Безликое воинство

Мой высокочтимый учитель Рамбун в основном сам искусно следит за собой, особенно за безупречным видом своих бороды и шляпы, хотя в Самбхале при нём было несколько усердных служителей. Мужчинам хотя бы не приходится выщипывать брови...

После купания, расчесавшись, я заплела косы с новыми золотыми лентами, которые были в моём скромном багаже специально для такого случая. После того я оделась в местные одежды. Точнее, эта одна одежда, одевается она разом и как и всё здесь происходит, не очень понятно как: ты просто берёшь её в руки и прикладываешь к себе, а она словно мгновенно наползает на твоё тело. Примерно так же она и снимается: просто начинаешь стягивать её с себя за любое место, желая раздеться. Одежда, надо сказать, выглядит довольно просто, она равномерного белого цвета, но не ослепительно-белая. Она тоже меняется в зависимости от того, что я желаю. Я пожелала пояс с кармашками для своих мелких вещей, и он появился - элегантный и удобный, и как раз такой, что всё прекрасно в него поместилось. И цвет одежды можно менять, но ещё на галерее я заметила, что большинство гостей в зале одеты в белое, и я проявила должную скромность, хотя очень люблю наряжаться в красное и голубое. Ко всему здесь - и к переходам, и к купанию, и к одеванию, и к остальному - сразу же привыкаешь, как будто ты так всегда и жила. Это не удивительно: всё здесь даётся с лёгкостью, здесь постоянно чувствуешь себя ловкой, словно мир Эоры соткан духом благожелательности.

Когда заботливый учитель Рамбун принёс меня в монастырь в Симбхале, я ещё была очень слаба. Он лично отпаивал меня своими эликсирами, но лишь через несколько дней я смогла ненадолго выходить сначала на огромный балкон, а позже и во двор монастыря. Тогда я почувствовала разницу между тем миром, где я родилась и который остался где-то на поверхности, и подземным миром благословенных внутренних земель: наверху осталась суета войны, реки крови и людского горя, а в Симбхале всё словно погружено в вечное умиротворение, дающее твоей душе покой и совсем другое ощущение того, как течёт время. Этот мир, Эора, так же примерно отличается от Симбхалы, как она в свою очередь от мира на поверхности Геи. Я не хочу сказать, что здесь ещё больше умиротворения, здесь всё постоянно в движении и изменении, но этот мир ещё выше по шкале благости: если в Симбхале скорее покой и равновесие, то здесь тебя захватывает тончайшая энергия действия, не дающая усидеть на месте и влекущая к новым далям и высотам.

Одевшись после купания, и перед тем, как начать заполнять свой дневник, я медитировала, сидя прямо посреди комнаты, лицом к прозрачной стене, за которой открывался завораживающий вид на Эору. В палаистре меня научили входить в отрешённое состояние и думать о нужном - о тех людях, что остались в моём прошлом, в том числе о моих близких, о Смутном Куполе и о том, как им питается страшная война... Такова теперь одна из моих обязанностей. И я выполняю её неизменно, хотя она мне горька и тяжела. Я раньше представляла, как выглядит наша Гея с большой высоты, по тем фотографиям и кинофильмам, что снимали из космоса обитатели "орбитальных колёс". Но подо мной теперь была совсем другая планета. Другая планета! Не как сосед Геи вроде Ареса, а почти такая же, как Гея - с океанами, горами и лесами, только совсем другая. Она расположена в "чрезвычайно удалённом мире" - как говорит мой учитель. Хотя, наверное, если бы я вот так же созерцала Гею, я пребывала бы не меньшем восхищении. Я думаю, это и помогло мне тогда сосредоточить свои мысли всё же не на Эоре, а на Гее, на судьбе моего родного мира...

