Страница 3 из 61
Я не из тех ностальгирующих, которые завидуют этому. Был бы я доволен, если бы все было так, как я помню? Да, но я также осознаю, что нельзя жить прошлым. Мы все имеем идеальные воспоминания о том, какими были вещи однажды, но важно знать и понимать, что прогресс и перемены являются топливом человеческого развития: и на социальном уровне, и на личном. Конечно же, что–то потеряно, вероятно, дети Квартиккьоло уже не изучают те же уроки, что усвоил я двадцать пять лет назад. Но в то же время, наверняка они изучают другие, более важные вещи. Возможно, для них открыты двери, о существовании которых я не мог даже знать в свое время.
Поскольку я становлюсь старше, я понимаю все больше и больше, что делает нас людьми. Это наша воля делать что–либо. Не имеет значения, что именно, пока это бросает нам вызов и продвигает нас. Я люблю вспоминать о «senditoi», потому что полученный опыт, радость и победы вместе с разбитым носом и счесанными коленями — все это помогло мне развиваться. Это научило меня, что сила воли и тяжелая работа, как правило, равняются успеху. Но даже если ты не преуспеваешь (и я могу подтвердить, что часто у тебя просто может не быть возможности преуспеть), то само стремление к успеху, само это усилие стоит того.
У нас не было многого в плане материального имущества. Мой отец, Игнацио, был строителем. Когда я говорю «строитель», я подразумеваю настоящего строителя, не просто парня, который укладывает кирпич. Для отца конструкторская работа была искусством. Во всем, что он делал, была включена глубокая, непоколебимая гордость. Я смотрю на вещи, которые просят строителей сделать — и восхищаюсь. Их работа включает тщательное планирование, геометрию, сообразительность и прочность. И еще, строители, как и многие другие работники ручного труда, не получают всего того уважения, которое заслуживают.
Человек в костюме сидит за столом в офисе, звонит людям и продает им коммерческие продукты. Он выглядит респектабельно. Напротив, строитель проводит дни, используя свой ум, свои навыки, свои инструменты и голые руки, чтобы построить нечто ощутимое, действующее и зачастую прекрасное. Но для многих он просто парень в каске, который свистит в след женщинам.
Я никогда не думал так. Наверное, благодаря уважению, которое испытывал по отношению к отцовской работе и ручному труду вообще. В конце концов, быть футболистом, значит, тоже заниматься ручным трудом. Существует мнение, что рабочие не используют свой ум. Это далеко от правды. Рабочий ли ты, или футболист, качество твоей работы находится в прямой корреляции с твоим интеллектом и рабочей этикой.
Конечно, было нелегко растить четверых детей на строительскую зарплату. Как я упоминал, наша квартира была простяцкой и тесной. Входишь в дверь и сразу попадаешь в крошечную прихожую. Справа была родительская спальня, сразу за ней — маленькая кухня. Прямо перед ней была наша ванная, настолько маленькая, что даже не имела настоящей двери, только завесу, которая складывалась подобно аккордеону, когда открывали ее. Технический термин для нее — дверь, складывающаяся гармошкой, или двойная дверь. И я предполагал, что в то время это считалось своего рода модным инновационным дизайном.
И если вы шли влево от входной двери, вы попадали прямо в место, предназначенное быть приемной. В действительности, мы там проводили все наше время в квартире. Именно здесь я делил софу с Антонио, пока мне не исполнилось пять лет. Тогда, как Джулиано и Дино спали на двухярусной кровати. Также здесь семья ела, смотрела телевидение и фактически выполняла все домашние обязанности. Было ли тесно? Нет, серьезно. Пространство, особенно личное пространство — это относительное понятие. Кому–то достаточно комнаты, а другие не будут довольны и целым домом. В моем случае, у меня не было ничего, но это не имеет значения. Уединение было чем–то в уме, местом, чтобы предаться мыслям, не более. Если ты хотел удалиться от других и погрузиться в тишину, все, что тебе нужно было сделать, это игнорировать все вокруг и собрать свои мысли.
