Размышляя о минувшем

Довольный успешным выполнением задания, уже ночью я возвращался в штаб фронта. На пути — охваченная огнем деревня. Многие дома сгорели дотла. Жителей не видно. Лишь у самой крайней, догоравшей хаты одиноко стояла женщина, освещаемая зловещим пламенем пожара. Она не плакала, но на ее почерневшем от копоти лице было столько гнева, что я невольно попросил водителя остановить машину. Женщина взглянула на меня и сказала, тяжело вздохнув:

— Вот что наделали проклятые. Но ничего, была бы жива Советская власть, дома мы построим. У меня два сына — один учитель, другой инженер. Оба воюют. Дома что — дело наживное. Лишь бы фашистов быстрее прогнали с нашей земли.

— Куда же теперь? — спросил я.

— Пойду догонять своих. Они на восток подались.

— Садитесь с нами в машину, подвезем, если по пути.

— Спасибо, но вы уж езжайте одни. Делайте свое дело, воюйте хорошенько, а мы со своими делами как–нибудь управимся сами. До свидания.

— Счастливого пути вам, мамаша, — только и мог я сказать, провожая глазами уходившую в ночную тьму женщину, одну из многих и многих тысяч, беззаветно веривших в нашу победу над врагом.

В штабе фронта получил новое задание: выехать в район Рославля, на месте ознакомиться с обстановкой и донести о состоянии обороны на этом участке.

24 августа выехал. Путь мой лежал через Ельню. В Ельне — первая остановка. По самой западной окраине этого небольшого городка занимал оборону батальон 32‑го стрелкового полка 19‑й стрелковой дивизии. Командир батальона сказал, что дорога на Рославль свободна. Но не успели мы проехать и десяти километров, как напоролись на немецкие танки. Пришлось возвращаться. Сообщил командиру батальона о танках противника, одновременно узнал у него, что штаб дивизии, оборонявшей ельнинский участок фронта, располагался в лесу, километрах в пяти юго–восточнее города. По пути в дивизию осмотрел город. Жителей в нем уже не было. Встретил лишь старую учительницу, старательно укладывавшую в повозку школьное имущество, да секретаря райкома, который сообщил, что остается в городе для ведения подпольной работы и организации партизанских действий в тылу врага.

— Вы что, уже решили, что город будет сдан немцам? — спросил я секретаря.

— По всему видно, что так, — ответил он.

Проезжая по улицам, я все больше убеждался, что город абсолютно не подготовлен к длительной обороне. Даже на его западной окраине ни в одном кирпичном здании не были оборудованы огневые точки.

Командира 19‑й дивизии встретил на опушке леса. Это был уже немолодой, имевший за плечами огромный жизненный опыт генерал, несколько тучноватый, но все же сохранивший воинскую подтянутость и подвижность.

Пока шли к штабу, я старался убедить его в необходимости превратить город в опорный пункт.

— Там осталось много жителей, — возражал он. — Неудобно как–то выселять их прежде времени. К тому же Ельня — маленький городок. Есть ли нужда держаться за него?

— А вы давно были в городе?

— Дня три назад. Там ведь у меня только один батальон.

— Так вот, — сказал я, — жителей в городе уже нет, а если бы и были, не остались в стороне, обязательно приняли бы участие в его обороне. Городок Ельня действительно небольшой, но в системе общей обороны он имеет важное значение. Туда следует переместить и командный пункт дивизии.

— Боюсь, что это будет ловушкой, — продолжал сомневаться командир дивизии. — Противник может обойти город.

— Могут, конечно, быть всякие неожиданности. Но ведь вокруг Ельни — ровная местность. Даже оврагов нет ближе десяти километров. Значит, опасаться внезапного обхода Ельни нечего.

— Что ж, вы, пожалуй, правы. Но надо связаться с командующим армией. Пусть он решает.

— При чем тут командующий? Это направление поручено оборонять частям вашей дивизии. Следовательно, от вас прежде всего зависит превращение Ельни в опорный пункт. Надо же проявлять и собственную инициативу.

Но командир дивизии продолжал стоять на своем: пусть решает командующий.

После разговора с комдивом я написал краткое донесение и с мотоциклистом послал маршалу С. К. Тимошенко.

