Страница 3 из 9
А в полдень по Гончарной улице, к Невскому, двинулась огромная толпа.
Во двор вбежал офицер в распахнутой шинели и закричал:
— Ружья на плечо! На улицу!
Рота построилась цепью на улице. Толпа тяжелой волной подкатывала все ближе. Раздалась команда, и волынцы выстрелили. Но почти все солдаты выстрелили вверх, в воздух.
Офицер обегал солдат и, блестя очками, кричал:
— Куда стреляешь? В людей целься, в людей! Стрелять по одиночке, чтобы я видел.
Вдруг сверху затарахтел пулемет. Это стреляли полицейские, засевшие на чердаке.
Толпа разбегалась: люди бежали согнувшись, зигзагами; другие прижались к стенам домов, били кулаками в запертые железные ворота.
Раненые падали в снег, приподнимались, старались встать, бежали и снова падали.
В час ночи солдат повели назад в казармы. Офицер, успокоившись, говорил солдатам:
— Вот так и на войне бывает; сегодня поупражнялись. Только вы плохо сегодня работали. Ну, да ладно, и на том спасибо, в другой раз постараетесь.
Солдаты молчали. В казарме офицер сказал:
— На завтра приказываю выступить в восемь часов утра. А теперь спать.
Воззвание
Товарищи рабочие!
Нас расстреливают!
На улицах Петрограда пролилась рабочая кровь. Слуги самодержавия расстреляли голодных рабочих, вышедших на улицу с протестом против царящего произвола и голода.
И в эти дни, дни беспощадной расправы с народом городовых и кучки верных царю солдат, мы были беспомощны. На удар мы не могли ответить ударом, за смерть заплатить смертью. Мы были безоружны. Нас били шашками, топтали лошадьми и безоружный народ с ненавистью в сердцах к врагам, обращался в бегство.
В эти тяжелые дни яснее, чем когда бы то ни было, рабочий класс увидел, что без сильных мощных пролетарских организаций, без боевых дружин, без поддержки народа армией нам не сломить врага, не уничтожить самодержавия.
Эти дни показали нам также и то, что наши братья солдаты не всегда послушно идут на братоубийство. Привет казакам, гнавшим конных городовых от Знаменской площади. Солдаты начинают прозревать!
А Государственная Дума — лженародное правительство — преступно молчит. Государственная Дума глуха и слепа к народному горю.
Товарищи! Пусть замрет жизнь в городе. Пусть станут все фабрики и заводы, мастерские и типографии, пусть погаснет электричество. К всеобщей стачке протеста, к удару по самодержавному произволу зовем мы вас. Нам приказывает Хабалов стать двадцать восьмого на работу, а мы зовем вас на борьбу, на всеобщую стачку!
«Да здравствует революция!»
Так писали революционеры.
Восстание волынцев
Солдаты не спали в эту ночь. Поздно ночью собрались у одной из коек взводные. Шопотом стали они совещаться.
Решили: встать в шесть часов, захватить оружие и побольше боевых патронов и поднять бунт. И пошли сговариваться с другими ротами.
Поздно ночью собрались взводные.
Все понимали: начинается опасное дело. Если не удастся, не поддержат другие полки, зачинщиков бунта расстреляют.
В шесть часов утра все солдаты были на ногах. Ящик за ящиком выносили из полкового цейхгауза патроны. Набили себе сумки и карманы и, на всякий случай, наложили патронов еще за пазуху.
И вот пробил зорю барабан. Солдаты выстроились в длинном коридоре. Вошел офицер. Раздалась команда: «Смирно!»
— Здорово, молодцы! — крикнул офицер.
Но вместо обычного: «Здравия желаем ваше благородие», солдаты закричали:
— Не будем больше стрелять в народ! Ура!
Офицер подбежал к одному из солдат, схватил его за пуговицу шинели и закричал, задыхаясь:
— Что, что ты сказал?
Солдат взял винтовку на изготовку. Офицер отскочил. Он опустил правую руку в карман, нащупывая револьвер. Левой он вынул из кармана бумажку и сказал:
— Слушайте: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». Это телеграмма самого государя императора.
