Страница 17 из 92
— Силищу чую в себе несусветную, — почти не соврал я. — Такая во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за этот столб и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я!***
— Дурью ты налился, — определил Наливаныч. — А скорее, и не выливал ее из себя, так и ходишь, дурак дураком. Ладно, не задерживаю. Разойдись!
***
День тянулся медленно, не прекращаясь и не переходя в сумерки. Удивительно длинная жизнь мне в этот раз досталась — но я не жаловался, в общем. Мы брели с Алиской под беременным влагой серым небом, по асфальту расплескались желтые кляксы последних листьев, в воздухе пахло дымом, потушенные следы пожарищ курились белесым пеплом. Несмотря ни на что, я был почти счастлив. Хотя и снова не мог придумать темы для разговора.
Алиска меня спасла. У нас это взаимно, по всей вероятности — такая склонность.
— Я, это… — буркнула она. Мимо бибикнула машина, объезжая колдобины, из которых, по большому счету, и состояла улица. Что за район у нас, никуда не сходишь, только ботанический сад был рядом, и тот вырубили, сейчас там теплицы. Логично же: народу не нужны оранжереи, а нужна картошка. — В общем… ты не бери в голову насчет того, что я тебе с бессознанки наговорила. Ну, вроде как обстоятельства были странные, я и молола, что в голову придет.
— Да нормально все, — слова давались легко, вылетали изо рта невесомыми яркими бабочками. — Ты бы сделала для меня то же самое, разве нет?
Алиска шмыгнула носом. Искусственная рука шевелила пальцами — я слышал легкое позвякивание. А может, это таяли льдинки у меня на сердце. Определенно, день начинал складываться.
— Нет, я серьезно, — продолжила она, помолчав несколько секунд. — То, что ты меня вытащил — это было реально круто. Типа как в «Чужих», что недавно показывали — взрывы, трубы какие-то… И ты всякую ахинею несешь в эфир, потому что надышался — смех один…
Она посерьезнела.
— И еще мы чуть не померли сегодня. Но не сложилось — как ты и говорил. Чудеса случаются.
Были у меня, конечно, догадки, чьих рук дело эти чудеса. Когда человек в шляпе снова появился рядом, там, внизу, я как раз баюкал на руках Алискино тело. Время имело значение, и поэтому я был очень конкретен в своем желании. Предельно короток. И одноглазый не стал спорить. Я только спросил его имя, и почему он мне помогает. Ответ был: «Зови меня Гангари»****. И еще: «Я помогаю не тебе, а ей. Моему сыну она приглянулась».
В общем, я не был чемпионом-похитителем женских сердец. И героическим пионером не был тоже. Просто инструментом, подходящим для выполнения именно этой задачи.
— Двачевская, — догадался я. — Так ты что, пытаешься поблагодарить меня, что ли? Так бы и сказала, а то тянешь кота, тянешь — за это самое…
— Вот еще! — фыркнула Алиса. И снова шмыгнула носом. Но уже не так воинственно. — Просто вспомнилось, что ты в свое время предлагал посидеть где-нибудь, послушать музыку, мороженое поесть… Предложение в силе?
Пасть Фенрира, моя удача и впрямь космически возросла!
— Я знаю местечко, тут недалеко… — захлебнулся я мыслями и предположениями, но окончательно умереть от радости мне не дали — у обочины затормозила замызганная «волжанка», из которой вывалился паренек-вестовой, суетливый, запаренный, самую малость старше меня, если вообще старше.
— Тащлейтенант, вас срочно требуют в штаб, — выпалил он на одном дыхании. Скосил глаза на Алису — «распутную рыжую обезьяну», по выражению Наливаныча. — И вас тоже. Словом, всех. Срочно!
***
Примечание к части
*Многие не знают, но концентрационные лагеря — изобретение сумрачного британского гения, впервые были созданы во время англо-бурской войны 1899-1902 гг.
**Имеются в виду поисково-спасательный вертолет КА-25ПС ОКБ Камова и воздушный командный пункт Ми-2Д ОКБ Миля и польской фирмы PZL Swidnik.
*** Почти точная цитата из сказки об Илье-Муромце.
****Примечание для двоечников: Гангари — одно из имен скандинавского бога Одина, покровителя воинов, поэтов, колдунов, висельников, а также отца всякой лжи.
«Славя». Глава 5. Последний бастион
Глаза у нее были синие. Как осеннее октябрьское небо, как спокойная вода тихого лесного озерца. Как ледовая корка на этом озере стылой зимой. В этих глазах хотелось раствориться и утонуть. Или сперва утонуть, а потом раствориться. В любой последовательности.
Я, может, так и поступил — сейчас уже не вспомнишь.
Мы встретились утром, на первом нашем — чуть не сказал построении, но у калек построений не бывает. Просто в пустующий спортзал с ободранной краской на стенах, ярким, по-баскетбольному раскрашенным полом, и, почему-то, изображениями марширующих солдат на щитах между окнами, пригнали пятерых подростков и одного командира. Наливаныч, наверное, хотел, чтобы все выглядело сурово и торжественно, только ничего не получилось — слишком уж велик был контраст между его речами и пыльной неприглядной реальностью.
Я, кстати, тогда еще мог ходить самостоятельно, чем сильно гордился — костыли не в счет — так что приписанные ко мне медбратья оставались, можно сказать, без работы, и только лениво курили, прислонившись бычьими телами к исцарапанным стенам.
— Взвод! — рявкнул Наливаныч. — Стро-о-ойсь!
Напрасно он это сказал. То, что сидело, лежало на каталках и, морщась бессмысленным взглядом, сползало по стеночке, строиться не могло в принципе.
— А и черт с вами, — сплюнул начштаба. — Но слушать я вас все равно заставлю — есть у вас у всех такая возможность. Слушать сюда!
Начальственный рявк отразился эхом от заросшего паутиной потолка, спугнул ненароком залетевших сюда воробьев.