Страница 45 из 52
В главе о репертуаре нельзя не сказать несколько слов о детской психологии. На плечи педагога ложится огромная ответственность — воспитание музыкой, а это возможно лишь при глубоком психологическом анализе личности ученика, при понимании его неповторимой индивидуальности.
При выборе репертуара необходимо учитывать не только пианистические и музыкальные задачи, но и черты характера ребенка: его интеллект, артистизм, темперамент, душевные качества, наклонности, в которых как в зеркале отражаются душевная организация, сокровенные желания. Если вялому и медлительному ребенку предложить эмоциональную и подвижную пьесу, вряд ли можно ожидать успеха. Но проигрывать с ним такие вещи в классе стоит, на концерт же лучше выносить более спокойные. И наоборот: подвижному и возбудимому надо рекомендовать более сдержанные, философские произведения.
Всегда поддерживаю стремление детей играть то или иное произведение, даже не соответствующее уровню их музыкального развития и техническим возможностям. Если ученик хочет сыграть какое–то произведение, значит — оно отвечает его психологическому и эмоциональному состоянию. Пусть играет, если это созвучно его душевным струнам! Предоставьте ему такую возможность. Не жалейте на это времени — оно окупится. Поверьте, очень скоро, выразив себя и выплеснув эмоции, ребенок поостынет. Но какую пользу он при этом получит! А вы, наблюдая, увидите в нем многое, может быть до того еще не понятое вами. Ясно, что такие пьесы вовсе не надо прорабатывать в классе и тем более готовить их для концерта. Но предоставить свободу выбора нужно.
Высокий репертуарный уровень побуждает к творческим поискам художественных образов. А серый репертуар, не соответствующий уровню интеллекта, снижает стремление заниматься музыкой.
Форма самовыражения, найденная ребенком, позволяет педагогу глубже понять его личность, почувствовать, может быть, скрытые черты характера и, опираясь на лучшие стороны его души, преодолеть развитие отрицательных качеств.
При хорошем контакте с родителями педагог всегда в курсе сложностей и проблем, возникающих у ученика. Чем он может помочь ему? Только одним: через музыку разобраться в самом себе. Перенести конфликт из жизни в музыку. Подобрать такое произведение, в котором «разрешается» напряжение и утверждается светлое начало. И если вовремя и правильно сделаем это, мы поможем справиться с проблемами. Это и есть становление личности и возвышение ума.
ЗАВЫШЕННЫЙ РЕПЕРТУАР
Педагогам свойственно сравнивать игру «своих» учеников с игрой «чужих». Расскажу об одном случае. На детском конкурсе я услышала, как восьмилетний мальчик исполнял пьесу Шумана — абсолютно чисто, свободно. Не будем здесь обсуждать, что он донес до слушателей, а что так и осталось нераскрытым …
После концерта я пришла в класс с твердым решением дать эту пьесу моему ученику, тоже восьмилетнему. Мне кажется, что он справился, но лишь за счет нашей совместной работы. Мы затратили на одну пьесу несколько месяцев! Оттачивали каждый звук, каждую фразу, потому что для восьмилетнего это произведение было недоступно. Не в смысле нот, не в смысле технических задач — он «не дотягивал» до шумановского уровня образной сложности. Играл он очень хорошо, но, не понимая содержания, передавал лишь внешнюю форму. Так восьмилетний, бегло читающий ребенок читал бы «Войну и мир». Конечно, я совершила ошибку, более того — это можно было понять еще в процессе разбора, почувствовать, что его душа не готова к осмыслению столь сложного комплекса чувств.
В чем ошибка педагога, завышающего репертуар? В том, что он ставит перед детьми второстепенные задачи, при этом упуская самое главное — их музыкальное развитие. В любом случае подготовка сложного произведения к концертному исполнению — это работа не ученика (он еще не имеет основательной школы!), а его педагога. И на концерте я слышу не ребенка, а игру его учителя. Первостепенным должно стать совсем иное. Завышение репертуара позволительно в редчайших случаях сверходаренностн, но тогда это и не завышение. Для подавляющегоже большинства усложнять репертуар порочно, как преступно желание некоторых педагогов «блеснуть своими достижениями» за счет детей.