Но солдаты застучали прикладами винтовок о каменные плиты пола. Глухой стук пошел по всей казарме. Офицер побледнел и метнулся к выходу. Он побежал во двор.
Солдаты бросились к окнам. Раздался выстрел, и офицер упал лицом в снежный сугроб.
Горнисты заиграли тревогу. — Куда итти? — кричали солдаты. — К преображенцам, к Московским казармам, к Литовским, чтобы все вместе!
Навстречу шла толпа рабочих. Рабочие остановились, не зная, будут ли в них стрелять солдаты. Солдаты замахали шапками и кричали:
— Мы теперь все заодно. Идем бороться за свободу.
И все, солдаты и рабочие, пошли к Таврическому дворцу.
Совещание в Думе
Старый важный швейцар с медалями на груди снимал пальто с входивших. Блестел натертый паркет. Старейшины Думы собирались на совещание в кабинет Родзянко.
В середине за столом сидел Родзянко, большой и грузный, как медведь. Огромное зеркало отражало его жирный затылок.
— Я получил высочайший указ о роспуске Думы, — сказал Родзянко. — Правительство сейчас бессильно, только Дума может сдержать напор революции. Если мы разойдемся, кто обуздает ее? Но не подчиняться царю мы не можем. Ведь мы не революционеры.
Собравшиеся решили: Дума подчинится царскому указу. Дума прерывает свои занятия. Но пусть никто не уходит из Таврического дворца: сейчас будет частное совещание. Конечно, уже не в большим зале, где происходили заседания Думы, а в малом зале, рядом. И члены Думы собрались там тесной толпой, перепуганные и растерянные.
— Поедем к министрам, — сказал кто-то, — пусть назначат генерала для подавления беспорядков.
— Правительство попряталось, — ответил другой. — Что же: Протопопова из-под кровати вытаскивать? Он все равно не поможет.
Никто не знал как поступить.
— Будем осторожны, — сказал Милюков. — Ведь мы еще не знаем кто победит. Подождем, посмотрим, как развернутся события.
В это время вбежал Керенский.
— Войска взбунтовались; медлить нельзя. Огромная толпа народа и солдат идет к Таврическому. Берите власть. Дайте мне автомобиль: я поеду успокаивать толпу!
Все глядели на Керенского с удивлением и надеждой. Он, казалось, совсем не боялся толпы.
— Керенский — член Думы, он нас в обиду не даст, — думали депутаты, — он социалист и связан с революционерами, толпа его послушает.
Керенский пошел встречать народ.
Члены Государственной Думы решили выбрать Временный Комитет Думы, пусть он распоряжается, как найдет нужным.
А в это время народ уже прорвал караул Таврического дворца и плотной гущей вливался во дворец, заполняя комнату за комнатой, зал за залом. В соседнем помещении уже бряцали оружием входившие солдаты.
— Пулеметов, пулеметов бы, да по всей этой сволочи! — думали про себя члены Государственной Думы и шли, улыбаясь, поздравлять восставших с победой.
Совещание министров
В Мариинском дворце собрались на заседание министры. Хабалов читал отпечатанное по его приказанию объявление:
«ПЕТРОГРАД ОБЪЯВЛЯЕТСЯ НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ. ВСЯКИЕ СБОРИЩА ЗАПРЕЩАЮТСЯ. ВЫХОДИТЬ НА УЛИЦУ ПОЗЖЕ ДЕВЯТИ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ВОСПРЕЩАЕТСЯ».
Но некому было приказать расклеить объявление по улицам.
Хабалов отправил воинский отряд против восставших волынцев. Время шло, а об отряде не было никаких известий.
— Неужели, — спрашивали министры Хабалова, — отряд разбит… Но ведь кто-нибудь должен был уцелеть и вернуться.
Хабалов молчал. Он сам не мог понять: целый воинский отряд пропал, точно провалился.
Наконец Хабалов узнал: посланный им отряд дошел до Литейного проспекта. На Литейном солдаты вместо того, чтобы стрелять в революционеров, смешались с народом.