Но только не в нашем случае. Это было воплощением коммунального проживания, к которому была причастна не только моя семья. Мы жили на первом этаже пятиэтажного жилого дома. Здесь было по две квартиры на каждом этаже, и одна из сестер моей мамы жила напротив нас с ее двумя сыновьями, Эцио и Альваро. Я жил здесь семнадцать лет и почти не помню, чтобы их входная дверь была закрытой. Это было чем–то вроде расширением наших собственных аппартаментов. Мы могли гулять туда и обратно, когда пожелали. Что было у них, было нашим, и наоборот.
Мои кузены, Эцио и Альваро, были словно братьями мне. Я знал, что могу прийти в любое время к ним и найти, чем заняться. У них имелся записывающий плэйер, и мы могли проводить часы за прослушиванием пластинок. Когда нам это наскучивало, мы могли сидеть друг напротив друга и разговаривать, или выйти из комнаты, или смотреть телевизор. Действительно, это не имело значения. Главное, что ты не был никогда одинок и ты был всегда дома.
Наша жилищная ситуация немного улучшилась, когда мне было пять лет. Мой отец обнаружил пустое пространство за стеной в ванной. По сути, это был прямоугольник без окон, наверное, 10 на 12 футов, отделяющий нашу квартиру от соседней. Я никогда не понимал, зачем он было здесь. Это не казалось нужным в плане строительной конструкции и не занимало всего свободного пространства внутри четырех стен.
Мы вшестером теснились в двух комнатах, и идея разобрать стену и добавить еще одну комнату казалась нам очень привлекательной. Поскольку мой отец был строителем, он мог сделать это легко и дешево. Так, работая вечерами и по выходным, он стал потихоньку откалывать куски стены, и когда, наконец, пробил в ней брешь, то обнаружил грязную и темную комнатку, которая, тем не менее, представляла собой дополнительное жизненное пространство для нашей семьи. В свободное время отец привел эту комнату в порядок и вскоре они с моей матерью туда переселились. Дино и Джулиано перебрались жить в спальню родителей, а мы с Антонио остались в гостиной.
Действия моего отца, конечно, являлись незаконными (мы сделали все тихо, не говоря никому ни слова и, естественно, без какого–либо официального разрешения), но он даже не задумывался об этом, ведь никому от этого не было никакого вреда. Теперь у его четверых сыновей появилось достаточно пространства для нормальной жизни, а что могло быть важнее? В подобной ситуации помощи от правительства ждать не приходится, и инициативу нужно брать в свои руки.
Когда я был совсем маленький, меня называли «Палокка», что на диалекте означает «Толстяк». Возможно, вы удивитесь, но в детстве я имел проблемы с лишним весом. Я был очень толстым, и, говоря это, я не имею в виду детский жирок. Я был не просто пухленьким, я находился на грани ожирения. Это являлось следствием нарушения работы организма, и очень беспокоило моих родителей. Мои ноги были настолько толстыми, что когда я смотрю на свои старые фотографии, я не могу разглядеть на них свои колени. В то же время, избыточный вес оказывал дополнительную нагрузку на ноги, которые и так были кривыми. Такие ноги, как у меня в детстве, называют икс–образными (коленки расположены ближе друг к другу, чем обычно) в противоположность о-образным (коленки расположены дальше друг от друга, чем обычно). Мне приходилось носить ортопедические ботинки, чтобы выпрямить ноги, и все равно врачи сомневались, что я когда–либо смогу ходить нормально.
Мне прописали усиленные занятия плаванием. Я проводил в бассейне многие часы, плавая туда и обратно, туда и обратно. Сначала я это ненавидел. Хочу напомнить, что мне тогда было шесть или семь лет. Однако через некоторое время я стал получать от этого удовольствие, особенно когда мне приходилось напрягаться все сильнее и сильнее. Наверное, именно тогда я полюбил тренировки. Мне нравилось ставить перед собой цели и достигать их, постоянно подгоняя себя вперед. В раннем возрасте я понял, что я максималист. Если в чем–то я не был лучшим, я заставлял себя возвращаться в начало и проходить все заново раз за разом, пока не делал это лучше всех. Конечно, идеала достичь невозможно, но это и не нужно. Главное — это движение, постоянное движение к совершенству.