Страница 57 из 61
Возможно, частично этим объясняется то фантастическое чувство, когда в конце января мы выиграли у «Манчестера» на «Олд Траффорд» в кубке Лиги.
Никто не верил, что у нас есть хотя бы малейший шанс на победу. Однако на поле мы ни в чем не уступали сопернику, не дав им практически ничего сделать. Это был один из тех матчей, за которые, по моему мнению, Гарри Реднапп заслуживает самых лестных слов: он продемонстрировал великолепное тактическое чутье.
Я знаю, что тактике и стратегии в Премьер — Лиге часто не уделяется должного внимания, но план Гарри на игру против «Юнайтед» оказался просто идеальным. В Италии его вознесли бы до небес за этот тактический триумф, но здесь, в Англии, он просто отдал лавры игрокам.
Все знают, что сила «Юнайтед» — это центр поля, особенно фланги, где играют Райан Гиггз и Дэвид Бекхэм. Это было особенно заметно в январском поединке, потому что Пол Скоулз отсутствовал, а Ники Батт, заменивший его — это, по сути, полузащитник оборонительного плана.
Но как остановить Бекхэма и Гиггза? Одним из вариантов было приставить к ним наших фланговых защитников Найджела Уинтерберна и Себастьяна Скеммеля для персональной опеки, либо полностью оттянуть их в оборону.
Такой ход казался очевидным, но вместо этого Гарри принял гениальное решение, не поддававшееся логике. Он дал установку Уинтерберну и Скеммелю подключаться к атаке как можно чаще. В то же время он попросил нападающих (меня и Кануте) играть пошире.
Этим он преследовал две важных цели: давление на фланги «Юнайтед» увеличивалось (их защитникам Денису Ирвину и Микаэлю Сильвестру приходилось уделять внимание нам с Кануте, вместо того чтобы поддерживать Гиггза и Бекхэма), и, в то же время, центральным защитникам Яапу Стаму и Гарри Невиллу некого было больше опекать, и они уходили дальше в центр поля.
Мы компактно играли и хорошо защищались, но, что еще важнее, наша линия обороны растянулась вглубь поля метров на 30. Оказывая давление на их фланги, мы вынуждали вингеров «Юнайтед» обороняться, а когда те выигрывали мяч, им часто приходилось пробегать всю длину поля.
В то же время Фрэнк Лэмпард и Майкл Каррик на равных сражались с Баттом и Кином, а Джо Коул барражировал между полузащитой и нападением. Джо прекрасно двигался. Соперники не знали, приставить ли к нему полузащитника для опеки (что означало частый уход этого полузащитника со своей позиции), или защитника (что создало бы свободное пространство в обороне «Юнайтед» для партнеров Коула, когда тот отходил глубже к своим воротам).
Конечно, кто угодно может рисовать тактические схемы на бумаге, но воплотить их в жизнь на поле — совсем иное дело. Однако в тот день мы играли выше всяких похвал, и, кроме этого, нам еще и везло.
За пятнадцать минут до конца поединка мне удалось избежать офсайдной ловушки, я ворвался в штрафную и оказался один на один с их вратарем Фабьеном Бартезом. На сегодняшний день я считаю Бартеза одним из лучших вратарей в мире, но в тот день он решил меня перехитрить и сел в лужу.
Вместо того, чтобы выйти мне навстречу, он просто застыл на месте, подняв руку вверх. Нет, он не хотел остановить такси. Он просто пытался обмануть меня, заставив подумать, будто боковой арбитр зафиксировал положение вне игры.
Это был трюк, уловка. Но я на нее не купился, и легко пробил мимо Бартеза в ворота.
Во–первых, я знал, что вне игры нет. Опытный нападающий всегда понимает, когда он в офсайде, а когда — нет, и в тот момент я ни на секунду не сомневался, что все в порядке. Конечно, уверенность, что офсайда нет, еще ничего не означает, потому что боковые арбитры — странные существа, чьи решения часто невозможно предугадать. Но я также понимал, что береженого Бог бережет, и пусть мой гол лучше не засчитают, чем я совсем не пробью по воротам.
Некоторые журналисты подвергли Бартеза резкой критике за то, что он попытался меня обмануть. Я с ними не согласен. Даже если бы он сократил угол обстрела, выйдя мне навстречу, с той позиции спасти ворота представлялось практически невозможным. Поэтому он решил пойти на хитрость, сделав в итоге из себя посмешище. С другой стороны, если бы остановился я, тогда бы все смеялись надо мной, и ему, наверное, казалось, что все равно терять нечего.