Моего отца звали Акмар-Вал, Избегающий Удара, он служил в штабе одной из сухопутных армий. В последний раз мы виделись с ним примерно за месяц до начала большой войны, когда небо уже закрыл Смутный Купол. Папа помогал нам собирать вещи для переезда в наш старый дом в гигаполисе Фаор. Тогда уже нередко случались военные столкновения и провокации, и он говорил, что гигаполис отлично защищён, и даже в случае масштабной войны там будет безопасно. Мы с мамой тихо плакали, потому что переживали предстоящее расставание. Братик ещё не мог собрать даже собственные игрушки - он был совсем мал, только и умел тогда, что проситься на горшок, но он уже понимал, что происходит что-то плохое, и периодически начинал реветь, вытирая слёзы кулачками, и сквозь слёзы звать нас - то маму, то папу, то меня. А наш отец, складывая вещи в чемоданы, время от времени отрывался от этого занятия и принимался нас успокаивать, и это иногда действовало: мы все переставали лить слёзыи всхлипывать, но ненадолго. А потом он уехал на юг, а мы с вещами - на север, и больше мы его не видели. Долго никаких сообщений ни от него, ни о нём к нам не поступало, поэтому я надеялась и молила Близнецов, чтобы он был жив и здоров, чтобы оказалось так, что он просто не имеет возможности послать нам весточку. Мудрые люди учат нас, что просьбы к богам должны быть так же разумны, как и искренни, и что они не любят пустых попрошаек. Но разве могла я обидеть их, моля о сохранении жизни собственного отца?..

Так случилось, что по дороге мы попали под ракетный удар - это была одна из предвоенных провокаций Альянса, который уже тогда не брезговал убивать наше мирное население. Боеприпасов взорвалось мало, но они были с какой-то ядовитой смесью. Все мы получили различные ранения, а также заболели от отравления. Мама с братом выздоровели вскоре после переезда в Фаор, а моя болезнь всё не проходила. Потом вроде начала проходить, я почувствовала себя лучше, но вдруг у меня стали отниматься ноги. Меня положили в госпиталь, но на третий день выписали обратно домой. Доктора не могли сказать ничего утешительного: те повреждения, что я получила по дороге в гигаполис, привели к болезни нервной системы, которая со временем только прогрессирует, до тех пор, пока не наступает полный паралич и смерть. Они сказали, что при хорошем питании и постоянном приёме лекарств я могу ещё прожить какое-то время - может быть, год, может быть, даже два. Лекарства, питание - на это у нашей семьи тогда не было средств, и надо ли объяснять, в каком мы были в отчаянии. Ардуг не присылает беды по одной: едва мы успели осознать это несчастье, как в наш дом постучался офицер, который принёс нам трагическую весть о нашем отце. Официальная бумага извещала, что Акмар-Вал погиб геройской смертью. Моя мама в тот день стала совсем другой: её, жизнерадостную и энергичную женщину, на которую заглядывались мужчины и которой никто не дал бы больше 20 лет от роду, словно саму накрыла тень смерти: волосы мамы поседели, она стала сутулится, лицо её пересекли морщины и складки. Как будто она хотела забрать лишь одной себе всю горечь пролившихся на нас несчастий. Разгоралась война, начались проблемы со снабжением гигаполиса продуктами и лекарствами, и наше положение стало совсем безнадёжным. Но в Фаоре жили наши родственники, некоторые занимали высокие посты и имели изрядный достаток - узнав о нашем положении, они решили поддержать нашу семью. И вскоре я получила необходимые мне лекарства и питание, кроме того, они также отремонтировали наш старый дом и оказывали всю возможную моральную поддержку. Пусть все благословения снизойдут на вас за это, дядюшка Дишмук, тётушка Малати, и все остальные любящие нас родные люди!

Тем не менее, я ясно понимала, что умираю, об этом не давали забыть и боль, особенно донимавшая ночами, и моя физическая немощь, которые возрастали день ото дня. Невозможно описать все муки, и душевные, и физические, что мне пришлось тогда претерпеть.

Много раз я хотела свести счёты с жизнью. Как мне тогда казалось, у меня или не хватало духу, или - однажды - доза опия оказалась не смертельной. Я лишь провела много дней в больнице, сгорая под укоряющими взглядами персонала и стыдясь сочувствия своих родных. Лишь мой мудрейший наставник смог объяснить мне, что дух мой был достаточно силён, но так просто расстаться с жизнью по собственной воле нельзя. Что на самом деле я несколько раз накладывала на себя руки, только я этого не помню. Всякий раз, когда я делала это, моя душа возвращалась к тому моменту, когда я колебалась принять роковое решение. Я не помню этого, потому что наша память помнит лишь прошлое. Так странно, но справедливо устроен мир: нужно пройти весь свой земной путь, порой проходить его по многу раз, пока дух твой не достигнет просветления, и только тогда он покинет эту жизнь навсегда, чтобы стать свободным. Величайшая удача и благо, если добрый имудрый наставник сопровождает тебя на этом пути. И когда я в очередной раз вспоминаю, какими благодеяниями добрейший учитель Рамбун одарил свою скромнейшую ученицу, моё сердце наполняется чувством благодарности и признательности к нему!