Круг

— Доменек[2] — чертова никчемная бездарь, — произнес Пюжоль, как будто прочитав мысли Венсана. — В две тысячи шестом мы вышли в финал только потому, что Зидан с ребятами взяли на себя руководство командой.

Никто не возразил, и сыщик начал пробираться через толпу, чтобы взять еще пива. Бар трещал по швам от посетителей. 11 июня 2010-го. Открытие и первые встречи Чемпионата мира по футболу в ЮАР. Счет после первого тайма в матче Уругвай-Франция — 0:0. Венсан снова посмотрел на патрона — тот не отводил взгляд от экрана. Пустой взгляд. Майор Мартен Сервас лишь делал вид, что смотрит игру, и его заместителю это было отлично известно.

Сервас не только не смотрел игру, но и терзался вопросом, зачем вообще пришел сюда.

Он хотел потрафить своей группе. Уже много недель все разговоры в Отделе уголовных расследований велись исключительно о футболе. Форма игроков, скучные товарищеские встречи, унизительное поражение от китайцев, состав сборной, слишком дорогой отель. Сервас не был уверен, что Третья мировая война взволновала бы коллег сильнее. Он надеялся, что уголовный мир тоже озабочен футбольными проблемами и кривая преступности снизится без постороннего вмешательства.

Он отхлебнул пива из принесенного Пюжолем стакана. Начался второй тайм. Маленькие фигурки игроков в синей форме продолжали бессмысленные и непродуктивные перемещения по полю. Сервас не был тонким знатоком футбола, но действия нападающих казались ему до крайности неумелыми. Он где-то читал, что расходы на транспорт и расселение команды обойдутся Федерации футбола Франции в миллион евро, и задавался вопросом, обойдется ли она собственными средствами или «залезет в государственный карман» налогоплательщиков. Впрочем, всю остальную компанию добросовестных налогоплательщиков эта проблема волновала явно меньше, чем хроническое отсутствие результативности. Сервас сделал попытку вернуться к происходящему на экране. Из телевизора доносился на редкость противный неумолкающий гул, похожий на жужжание огромного пчелиного роя. Ему объяснили, что этот шум производят тысячи южноафриканских болельщиков, отчаянно дудя в дудки. Сервас не понимал, как люди на трибунах не сходят с ума от подобного бедлама: даже приглушенный микрофонами и смягченный техническими ухищрениями звук мог кого угодно довести до исступления.

Внезапно свет в баре замигал, по экрану пошли помехи, и картинка исчезла. Зрители возмущенно загудели, но изображение тут же восстановилось. Гроза… Она кружила над Тулузой, как стая ворон. Сервас ухмыльнулся, представив себе погрузившийся в темноту бар и лишившихся футбольного наслаждения зрителей.

Он и сам не заметил, как вернулся мыслями к привычной, но оттого не менее опасной теме. Юлиан Гиртман не подавал признаков жизни уже восемнадцать месяцев…[3] Ровно восемнадцать — но не было дня, чтобы сыщик о нем не думал. Швейцарец сбежал из Института Варнье[4] зимой 2008–2009-го, через несколько дней после визита Серваса. Во время этой встречи в камере майор сделал изумившее его открытие: у них с бывшим прокурором Женевы была общая страсть — музыка Малера. А потом один из них совершил побег, а другого завалило лавиной.

«Восемнадцать месяцев», — подумал он. Пятьсот сорок дней и столько же ночей, когда ему несчетное число раз снился один и тот же кошмар. Лавина… Он погребен в саркофаге из снега и льда, воздух заканчивается, руки и ноги онемели от холода, и тут его тела касается щуп: кто-то в бешеном темпе машет лопатой, отбрасывая снег. Его ослепляет свет, он жадно, раззявив рот, глотает морозный воздух. В проеме возникает чье-то лицо. Это Гиртман. Швейцарец хохочет, бросает: «Прощай, Мартен!» и снова закапывает его…

Мелкие детали жуткого сна менялись, но заканчивался он всегда примерно одинаково.

Серваса спасли, он выжил, но продолжал умирать в своих кошмарах. Часть его существа действительно умерла той страшной ночью в горах.

Чем занят Гиртман в данный конкретный момент? Где он обретается? Мартен внутренне содрогнулся, вспомнив величественный заснеженный пейзаж… горы головокружительной высоты, хранящие покой затерянной долины… здание с толстыми стенами… засовы, щелкающие в глубине пустынных коридоров… И дверь, за которой звучала знакомая музыка: Густав Малер, любимый композитор Серваса — и Юлиана Гиртмана.

