Страница 112 из 116
— Знаю. Но если ты попросишь, он их уступит тебе.
— Сомневаюсь, дядя Рандольф, — сказал я. — Да у меня и нет для этого пятисот тысяч…
— Деньги я тебе дам, — рявкнул Рандольф. — Все, что от тебя требуется, это купить акции.
— Для себя или для вас?
— Можешь оставить их себе, — пренебрежительно бросил Рандольф.
Его предложение не так уж меня поразило, но слишком многое ставилось в этой игре на карту, чтобы можно было все принимать за чистую монету. Я спросил, чего он добивается.
— Не хочу, чтобы акции достались Фредди, — с угрюмой откровенностью ответил Рандольф. — Только и всего. К тому же, ты, кажется, женишься на Пепи? Во всяком случае, мне так говорили. Это правда?
— Все может быть.
— Ну, вот тебе и свадебный подарок.
Мне стало смешно.
— Ну, как? — спросил Рандольф.
Я взял стакан виски и осушил его залпом.
— Эти акции, дядя Рандольф, — усмехнулся я, — мне не удалось бы получить, даже если бы я захотел.
— Почему?
— Мне пришлось бы уговорить Руперта подложить свинью Фредди.
— Подумаешь! А сколько раз Фредди подкладывал свинью мне, да и все вам тоже?
— Пусть так, но Руперт меня и слушать не станет.
— А ты его уговори, — настаивал Рандольф. — Объясни ему, как это для тебя важно.
Мне стало тошно. За последние полгода жизнь среди Ройсов ко многому меня приучила, но кое-чего я все еще не мог переварить.
— Вы же знаете, что я оказался здесь, среди Ройсов, по чистой случайности, — заметил я.
— Подумаешь! Мне это безразлично. С таким капиталом ты станешь самым настоящим Ройсом.
— А вы слышали, что Руперт собирается сделать с деньгами, которые он получит за свои акции? — спросил я, надеясь нанести ему чувствительный удар.
— Нет, и мне на это наплевать. Раз он такой болван, по мне пусть хоть в омут бросается со всеми своими деньгами.
— Это примерно то, что он и собирается сделать, — подтвердил я.
— Ну, так как?
— Нет, дядя Рандольф, вы на меня не рассчитывайте.
— Просто пороху у тебя не хватает, — криво усмехнулся старик.
— Пусть гак, — согласился я и поднялся со стула.
Рандольф остался сидеть, а когда я попрощался, он только презрительно фыркнул, и мне даже стало его жалко.
Я вернулся к Кэти. Прежде чем мы сели ужинать на кухне, где всегда разгорались горячие споры, я позвонил Руперту и рассказал ему о разговоре с Рандольфом.
— Вам надо спешить, — предупредил я, — иначе он выкинет что-нибудь такое, чего даже нельзя предугадать.
— Только бы он не узнал о пяти миллионах, пока не заключена сделка с Фредди.
— Постарайтесь ее ускорить.
— Делаю, что могу. Это не так просто, но, мне кажется, все уладился.
Мне тоже так казалось, однако тут Руперт допустил грубую ошибку.
Он все рассказал Джо. Не знаю, почему он не мог подождать хотя бы еще несколько дней до завершения сделки с акциями; но когда мне стало известно о том, что случилось и к чему это привело, я только руками развел и сказал себе: тот, кто безрассудно честен, заслуживает того, что сам на себя накликал.
█
Руперт уверял меня, что старался выбрать для разговора с Джо подходящий момент, но, по-видимому, выбор оказался неудачным. Он считал, что должен поговорить с ней до, а не после продажи акций. Вечером в воскресенье они сидели на лужайке перед домом, потягивая коктейли, и Руперт подумал: теперь или никогда. Он рассказал, что продает акции Ройса, а вырученные деньги намеревается истратить на разные благие дела — в первую очередь на кампанию за признание Объединенными Нациями Китая.
Джо секунду помедлила, словно не веря своим ушам.
— Не может быть… — пробормотала она.
— Подожди!.. — начал он.
— Нет! Нет! — вскрикнула Джо. — Молчи! Не хочу даже слушать! — Она заткнула уши. Вскочила на ноги. — Мне надоело, надоело! Я покончу с собой! — истерично кричала она. — Забирай свои деньги. Отдай их китайцам. Но помни, что я тебе сказала. Я уйду от тебя навсегда.
