Наблюдатель

— Но его алиби было сфабриковано. Столетти, если вы, предположим, признаетесь, что убили тех девушек — а именно так он и поступил, — а затем объявите себя безумной — как он и сделал, — тогда ваше алиби будет доказывать уже не вашу невиновность, а, напротив, вашу вину.

Она подняла руку в знак полной капитуляции.

— Как бы там ни было, но мы должны поговорить с профессором. Бургос уже не сможет дать свидетельские показания, поэтому без заявления профессора нам не узнать, присутствовал Бургос на работе в положенные часы или нет.

Столетти стала спускаться вниз с холма, мы направлялись на юг. Я заметил, что она ездит намного быстрее, чем я, но, вероятно, значок полицейского давал некоторые преимущества на дороге. Мы обогнули грузовик в тот момент, когда столкновение казалось почти неизбежным, и оказались в опасной близости от крошечного «сааба». Я понял, что еще немножко, и мне понравится эта леди.

— Итак, Олбани был вашим звездным свидетелем, — подытожила она.

— Скажем так, одним из них. Алиби создавало серьезную помеху в расследовании. У стороны защиты были серьезные аргументы, которые доказывали психическую неуравновешенность Бургоса. Но там, где речь зашла о признании преступных намерений, у них не оставалось шансов. После всего, что случилось, они уже не могли выиграть процесс. Надеюсь, мы доберемся до колледжа живыми, — заметил я, когда она продемонстрировала очередной трюк и ловко протиснулась между «камри» и «порше».

— Какой же вы трусишка. И вы также, — сказала она, глядя в зеркало заднего вида, когда водитель «порше» стал сигналить ей. Если бы в тот момент она показала ему средний палец, то произвела бы на меня особенно сильное впечатление. — Вы мне не напарник, — продолжала она. — Но вы знаете Олбани и можете разговорить его, Поэтому я и взяла вас с собой.

— Меня это устраивает. Но я хотел бы вам кое о чем напомнить. Вы должны сотрудничать со мной.

Столетти хорошо знала правила игры. Я получал полный доступ к расследованию. Однако любые правила можно изменить и извратить. Судя по всему, ей не нравилось, как я пытаюсь использовать их в своих интересах.

— Когда мы приедем на место, я буду сама задавать вопросы, — заявила она.

— Спрашивайте его о чем хотите, — пожал я плечами. — А потом я поговорю с ним.

— Вся инициатива должна исходить от меня. Вам понятно?

— Нет. Не понятно. Сейчас вам нужно свернуть. Я знаю короткую дорогу.

Она снова стала спускаться с горы и указала на сумку у меня под ногами.

— Там папка из манильской бумаги, — сказала она. — В ней ваши копии.

Я открыл ее, хотя не любил изучать документы в машине. От этого у меня начинала болеть голова. Но мне почти не пришлось читать, потому что в папке лежало множество фотографий, сделанных после убийства Чианчио. Там находилась фотография самого Чианчио, распростертого на кровати в спальне, все его тело было исколото ножом, особенно ноги и торс, смертельная рана зияла на шее.

Еще я увидел несколько фотографий ножа для колки льда: стальной прут с заостренным концом и деревянной рукояткой, забрызганной кровью Чианчио. Перевернув страницу, я обнаружил ксерокопию старой газетной вырезки с неровными краями, словно кто-то выдрал ее из газеты. Вероятно, фотография в газете изначально была черно-белой, ксерокс только ухудшил качество, однако я тут же узнал лицо человека, который изображен на ней.

Гарланд Бентли.

Я предположил, что фотографию сделали в том же году, когда были совершены убийства. Примерно так Бентли мог выглядеть в то время: его волосы казались гуще, а лицо — не таким круглым. На нем было пальто. Он пробирался, опустив глаза, сквозь толпу журналистов с микрофонами. Я не смог определить, в каком месте сделана фотография. Возможно, около здания суда. В стороне от репортеров, боком к фотографу, стоял еще один человек — в мягкой фетровой шляпе. Казалось, он не сводит с Гарланда глаз, но на фотографиях часто возникает подобный эффект: кажется, что люди пристально смотрят на что-то. Это был довольно молодой мужчина с глубоко посаженными глазами, под одним виднелся небольшой шрам. Его лицо было мне незнакомо, но я сразу поймал себя на мысли, что вряд ли обрадовался, если бы на меня глазел такой зловещий тип.