В психологии есть термин — «фактор времени»: надо терпеливо ждать и ни в коем случае не ломать, не калечить психику ребенка. Завышение репертуара приводит к психологическим травмам. Это относится и к самым талантливым — они в состоянии сыграть очень сложные произведения, поэтому к поиску репертуара для них надо подходить с особой осторожностью.
Меня очень огорчил отказ одного из учеников играть инвенции Баха, но, понимая, как трудны для детского восприятия сочинения великого композитора, как сложен путь к достижению высоких результатов, я временно пошла навстречу — ведь детей больше тянет к пьесам Чайковского, Шумана, Шуберта, Брамса. Но, играя произведения романтиков, он столкнулся с трудностями полифонического изложения. Заметив это, я предложила вернуться к одной из инвенций Баха, не очень надеясь на его согласие. Эскизно играя инвенцию (по голосам, совместно со мной), он вдруг неожиданно попросил: «Еще! Еще разочек сыграем — у меня вдруг так тепло в животике стало …» Наверное, не в «животике», а в душе у него стало тепло. Это было неожиданностью — музыка Баха вызвала такую сильную эмоциональную реакцию ребенка! Что, собственно, произошло? Просто пришло время.
Дети нуждаются в свежести репертуара, их утомляет однообразие и муштровка. В приведенном случае детальная проработка нотного текста не принесла бы результатов — лучше выйти из этого тупика, то есть забыть о пьесе хотя бы на время. Потом мы обязательно возвращаемся к ней, и пьеса оживает. И если со второго раза пьеса «получится», это может послужить началом серьезного отношения к занятиям музыкой.
БЕДНЫЙ РЕПЕРТУАР
Есть и другая крайность — занижение репертуара. Исследуя причины этого часто встречающегося в педагогической практике явления, я обнаружила некоторую закономерность. Порой наши ученики так искажают музыкальный замысел, играя сложные пьесы, совершают такие ошибки и промахи, что педагогу становится стыдно. Но на самом деле это не стыд, а страх. Что скрывать: после экзаменов происходит не обмен мнениями и совместный творческий поиск коллег, а «обсуждение» работы учителя. Иногда оно становится настоящей экзекуцией — молодому педагогу предъявляются обвинения в отсутствии профессионализма и т. д. Он сдается и начинает больше думать не об ученике, а о себе.
Вот одно из моих воспоминаний многолетней давности. Однажды моя ученица играла на экзамене пьесу П. И. Чайковского «Болезнь куклы». И вдруг неожиданно закончила эту грустную пьесу на крещендо и очень оптимистически. Чуть позже я задала ей вопрос: «Почему ты так завершила пьесу и почему выбрала такой быстрый темп?» Она ответила: «Вы же сказали, что кукла плакала и уснула за шкафом. А я подумала: девочка починит куклу, помоет ее, сошьет новое платье. И старая кукла подружится с новой, потом к ним придут деревянные солдатики и пригласят танцевать. Поэтому и закончила пьесу на крещендо! А быстро играла потому, что слезки не могут так медленно капать».
Ну что тут скажешь? Можно лишь восхищаться таким ребенком. Единственное, что могла бы к этому добавить: мы не играем с маленькими детьми «Похороны куклы». Именно поэтому у нас кукла не умирает, а засыпает под шкафом.
На разборе после концерта на меня обрушились обвинения в непрофессионализме, и «обсуждение» велось в столь неэтичной форме, что я была готова бросить работу и уйти из педагогики. «Болезнь куклы» так много, так по–разному играли, и так часто ритмические искажения приводили к искажению смысла произведения, что молодые педагоги старались не давать ее детям. Когда большие мастера стали целиком включать «Детский альбом» П. И. Чайковского в свой репертуар (Серов, Спиваков, Плетнев, и др.), я услышала разные трактовки пьесы «Болезнь куклы» и лишний раз убедилась, насколько коллеги были несправедливы ко мне. По крайней мере, в выборе темпа мы с пятилетней девочкой оказались правы. А то, что она еще более ускорила его и «придумала» самостоятельно свою концовку, — это было ее личное желание. За что же меня было казнить?