Страница 6 из 25
Что ты на это скажешь, родненькая моя?! Вот как о нас, о деревенских, думают! Молодой, мол, здоровый, значит, наверняка пойдет водку пить! А потом что?! Кое-как отговорил Веронику от ресторана. Сбросила она свое огненное платье, халат домашний надела, тоже на одной пуговице, да с петухами во весь подол, и опять ко мне подсела. «Тундра, — говорит, — ты. Ведь я оплачиваю все и шефство беру над тобой, иначе со своей дикостью тебе только на селе жить и работать там же. Ты знаешь, — говорит, — что педагоги о тебе думают?» — «Откуда мне знать?» — ответил я. «Не обижайся, Федя, но я должна тебя предупредить, — тихо и с какой-то задумчивой грустью неожиданно сказала Вероника. — Они решили, друг мой странный, что ты настоящий дебил (так тут дурачков называют), и постараются как можно скорее вытряхнуть тебя из училища, как профнепригодного. А я знаю, — взволнованно продолжала Вероника, — что ты не дебил и не шизофреник, а очень способный, очень своеобразный человек, только замкнутый чересчур, только слишком впечатлительный, слишком чуткий ко всем людям. Тебе не нравится, что у нас много блатных студентов. Так ты не думай об этом! Пусть они учатся на здоровье, а ты знай свое дело и помалкивай. Ты бесишься оттого, что старики педагоги ухаживают за молодыми девушками! Так пусть же и это тебя не волнует. Ты думаешь, я не понимаю тебя? — нервно заговорила она и осторожно взяла меня за руку. — Напрасно так думаешь! Ты не смотри, что мне двадцать два года, это на вид двадцать два. Узнаешь меня ближе — сорок дашь». — «Почему?» — удивился я. «А потому, что ты всего один раз поступал в институт, а я — четыре. Только четыре поступления у меня в четыре жутких года вылились. Когда я пришла в театральную студию первый раз, то мне еще на консультации сказали, что у меня нет сценических данных… Целый год я готовилась к следующему поступлению. Думаешь, мне легко было? Думаешь, легко поступить в театральную студию без блата и удержаться в ней? Легко? Нет! Я тебе все расскажу… Ты обязательно должен знать всю историю…»
А началась история Вероники четыре года назад. Конкурс в театральные вузы был в ту пору огромным, впрочем, как и сейчас… Но Вероника была готова к любым испытаниям. Тем более что видела все мхатовские спектакли и даже выучила некоторые монологи наизусть. Особенно ей удавался монолог Нины из пьесы Чехова «Чайка». Она читала его повсюду, и дома, своим родителям, и на работе, специально устроившись реквизитором при народном театре завода «Серп и молот», а частенько просто в метро или в автобусе.
Именно с Чехова Вероника решила начать свое новое поступление в театральную студию. Ты не представляешь, бабушка, как она здорово декламирует! Во-первых, щеки ее становятся брусничными, губы горят, и вся она словно светится изнутри, во-вторых, глаза Вероники делаются совсем другими, какими-то необыкновенно искренними и очень воодушевленными. А голос у нее какой! Бойко она умеет петь, напористо, не хуже Нюры Суземцевой. Но хоть и способности у Вероники явные и, казалось бы, чего ей печалиться насчет поступления в театральную студию, но в том-то вся и беда, вся и трагедия актерской жизни, что настоящему таланту гораздо сложнее пробиться к признанию, чем человеку со средними способностями. Ведь настоящий талант сценический не только слухом редким наделен, голосом неповторимым, но и ходом мысли своеобразным. Талант, как я понял, дорогая моя бабушка, не может приспосабливаться потому, что он талант. Он сам в себе двигатель нового самобытного смысла и актерского искусства.
Может, поэтому Вероника и на второй год не поступила в училище, хотя занималась с платными педагогами, и на третий год не поступила… И вот только этим летом, через четыре года после невероятных усилий и огромного душевного напряжения, в период подготовительных туров на нее обратил внимание один педагог, заслуженный артист. Оказывается, все четыре года, пока Вероника поступала в училище, он ею интересовался.