Трудно передать, что я чувствовал, когда прозвучал свисток об окончании матча. Как вода, прорвавшая дамбу, переполнявшие меня эмоции, хлынули наружу.
Я побежал по полю, крича нашим болельщикам и телезрителям: «Ну что вы теперь скажете? Что? Паоло Ди Канио сделал это! «Вест Хэм» не может выиграть на выезде? У нас нет шанса против всемогущего «Манчестер Юнайтед»? Мы просто маленький клуб? Вот вам! И кто теперь смеется?»
Все мои мысли были только о тысячах болельщиков «Вест Хэма». Не только о тех 5 000, которые в тот день сидели на трибуне «Олд Траффорд», а обо всех тех, кто не попал на матч, либо потому что не смог уйти с работы, либо потому что у него не оказалось достаточно денег на билет, либо потому что его не отпустила семья. Это была их победа, так же как и наша. Болельщики отдают свои деньги, время, жертвуют делами и семьей ради любви к команде.
Они бесценны. И в тот день на их улицу пришел праздник.
Я также радовался за Гарри. Он так популярен, что со временем стал отождествляться у некоторых людей чуть ли не с персонажем комикса.
Может, это связано с традиционной деятельностью жителей Ист — Энда, но часто все, о чем здесь говорят — это трансферы, которые совершает Реднапп, и то, что «Вест Хэм» — это одна большая семья.
Все это правда. Гарри очень умен и проницателен, когда речь идет о покупке игроков, и он не боится рисковать (я — живое тому доказательство). Но он также прекрасный тактик, и в тот день ему удалось переиграть самого успешного тренера в истории — Сэра Алекса Фергюсона.
Вот почему я был удивлен, можно даже сказать шокирован, когда Гарри уволили в конце сезона 2000–01. Только им с президентом известна истинная причина, по которой это произошло. Да, мы ожидали большего от сезона в плане результата. И, конечно, в наших отношениях с Гарри не все было гладко, у нас были разногласия, но он всегда будет занимать в моем сердце особое место, ведь именно он спас мою карьеру.
Сезон ознаменовался и несколькими приятными событиями. Одним из них стало примирение с Дэвидом Джеймсом, и должен сказать, что многим, кажется, не понравилось, что мы помирились. Они хотели продолжения вражды, потому что это помогло бы увеличить продажи газет.
После случая на «Аптон Парк» в январе 2000‑го, когда в конце поединка он отказался пожать мне руку, я обозвал Джеймса кретином и дебилом, потому что я действительно в тот момент таковым его считал.
«Неужели этот человек не знает значений слов «кретин» и «дебил»? — ответил он мне через прессу. «Кретин страдает от недостатка гормонов щитовидной железы. В некоторых случаях это приводит к карликовости. Я вас умоляю, мой рост — 6 футов и 5 дюймов. А дебил — это взрослый человек, умственное развитие которого соответствует умственному развитию ребенка 8–12 лет. Я, конечно, не гений, но с головой у меня все в порядке…»
Джеймс, наверное, думал, что он очень умно сделал, дав такой ответ. И я уверен, что многие полагали, что его слова приведут меня в бешенство. Однако моя реакция была довольно сдержанной.
«У Девида Джеймса, кажется, мозг размером с горошину, — парировал я. — Я назвал его кретином год назад, и у него ушел целый год, чтобы понять значение этого слова. Моя двухлетняя дочь и та быстрее бы догадалась. Да некоторые люди поступают в университет и заканчивают его за время, которое понадобилось Джеймсу, чтобы выучить пару новых слов…»
Думаю, Джеймс проиграл, ответив слишком поздно. И мне кажется, что напряженную обстановку удалось разрядить с помощью юмора.
Уверен, что некоторые хотели увидеть, как мы вцепимся друг другу в горло, когда мы вновь встретились на «Аптон Парк» в декабре 2000‑го года. Но все произошло с точностью до наоборот. В конце игры мы крепко обнялись и ушли с поля вместе. Думаю, после этого все обиды канули в Лету. И я надеюсь, что Джеймс извлек для себя пару полезных уроков из нашего конфликта. Я в этом даже уверен.