Севернее 19‑й дивизии, в районе Дорогобужа, держала оборону 107‑я стрелковая дивизия, которой командовал полковник П. В. Миронов. Разрыв между соединениями равнялся примерно 20 километрам и контролировался только дозорами и разведкой. Положение явно ненормальное. Надо было принимать срочные меры, чтобы как–то заполнить брешь.

Выехал к Миронову. Приказал ему выслать в сторону Ельни несколько подразделений, одновременно подготовить противотанковые средства на случай контратак противника.

— Решение правильное, — согласился Миронов. — Меня и самого беспокоит левый фланг, да силенок маловато. Но сделаю все возможное для усиления обороны на стыке. Полагаю, что с соседом мы найдем общий язык.

Полковник тут же распорядился передвинуть на левый фланг дивизии артиллерийскую противотанковую батарею и несколько стрелковых подразделений, вооруженных для борьбы с танками бутылками с горючей смесью. Удовлетворенный его распорядительностью и оперативностью, я на машине проселочной дорогой направился в сторону Починок. Однако прорваться в район Рославля мне так и не удалось: пути подхода к городу были уже заняты гитлеровцами. Пришлось возвращаться в штаб фронта. Там я узнал, что командующий, получив мое донесение из Ельни, приказал мне остаться в городе и возглавить его оборону. Но приказание стало известно мне с опозданием на сутки. А за это время на фронте произошли серьезные перемены. Девятнадцатая дивизия почти без боя оставила Ельню. Сказались пагубные последствия нерешительности ее командира, за что он и был отстранен от занимаемой должности.

В результате занятия города вражескими войсками образовался так называемый Ельнинский выступ, создалась угроза флангового удара противника по группировке войск Западного фронта. Реальная угроза окружения нависла над частями нашей 28‑й армии в районе Рославля.

Чтобы ликвидировать Ельнинский выступ, в бой были брошены соединения 24‑й армии. При активной поддержке авиации они нанесли серьезное поражение действовавшим там вражеским войскам. Завершающий удар по противнику в районе Ельни был осуществлен в ночь на 5 сентября. Под прикрытием темноты соединения советских войск внезапно обрушились на врага. Гитлеровцы, застигнутые врасплох, бежали, бросая вооружение, боеприпасы, снаряжение и автомашины.

В боях под Ельней в числе других отличились части 107‑й стрелковой дивизии. Воины–алтайцы с честью оправдали надежды советского народа. За мужество и героизм, проявленные в Ельнинской операции, дивизия была удостоена высокого звания гвардейской.

— Бои под Ельней, — рассказывает бывший командир 107‑й дивизии, ныне генерал–лейтенант Герой Советского Союза, Павел Васильевич Миронов, — были для нас первым серьезным боевым экзаменом. Его успешно выдержали все бойцы и командиры. Именно в этих боях мы по–настоящему поняли, что враг не так уж силен и страшен, каким он хотел быть и каким казался нам вначале.

Ельнинская операция вошла в историю Великой Отечественной войны как одна из первых наступательных операций наших войск. Успешные действия 24‑й армии непосредственно в районе Ельни, а 16‑й армии в районе Духовщины привели к разгрому ельнинской группировки немцев. Здесь фашистские генералы, избалованные прежними успехами, впервые испытали горечь поражения.

В течение сентября немецко–фашистское командование наряду с развитием наступления в юго–восточном направлении не прекращало интенсивно усиливать группу своих армий «Центр». Фашисты готовили новый удар с целью овладения столицей нашей Родины — Москвой.

В эти горячие дни мне довелось побывать в ряде частей 19‑й армии, командование которой тогда только что принял генерал–лейтенант М. Ф. Лукин. Она по–прежнему занимала оборону по реке Вопь. Ее личный состав в подавляющем своем большинстве имел уже боевой опыт, прекрасно понимал значение инженерных оборонительных сооружений. Поэтому бойцы и командиры без сна и отдыха отрывали новые и углубляли имевшиеся прежде окопы, ходы сообщений. Саперы под непрекращавшимся огнем противника строили противотанковые препятствия, устанавливали проволочные заграждения. Это был поистине титанический труд.