Но только через четыре года наконец-то решился поговорить с ней. Произошло это сразу же после предварительного тура. Обычно абитуриентам объявляют или вывешивают списки допущенных до определенного тура. Но вначале фамилии Вероники в списках не оказалось. И вдруг подошел к ней молодой преподаватель и вежливо попросил остаться до конца предварительного прослушивания. «Зачем?» — спросила она, с досадой раздумывая о том, что на будущий год поступать будет еще сложнее, потому что ей исполнится двадцать три года, а для студентки театрального училища — это возраст. «С вами хочет побеседовать руководитель курса», — так же учтиво ответил молодой человек.
В большом волнении Вероника ждала встречи. О чем только не передумала она за каких-то пятнадцать минут. Сначала ей показалось, что беседа с преподавателем училища будет последней в ее жизни. Потом она решила, что на этот раз ее предварительное прослушивание произойдет совсем в другом ключе и вполне возможно, что чтецкий отрывок ей могут предложить заменить на более героический или социальный.
Но все получилось так невероятно, так неожиданно, даже странно! Минут через пятнадцать он сам пригласил ее в аудиторию и, когда она вошла, не зная от волнения, как вести себя, долго молчал. И она, понятное дело, не могла заговорить первой. В руках этого человека была ее надежда, мечта юности, одним словом, судьба. И видимо, заметив ее смущение, уже седой преподаватель поднялся из-за экзаменационного стола, подошел к двери и, убедившись, что их никто не слышит, заговорил с Вероникой словно с дочерью. «Милая девушка, простите меня, но я должен сознаться, что уже давно наблюдаю за вами. Ведь вы уже четвертый раз пытаетесь поступить к нам, не так ли? Не бойтесь меня и не удивляйтесь, что я вас задержал после прослушивания. Но так было надо. Иначе… Скажите, вы любите театр?»
Этот вопрос озадачил Веронику, но она ответила точно так же, как отвечала многим своим знакомым: «Да, я очень люблю театр и готова сцене отдать всю жизнь». — «А на моих спектаклях вы были?» — очень смущенно и даже заметно покраснев, спросил он. «Была, и не один раз», — с радостью ответила Вероника, потому что действительно пересмотрела все спектакли с участием заслуженного артиста. После этих восторженных слов Вероника вдруг заметила, что лицо педагога сильно переменилось. Он задумался и еще раз пристально посмотрел на нее и неожиданно признался: «Я люблю вас, Вероника, давно люблю. И только разница в возрасте заставляла меня молчать об этом. Но я больше не могу молчать: мне шестьдесят один год, и тот идеал женщины, к которому я стремился всю жизнь, может остаться только в моем воображении. А ведь есть возможность прикоснуться к нему, назвать его своим счастьем. Поверьте мне, что это не просто увлечение. Такого со мной никогда не было… Сначала вы мне просто нравились своей редкой внешностью, но потом я понял, что в отличие от своих сверстниц вы обладаете удивительным упорством и всепоглощающей страстью к жизни. Я знаю, как трудно вам поступить к нам, потому что у вас расхождение внутренних и внешних данных… Но если вы ответите мне взаимностью, я сделаю для вас все, что в моих силах. Станьте моим спутником жизни! Одно только ваше согласие — и через месяц вы — студентка училища, а через четыре года вы играете в моем дипломном спектакле «Мария Стюарт»…
Такого поворота Вероника не ожидала. Трудно ей было ответить сразу, очень трудно. Но четыре года почти невероятных усилий сделали свое дело. Она вдруг совершенно ясно, совершенно отчетливо представила себя на подмостках театра, и не просто в главной роли, а в роли Марии Стюарт!
С одной стороны, она понимала, что пошло, даже омерзительно выходить замуж за старика, а с другой стороны, какой-то внутренний голос подсказывал ей, что минута воплощения давней мечты совсем близка: он уважаемый человек в училище, заслуженный артист, в этом году набирает очередной курс, и кто будет против, если он решится взять ее в свою мастерскую! Один худсовет может лишить его этого права, но и то только в том случае, если у Вероники не окажется даже маломальских способностей. Но ведь они есть! Иначе бы в прошлый раз она не дошла до третьего тура.