Страница 112 из 121
В Москве и Подмосковье других однополчан не знает. Много однополчан Матросова должно быть на Алтае, где формировалась 91-я стрелковая бригада. В Москве, в 769 школе Тушинского района есть прекрасный музей Александра Матросова, в создание которого много труда вложила Виноградова Наталья Викторовна. Такой же содержательный музей есть (возможно, следует сказать был) в Таллине, где до последнего времени стоял 254 Гвардейский полк, в состав которого влились в 1943 подразделения 91-й стрелковой бригады. И.И. Шкадаревич — сообщается, что появившаяся недавно версия о том, что Александр Матросов — это в действительности Шакирьян Мухамедьянов — явная провокация, лицо у Александра было типично русское. Фотографии его в бригаде не было, он был запечатлен только на любительских рисунках. Вот вкратце мой пересказ того, что рассказал однополчанин Александра Матросова Иван Григорьевич Ноздрачев.
Сейчас передо мной лежит одна из последних книг об А. М. Матросове «Бессмертное имя матросовцев 1941 — 1945», изданная в 1990 году. Хорошая в целом и ценная книга, в ней имеется уже более полный список воинов, совершивших в годы Великой Отечественной войны такой же подвиг, как и Александр Матросов. Список этот содержит фамилии 343 человек. 13 из них совершили свой подвиг в 41 году, 46 — в 42, 93 — в 43, 126 — в 44, 65 — в 45. Всего до 23.02,1943 г. этот подвиг совершили 71 человек. В книге много и другого интересного материала. Но, как и в прежних публикациях, имеется и непростительная небрежность: на фото А. М. Матросов изображен с гвардейским значком на груди, видимо подрисованным усердным, но не очень думающим ретушером. И три обозначенных редактора книги не заметили этой оплошности. Не могло быть у Александра Матросова на груди гвардейского значка. Погиб он еще не будучи гвардейцем, хотя подвиг его бесспорно гвардейский и, быть может, именно его героический подвиг превратил негвардейскую стрелковую бригаду в Гвардейский полк.
В связи с этим уместно здесь остановиться вот на каком вопросе. В приказе Наркома обороны № 269 сказано: «...Героя Советского Союза гвардии рядового Александра Матвеевича Матросова зачислить навечно в списки 1 роты 254 Гвардейского стрелкового полка...». Таким образом, этим приказом красноармейцу Матросову, а именно такое воинское звание обозначено в Указе Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза и в таком воинском звании он совершил свой подвиг, присваивается воинское звание «гвардии рядовой». То есть, гвардейское звание присваивается посмертно. Наверное, это единственный в истории войны случай, когда одно солдатское звание персонально изменяется на другое солдатское звание Наркомом обороны. Произошло это, надо полагать, случайно и всеми молчаливо было воспринято как должное. Существо подвига не менялось, а полномочий у Наркома обороны, к тому же, Верховного Главнокомандующего, хватало.
Споры вокруг подвига Александра Матросова, продолжающиеся по сей день, касаются второстепенных деталей, в основном, мелочей. Все дело, однако, в том, как относиться к этим мелочам: пытаться объяснить причины неточностей, ошибок и противоречий, разобраться в них и тем самым устранить их, или, наоборот, обострить, тенденциозно использовать их в недобрых целях. А такого сейчас в избытке, и не по мелочам.
Вот пример, тоже перестроечного периода, бросающий зловещую тень на все героическое в Великой Отечественной войне. В вышедшей в 1993 году книге известного писателя черным по белому написано на стр. 332: «Весь командный и рядовой состав нашей армии в годы войны жил под постоянной угрозой расстрела». И большая часть книги выдержана в подобном клеветническом стиле. Мне — участнику Великой Отечественной, добровольно ушедшему на фронт, отвратительно читать такое отвратительно. Совершенно очевидно, что Маршал Жуков — лишь ширма, за которой спрятана махровая антисоветчина, неправдоподобное раздувание масштабов репрессий 30-х годов, бессовестное охаивание строительства Советской Армии, роли Сталина в этом процессе, извращение событий Великой Отечественной войны. Книга эта требует отдельного подробного анализа, и о ней был у нас не однажды разговор. Ее же автору, да и президенту В. Путину, заявившему в своем обращении к народу после бесланских событий вот это: «... Конечно, и в годы Великой Отечественной войны тоже было немало случаев такого героического самопожертвования, но тогда эти воины шли на свои подвиги под дулами винтовок и автоматов заградотрядов. Сегодня же они идут на них, движимые лишь чувством патриотизма и любви к своей Родине», приходится напомнить: ПОДВИГ БЫЛ! ПОДВИГ БЫЛ МАССОВЫМ. И ШЛИ НА НЕГО СОЛДАТЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ СОЗНАТЕЛЬНО И ДОБРОВОЛЬНО С ПОДЛИННЫМ ЧУВСТВОМ ЛЮБВИ К СВОЕМУ СОВЕТСКОМУ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМУ ОТЕЧЕСТВУ И НЕПОКОЛЕБИМОЙ ВЕРОЙ В НАШЕ ПРАВОЕ ДЕЛО!