— Лучше поздно, чем никогда, — буркнул Пюжоль, и Сервас рассеянно взглянул на экран. Один игрок покидал поле, другой выходил на замену. Очевидно, это и был тот самый Анелька́. В левом верхнем углу экрана было обозначено время — 71-я минута матча — и счет — 0:0, что, по всей видимости, и повысило градус напряжения в баре. Сосед Серваса, толстяк весом килограммов сто тридцать, обильно потевший в рыжую бороду, фамильярно похлопал его по плечу и произнес, дыша в лицо алкогольными парами:

— Будь я главным тренером, дал бы всем этим бездельникам хорошего пинка по заднице! Жалкие неудачники, даже на чемпионате мира еле ноги по полю таскают.

«Интересно, много ли двигается сам жирдяй, — подумал Мартен. — Наверняка ходит не дальше этого бара, да еще в магазинчик на углу, за пивом!»

Он спросил себя, почему не любит смотреть спорт по телевизору. Неужели из-за того, что его бывшая жена Александра не пропускала ни одной игры любимой команды? Они прожили вместе семь лет, хотя Сервас всегда, с самого первого дня, был уверен, что долго их брак не продлится. Они все-таки поженились — и продержались целых семь лет. Сервас и сегодня не понимал, почему они так долго не желали смириться с тем очевидным фактом, что подходят друг другу не больше, чем фанатик-талиб и шлюха. Что осталось от их союза? Восемнадцатилетняя дочь. Но Сервас гордился своей дочерью. Да, именно так — гордился. Ему не всегда нравилось, как она одевается и красится, он терпеть не мог ее пирсинг и дикие прически, но похожа Марго была именно на него, а не на мать. Как и он, она любила читать, как и он, поступила на самое престижное подготовительное отделение по литературе в Марсаке. Лучшие студенты приезжали сюда учиться даже из Монпелье и Бордо.

По трезвом размышлении он не мог не признать, что его в сорок один год волновали только две вещи: работа и дочь. А еще книги… Но книги — другое дело, книги — не центр существования, но вся его жизнь.

Может ли человек довольствоваться любимым делом и ребенком? Из чего складывается жизнь других людей? Сервас заглянул в опустевший, с остатками пены на стенках, стакан и решил, что пора остановиться. Нужно было немедленно облегчиться, и он направился в сортир. Дверь была грязной до омерзения. У писсуара спиной к нему стоял лысый мужик и шумно мочился.

— Не сборная, а инвалидная команда, — произнес он, когда сыщик начал расстегивать ширинку. — Без стыда не взглянешь.

Он закончил и вышел, не утрудив себя мытьем рук, а Мартен долго и тщательно намыливал ладони, полоскал под краном, потом подставил их под сушку; выходя же, нажал на ручку локтем — из брезгливости.

Когда Сервас вернулся на свое место, матч близился к концу, но счет остался прежним, а зрители достигли точки кипения: они были оскорблены в лучших чувствах. Сервас решил, что если все пойдет так и дальше, произойдут народные волнения.

Его соседи изрыгали проклятия и взывали к игрокам, не сводя глаз с экрана:

— Ну давай же, давай!

— Отдай мяч, кретин, да отдай же мяч!

— На правый фланг, на пра-авый!

Это означало, что игра наконец оживилась. И тут в кармане Серваса завибрировал мобильник. Он достал телефон — не навороченный смартфон, а старую добрую модель фирмы «Nokia». Сообщение было переадресовано на голосовую почту.

Сервас набрал номер.

И застыл.

Голос в телефоне… Он узнал его через полсекунды. Полсекунды вечности. Пространство-время сжимается — так, словно двадцать лет, прошедшие с их последнего разговора, пролетели за два такта биения сердца. От звука этого голоса у Серваса скрутило желудок; ему на мгновение показалось, что комната начинает кружиться. Крики одобрения и гул вувузел[5] стихли, потерялись в тумане. Настоящее съежилось до размеров атома.

2

Раймон Доменек — французский футболист и тренер. Обладатель рекорда по количеству матчей, проведенных сборной Франции под его руководством. Доменек был уволен с этого поста по окончании Чемпионата мира 2010 года в ЮАР.

3

Здесь и далее: в романе часто упоминаются события, описанные автором в романе «Лед» (М.: Эксмо, 2012)

4

Психиатрическая клиника.

5

Вувузела — рожок длиной до метра, ставший широко известным во время Чемпионата мира по футболу — 2010. Вувузела издает монотонный, мерзкий, «грязный» шум, напоминающий гудение мух над кучей объедков. Одна дудка способна сделать человека глухим. В результате футболисты чувствуют себя как на космодроме, а комментаторы не могут перекричать этот ад. Даже у телезрителей потом целый день гудит в голове.