Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 59

– Ной, тебе давно пора жениться, племянник, – увещевал Цимисхия Никифор. – Настоящая женщина вдвое уменьшает печаль. И вдвое увеличивает радость. – Никифору казалось, что он рассказывает о поэзии глухому.

– Наоборот! Если тебя интересует мое мнение, я скажу тебе, что женщины увеличивают горе в два раза и разбивают радость пополам. Да и зачем покупать овцу, если тебе нужна от нее только шерсть? – Парировал несносный Ван.

Прожженный ловелас, Цимисхий сразу же выделил в толпе новые, незнакомые лица. Женщины из провинции показались ему легкой добычей. Видя, что наследник Роман не отходит от девицы Анастасии, Цимисхий решил быстрым напором, сорвать победу над другой провинциалкой, ее матерью, которая, впрочем, выглядела ненамного старше своей дочери. – Ба, так это и есть госпожа Цира, о которой мне столько рассказывал Никифор? – Ван устремился в атаку. – Позволь представиться, Иоанн Куркуас. Говорят, что ты чудно играешь на сцене? Твоя красота достойна поклонения царей. А твой муж, кажется, трактирщик? Неужели ты целыми днями помогаешь ему по кухне. Но вот, наконец, ты вырвалась на волю. Такой цветок нельзя держать в трактире. Я тебе покажу, как развлекаются в столице. Мы с тобой посетим ювелирные ряды. Какие украшения ты предпочитаешь? Сапфиры или жемчуг? Нет, я думаю изумруды. Они такие же зеленые как твои глаза…

И так болтая без умолку, не давая ошеломленной собеседнице вставить слово, Ван мимоходом обхватив Циру за талию, непринужденно повел ее в затемненный угол парка.

– Роман, кто этот господин? И куда он повел Циру? – Настя заметила, как Цимисхий бесцеремонно повел куда-то ее мать.

– Не беспокойся, Анастасе. Это Ван Цимисхий, родственник Никифора. Ничего плохого он твоей матери не сделает. Да и она достаточно взрослая женщина, что бы постоять за себя.

– У него неприятный взгляд. Наглый и бесцеремонный, – вынесла вердикт Настя.

Заведя Циру в уединенную беседку, Цимисхий, не переставая говорить, перешел от слов к делу и начал задирать юбки. Внезапно речь его прервалась, глаза остекленели. Он застыл не в силах пошевелиться. Это Цира быстро надавила Цимисхию на известные ей точки на его теле. Потом Цира склонилась над обездвиженным Цимисхием и, глядя ему в глаза, тихо и внятно заговорила:

– Ван, я давно не юная дева, а ты не дикий Мусафарид. Но поскольку в твоих жилах течет кровь куриалов, ты поймешь меня быстрее. Там где я выросла, многие девочки хайков и сейчас учатся при храмах Анахит и Сандарапет[255]. Получая и передавая древние ведические знания. Вспомни и ты Великую Мать Зимы и Вечного Сна. Она не только дает жизнь, но и отнимает. И отправляет души в преисподнюю, в царство Змея Ажи-Дахаки. А теперь слушай меня и внимай! Я, дочь Великой матери, предрекаю тебе: отправляйся с Никифором в Анатолик. Там тебя ждет военная слава. Если же ослушаешься – умрешь без славы и с позором, что для тебя хуже смерти. Сейчас я уйду, а ты посидишь, а через некоторое время вернешься в зал и объявишь о своем решении, – с этими словами Цира снова надавила на невидимые точки на теле Цимисхия, потом выпрямилась, резко развернулась и, не оглядываясь, ушла.

– Ну, вот видишь, цела и невредима, – сказал Роман Насте, показывая на Циру, которая, как ни в чем не бывало присоединилась к группе судачащих дам.

Через некоторое время в зал вошел и Цимисхий. Он был бледен. Не глядя по сторонам, он подошел прямо к Никифору.

– Уважаемый магистр! А не найдется ли местечка в твоем легионе и для меня? – Слегка ерничая, обратился он к Никифору.

– Ван! Ты меня изумляешь! – Никифор был несколько озадачен. – Когда я предлагал тебе ехать со мной, ты категорически отнекивался, не желая покидать Царский город. Теперь ты сам просишься! А как же твои актрисы и светские дамы, которые не переживут разлуки с тобой? – Теперь усмехался Никифор. – В городе станет скучно без твоих скандальных похождений.

– Что-то засиделся я в городе, Никифор. Душа жаждет славы на полях сражений! Кстати, говорят, что в провинциях, актрисы гораздо талантливее. – Цимисхий бросил косой взгляд в сторону Циры.

На следующий день Никифор и Цимисхий отправились в Амориум.

Прошла неделя. Анастасия была зачислена в дворцовую школу, как и обещал патрикий Василий. Цира засобиралась домой.

– Анастасия, неспокойно мне. По-моему, ты думаешь не об учебе, а больше об увеселительных заведениях большого города. Ты как мотылек, вьющийся над пламенем. Да еще и наследник Роман таскается за тобой.

– Мама, мы с Романом дружим. И с ним интересно. Все цари и вельможи рады принять его в своем доме. В театрах и на ипподроме – у него везде свои ложи. Мне не приходится ни за что платить. Имея таких друзей, как Роман, не говоря о Василии и Никифоре, в столице можно добиться многого. И у меня есть неплохие шансы сделать карьеру в Царском городе.

– Кого ты обманываешь? Плата может оказаться слишком велика, – продолжала настаивать Цира. – Я же вижу, что ты и наследник каждый день ищете повод встретиться и уединится. У вас ничего не получится. Слишком большая пропасть разделяет вас.