Я поднял глаза от фотографии.

— На следующем светофоре сверните направо. Это и есть тот самый «тип на заднем плане»? То фото, которое было у Макдермотта?

Она посмотрела на фотографию.

— Да. Мы знаем Гарланда Бентли и репортеров, которые здесь запечатлены. Но вот кто этот странный тип?

— Я никогда прежде не видел его. Где вы это нашли?

— Получили вырезку сегодня утром. Ее обнаружили в коробке для обуви, которая стояла в шкафу, в спальне Чианчио.

— Там были и другие фотографии?

— Нет, ее засунули в коробку, где хранились ботинки, — сказала она. — Чианчио явно хотел спрятать ее.

Я наблюдал, как мы пролетаем мимо других машин, но решил сдержаться и не отпускать комментариев на этот счет.

«И почему Фред Чианчио прятал фотографию с Гарландом Бентли?» — подумал я.

И в этот момент Столетти задала мне тот же самый вопрос. Я ответил, что не имею понятия.

— Мне нужно заехать еще в одно место, — сообщила она.

— К Гарланду Бентли?

— Да. — Она взглянула на меня. — Вас что-то смущает?

— Нет… Но вы хотя бы звонили ему?

— Я поручила кое-кому выяснить, где находится Бентли, не покинул ли он город. Он у себя в офисе. Я собираюсь заехать к нему.

— Без предварительного звонка?

Она склонила голову набок:

— Я люблю являться без предупреждения. Пока человек не успел вызвать адвоката и все усложнить. Думаю, теперь наш преступник будет действовать стремительно. Мы должны раскрыть это дело по горячим следам, и я не могу тратить время на всяких модных юристов. — Она кивнула. — То же самое касается профессора. Он не ждет нас. Его занятия заканчиваются в одиннадцать, вот тогда мы с ним и встретимся. Поверьте, их лучше брать свеженькими.

— Я этого не знал, — слабым голосом проговорил я.

— А вы думаете, меня волнует, что вы знали, а чего — нет?

— В данном случае, думаю, вас это взволнует. — Я посмотрел на нее. — Потому что я «модный адвокат» Гарланда Бентли.

— Ой, вы должны были… — Столетти подняла руку, словно останавливая себя. — И с каких пор?

— Уже пятнадцать лет. Я веду дела всех его компаний. И это ни для кого не секрет.

— Во всяком случае, для меня это новость. Вы уже говорили с ним об этом? О расследовании?

— И вы ожидаете, что я отвечу вам на этот вопрос?

Она внезапно свернула к обочине и так резко затормозила, что я испугался, как бы не сработали подушки безопасности. Столетти откинулась на спинку сиденья и посмотрела на меня.

— Подождите секундочку. Вы консультировали Гарланда Бентли по этому делу?

— Я этого не говорил.

— Так да или нет?

— Гарланду Бентли нечего скрывать. Рики, успокойтесь. Не нужно устраивать истерик.

Она не сводила с меня глаз, наполненных злобой. Я прекрасно знал, что женщины приходят в ярость, если вы говорите, будто у них началась истерика.

— Вы мне не нравитесь, Райли, — сказала она. — Вам понятно?

— Я потихоньку начинаю это сознавать.

— Неужели? Вы осознаете это быстрее, когда мои наручники окажутся у вас на запястьях. А это непременно произойдет, если вы и впредь будете думать, что у вас получится работать на два фронта.

— Детектив Столетти, — сказал я спокойным тоном, — заводите двигатель и поезжайте в кампус. Уже почти одиннадцать. Я хочу помочь вам выяснить, кто это сделал, потому что чувствую себя в долгу перед Эвелин Пенри и потому что этот идиот посылает мне письма. И потому что вы, как и все остальные копы из милой, тихой провинции, не сможете отыскать католика в Ватикане.

Столетти прикусила язык, кровь ударила ей в лицо. Она снова завела двигатель своего «тауруса».

— Если я узнаю, что вы пытаетесь помешать расследованию, вам самому понадобится адвокат. — Она сорвалась с места и поехала на красный свет.