Он пытался объяснить, что не собирается отдавать своих денег, он просто хочет найти им другое применение.
— Почему? Почему? — повторяла она, как пришибленная. — Объясни, почему ты все это делаешь?
— Не знаю, — покорно ответил он. — Но это даст мне больше радости, чем плыть по течению вместе с Фредди.
— А чем плох Фредди? — снова закричала она. — По крайней мере, он не сумасшедший.
— Ты хочешь, чтобы я был таким, как Фредди?
— Да, потому что он живет как все. Тебе это не нравится? Он не беснуется, не то, что ты! Зачем ты это делаешь?
— Фредди — несчастный, жалкий человек. Даже в своих отношениях с Пегги…
— Они счастливы, — настаивала она.
— Они несчастны.
— Но не из-за денег.
— А из-за чего же тогда?
— Из-за того, что мужчины — идиоты. Думаешь, тебе больше повезло, чем Фредди?
Он попытался ее урезонить и сказал, что криком делу не поможешь.
— Тебе уже ничего не поможет! — продолжала она кричать и кинулась к дому. — Нечего тебе жалеть Фредди. Пожалей лучше себя. Не одна Пегги изменяет мужу. — Он шел следом за нею, и она, вдруг повернувшись, бросила ему в лицо: —Я тоже! Я тоже тебе изменила. Чем разыгрывать превосходство, подумал бы, в каких ты сам дураках! — со злорадным торжеством выпалила она.
— Что ты болтаешь?
Она побежала через оранжерею, потом через гостиную.
— Я спала с Брайаном Бонни в поезде, когда ты улетел из-за своих бредней в Пекин; а ты ничего не знал, и тебя это не трогало. — орала она на ходу, не оборачиваясь, зная, что он бежит за ней. — Тебе было все равно! Ты даже не догадался! — Он ей не поверил. Она это поняла: бледная как мел, она снова повернулась к нему: — Ты так чертовски самоуверен. А это правда, правда! — Они уже были в спальне. — Так что давай разведемся; мне теперь все равно. Но детей ты не получишь. Я не дам тебе портить им жизнь. Через мой труп.
Руперт почувствовал, что наступила самая горькая минута в его жизни, внезапно между ним и Джо пролегла бездна. Он тупо следовал за ней по пятам, а она металась по комнате и истерически кричала:
— И не хвастай, что ты чист, как ангел. Я знаю, ты обманывал меня с этой русской! Что же у тебя такой возмущенный вид? Ты начал первый, ты подал пример…
— Это была случайность… — неуверенно произнес он, все еще не в силах постичь того, что произошло.
— Ты просто подлец! Честности в тебе ни на грош. Ханжа! Все твои высокие принципы — чистое лицемерие!
— С Бонни!.. — Все еще не веря, произнес он.
Отупение прошло, на смену ему пришли гнев, возмущение, брезгливость, он почувствовал боль, словно от раны.
— Теперь я, по крайней мере, могу от тебя уйти, — выдавила она сквозь слезы. — Жить с тобой невыносимо. Нет больше сил.
— Послушай…
— Может, хочешь, чтобы я осталась? — с презрением спросила она. — Ну и рожа у тебя сейчас. Что, тошно? Так тебе и надо. По крайней мере, не будешь меня удерживать. Я тебя предупреждала, что уйду. Вот и получай, если мне не верил. Теперь тебе придется поверить. На этот раз никакие уговоры не помогут.
Он оставил ее в спальне и ушел, стараясь ни о чем не думать. Но голова у него была ясная. Он понимал: сейчас она вне себя и еще не отдает себе отчета в том, что наделала своим признанием, — так человек, который совершает самоубийство, не сознает, что возврата к жизни больше нет. Она еще не знает, как бесповоротно то, что случилось; она поймет это только потом…
— Но, боже мой, — говорил он себе, — что мне теперь делать? Что будет с детьми?
Думать о ее близости с Бонни было для него все равно что видеть ее мертвой.
Спускаясь с лестницы, он слышал ее плач; он надел пиджак, аккуратно застегнул его и вышел на улицу. Спаниелю Фиджу, который встретил его радостным повизгиванием, он сказал: «Нет, тебе со мной нельзя» — и закрыл у него перед носом калитку. Он снова и снова задавал себе вопрос: какое безумие толкало его доводить и себя и ее до крайности, что привело их совместную жизнь к крушению? Он не сомневался— это конец, конец всему, что они пережили вместе.