– Мама! Мне уже 13 лет! Я уже взрослая и это моя жизнь. И я хочу прожить ее по-своему! А может я влюблена? Мне от него ничего не надо, – сбивчиво оправдывалась Настя. – И нам никто не нужен. Константинополь – город огромных возможностей. А вокруг столько интересного. И жизнь здесь кипит. – Сейчас ничего не нужно! А когда добившись своего, он выбросит тебя, как ненужную вещь, куда ты придешь? К отцу с матерью. А если в подоле принесешь ребенка? Кто тебя возьмет порченную?





– Да лучше мне сразу умереть, но и как прежде жить я не в силах, – разрыдалась Настя.

Цира обняла дочь за плечи. – Что ж, каждый волен пройти тот путь, какой выбирает, – стала успокаивать дочь Цира. – Это твой выбор. И я не стану более тебя вразумлять. Доводы разума бессильны, там, где дала всходы первая любовь да еще, сияя, манят огни большого города. Я уезжаю, оставляя тебя наедине с твоей судьбой. Но в день разлуки, я должна поведать тебе, дочь моя, тайну твоего рождения. – Цира замолчала, как будто что-то припоминая. Потом решившись, твердо сказала: – Знай же, что Алан не родной отец тебе.

– Как? – Глаза Насти стали круглыми и слезы мгновенно просохли на ее лице.

– Конечно, Алан любит тебя, как свою родную дочь. И может даже больше, чем родных сыновей. Но все-таки твой родной отец – сын шаха Дайлама[256] Марзубан Мусафарид[257], – печально сказала Цира. Ее глаза затуманились и в их уголках сверкнули слезы. – Это произошло случайно, когда я с группой танцовщиц-вардзак и музыкантов-гусанов зарабатывали представлениями. В тот день мы выступали в столичном городе Барда, что на реке Тертер[258] в Карабахской долине. Столица закавказской провинции халифата этот богатый город уступал ну разве, что Табризу[259]. Основа его богатства – производимый тут шелк, который не уступал по качеству, ввозимому из Чины[260]. Барда сверкал первой жемчужиной во всем северо-восточном Иране. Марзубан был в гостях у эмира Барда, наместника закавказской провинции багдадского халифата. Вероятно, уговаривал того примкнуть к союзу дейлемитов[261]. Наместник халифа, чтобы ублажить грозного гостя, позвал танцовщиц-вардзак с гусанами. Но не учел эмир, что дейлемит – воин, взращенный в суровых горах, который за свою жизнь мало сталкивался с высоким искусством вардзак. Я играла сцену «страсть Шамирам», из пьесы Арам и Шамирам. Видя мое выступление, он как будто взбесился. Всепоглощающая похоть заслонила его разум. Он грубо схватил меня в охапку и разбросал всех, кто пытался его остановить. Рыча, как дикий зверь, он заперся в башне и овладел мной, пока я была в беспамятстве. Когда разум вновь вернулся к нему, он трезво взглянул на то, что сделал. И осознал, что совершил поступок недостойный, позорный. Стыд охватил его. Не говоря ни слова, он вскочил на коня и умчался в Дайлам. Наместник постарался щедрой платой мне сгладить этот казус. Через положенный срок родилась ты. Пастушья семья в горах, недалеко от города, была добра ко мне. За небольшую плату я оставляла тебя у них под присмотром. Сама же продолжала выступать в городе. Ведь теперь мне надо было прокормить нас двоих. И так продолжалось, пока эмир Марзубан не захватил всю Карабахскую долину. – Цира замолчала, вспоминая те далекие, тревожные дни. Анастасия слушала с широко раскрытыми глазами и не перебивала. – А почему дядя Кахраман не помог? – Спросила Анастасия.

255

Богини армянского пантеона Анахит и Сандарапет, в греческой мифологии – Деметра (Церера) и Геката, в славянской – Жива и Морена.

256

Дайлам или Дейлем, современный Гиля́н (перс. Gilân) – один из 31 остана (губернаторств) Ирана. Гилян находится западнее Гургана, в горной части Табаристана в северном Иране на юго-западном побережье Каспийского моря. На севере остан Гилан граничит с Азербайджанской республикой.

257

Марзубан Мусафарид или Марзубан ибн-Мухаммед (Мусафарид) сын правившего в Дайламе Мухаммада ибн Мусафира – вождь дейлемитов, шиит, основал самостоятельную династическую ветвь. Укрепившись в южных районах Азербайджана (захватил Ардебиль и Тебриз), он распространил потом свою власть на Барду и Дербент. Столицей новой династии стал Ардебиль. Правил значительной частью Азербайджана и Закавказья в 330–346/911–957 гг.

258

Терте́р (азерб. Tərtər; арм. Тартар, также Трту) – река в Восточном Закавказье, правый приток Куры. Большая часть течения фактически находится под контролем непризнанной Нагорно-Карабахской Республики, меньшая – под контролем Азербайджана.

259

Табри́з, Таври́з, перс. Tabriz, азерб. Təbriz) – город у озера Урмия в Иране, административный центр иранской провинции Восточный Азербайджан. Четвёртый по величине город Ирана.

260

Чина – Китай.

261

Дейлемиты – воинственные ираноязычные жители Дейлема (Дайлама, Таламаи, Дейлемана) – горного Гиляна. Воины из Дейлема входили в войска персидских царей с VI века, позже известны как составная часть гвардии арабских халифов. Хотя они были наёмниками, они пользовались независимостью несмотря на множество мусульманских военных походов против них. В конце IX века приняли ислам шиитского толка и стали совершать захватнические походы на соседние области. Под этим названием известна также династия Буидов, разные ветви которой правили в Средние века в различных областях Ирана, также в Багдаде в 945–1055 гг.