выстрелы послушно ложились под экономными ударами острого железа. Несложная и нужная работа оказалась сродни медитации. Она медленно, но верно снимала вызванное нетерпением и раздражением Зверя беспокойство. Неплохо очищала мозги от суетных хозяйственных мыслей. 

"Мдя-с… Прям таки проект "Ролевик" получается. Или, скорее, этакий ролевичек без наивной сказочки про великое и неделимое борение "порядка" с "хаосом". Того и гляди обиженный шалунишка Арагон из-за кустиков выглянет, да пошлёт долгим пешеходно-сексуальным маршрутом за нарушение авторских прав… на Землю. Честное слово, расцеловал бы придурка… может быть. Уж больно в кровавые непонятки я тут впёрся. Поигрался-наигрался да чутка заигрался… Дедала-то словно какую виртуальную куклу ломал. С азартом. С умными проникновенными речами и прочими красивостями и благоглупостями…

Но почему когда под остриём подтока хрустнули натуральные, живые рёбра и по полу потекла горячая, но уже мёртвая кровь, я хоть и въехал окончательно, что вокруг не вирти-мирти, а кондовое феодальное средневековье, не замер, не задёргал… Не проблевался даже…"

…Ш-ш-ш-чпок-чпок!

…Ш-ш-ш-чпок-чпок!

…Выстрелы рвали внезапно ставший тугим воздух и тягуче били по ушам. Привычные "Вектор" и "Глок" почему-то, лупили столь сильно и резко, что бешеная отдача безжалостно сушила руки, но в странно замедленном темпе. Словно во сне неимоверно обострившимся зрением он совершенно отчётливо видел как движутся затворы обнажая стволы, как отлетают прочь маленькие цилиндрики горячих гильз, как оскалившиеся стволы выплевывают пули и, подкинутые отдачей пистолеты, возвращаются на линию выстрела за мгновение до едва ощутимого толчка с которым взрывается порох в гильзе следующего патрона. Как выхлестывают фонтанчики крови из разорванных тяжелыми пулями тел…

…Алекса шатнуло. В нос явственно шибануло вонью сгоревшего бездымного пороха, а ладони так нестерпимо заныли от рывков взбесившихся пистолетов, что он едва не упустил топорик. Резко обернулся и кровавая пелена медленно выпустила из объятий растекаясь и истончаясь. Его по прежнему окружал ночной лес и его запах мешался со вкусом страха ожидания и усталости зрелой человеческой самки. И лишь в самой глубине почти терялась вонь от смеси лошадиного навоза, ржавого железа, дёгтя и, опять же, человеческого страха.

Стряхивая остатки наваждения почти не глядя швырнул увесистую железяку в стоящего на другом краю полянки раскидистого великана. Смачный скрип раздвигаемого железом живого дерева прозвучал уже вполне явственно. Из нарубленных прутьев получилась неплохая лежанка. Пока не накрытая, но тормошить угревшуюся Гретту не стал. Вместо этого, как ни в чём не бывало, заговорил:

—Что есть, то есть. Пеммикан штука странная. Из какого дерьма его только не делают. Этот ещё ничего, съедобный и на вкус… терпимый. Бывает и хуже. Меня как-то дерг занес туда где и лета-то почти не бывает… Так целую седмицу только пеммиканом и пробавлялся. А он там и вовсе… гадость несусветная. Местные его жрут только зимой и только на охоте, а готовят ещё с лета и на весь год разом. И обязательно с тухлом жире. Так что жуй-жуй глотай, да радуйся, что Лизка жирка нам свеженького отжалела.

Полюбовался на ошалевшую Гретту и кривовато ухмыльнувшись хмыкнул:

—Жуй, говорю, шевели зубками-то… Его, чем мельче разотрёшь, тем лучше. Коль упала на хвост без спроса, терпи. Нам пока огонь нельзя жечь, а пеммикан годами не портится, лёгкий и надо его совсем чуть. Такой кусочек дня на три без потери сил тянуть можно и нюх не отбивает.