ДНЕВНИК РУССКОЙ КНЯЖНЫ
В библиотеке нашего вуза в 1999 году появился изданный журналом «Наше наследие» тиражом 35 тысяч «Берлинский дневник 1940-1945» русской княжны Марии Васильчиковой. Эта книга — свидетельство пустой, никчемной, праздной жизни некоторых представителей русской дореволюционной аристократии на фоне грандиозных событий мировой истории, которую творили советские солдаты на фронтах Великой Отечественной войны. Потом они, эти некоторые бывшие русские аристократы, в оправдание своей паразитической жизни и холуйства перед немцами, начнут клеветать на советских солдат, фальсифицировать историю.
Автор книги — дочь члена Государственной думы 4-го созыва князя И.С.Васильчикова. Оригинал книги написан на английском языке и издан в Лондоне. Предисловие, послесловие и обширные комментарии к русскому тексту дневника сделаны родным братом автора — Г.Васильчиковым, ярым антисоветчиком. Он же редактировал дневник и участвовал в переводе его с английского на русский.
Семья Васильчиковых (отец, мать, два брата и три сестры) покинула Россию весной 1919 года. В январе 1940 года они переместились («бежали») из Каунаса в Германию после появления в Литве советских войск. В Европе семейство неплохо пережило войну, все остались живы. Характерна для того периода такая дневниковая запись 1940 года: «...Вторник 12 марта. Мама (она сейчас направляется из Силезии в Рим) звонила из Вены...». Сама Мария Васильчикова (в дневнике она именует сама себя по домашнему Мисси), начав свою трудовую жизнь в Литве секретаршей английского посольства, бывала в европейских странах еще ранее — гостила у многочисленной родни и знакомых в Швейцарии, Франции, Италии, Германии, владела, как пишет, английским, французским, итальянским, испанским, немецким. С января 1940 г. она оседает в Берлине и устраивается на службу сначала в геббельсовское Бюро радиовещания, затем вскоре — в Информационный отдел МИД Германии. Было ей 22 года. Не будучи германской подданной она, тем не менее, сразу имеет дело с материалами под грифом «совершенно секретно». Этот штрих в дневнике обращает на себя внимание. Начинает она службу машинисткой и быстро продвигается по службе до заведующей фотоархива своего отдела.
Первая часть дневника, охватывающая периоде 1 января 1940 года по 22 июня 1941 года, разочаровывает своей светской бессодержательностью. В основном это домашние встречи с людьми своего социального круга (князья, принцы, бароны, потомки старинных дворянских родов, известных в прошлом государственных деятелей, Бисмарки, Меттерни- хи, Клейнмихели, Бироны, Витгенштейны, Потоцкие, принцы Русские, граф Шуленбург — бывший до 22.06.41 г. послом в СССР, и многие другие). Обеды, ужины, завтраки в ресторанах, уикэнды, ленчи в замках и т.п. Ведут явно паразитический образ жизни. Описание подобных встреч занимает много места на протяжении всего дневника.
С нетерпением ждешь, как же автор отнеслась к роковому дню 22 июня 1941 года. И тут — разочарование, недоумение, масса вопросов, подозрения. Вот ее запись в тот день: «...Воскресение, 22 июня. Германская армия ведет наступление на всем протяжении восточной границы... Начинается новая фаза войны. Мы знали, что это сбудется. И все же мы потрясены». Они знали, что это сбудется! И, наверное, очень ждали этого дня, хотя об этом ни слова в дневнике. А дальше следует странная, обескураживающая запись, датированная сентябрем 1943 года: « Начиная с этого дня, (то есть с 22 июня 1941 года), почти два года отсутствуют, хотя я продолжала свои записи почти ежедневно. Некоторые страницы я уничтожила сама. Другие же я спрятала в одной усадьбе на территории одной из восточноевропейских стран, находящейся за железной занавесью. Возможно, они и сейчас там находятся...».