Страница 12 из 19
И я вдруг снова вспыхиваю в страсти. Мне ее надо! Надо прямо сейчас! Но, что? Что я буду делать? Что я могу, и главное, это как? В голове такое! Мамма–миа!
Все крутится в бешеном вихре, словно ураган мыслей. И вот тут я поняла, что мне не справиться с ней. Я ведь сама не знаю об этом ничего ровным счетом. И потом, почему это я такая принципиальная была и когда об этом, то я уходила или никакого внимания. Да, еще осуждала! Ну, как же, я и эти мотивы, о которых тихонечко между собой отчаянные девчонки твердили. И такое говорили, что я даже возмущалась всегда. Подумать только, себе говорила, о чем они говорят и думают? Как же это можно так, между такими же, как они сами?
А как? Как? Что я теперь знаю об этом? Да ничего. Кажется они там руками, пальцами. Она мне говорила, что кулаками! Но это вообще чушь, какая–то! Тоже мне, выдумала, глупая. Разве же кулачок, пускай даже женский, разве же он сможет туда? Ну, честное слово, блажь!
И ловлю себя на том, что как только я думаю об этом, то меня это все время возбуждает. Но почему так? Что я такое сделал, от чего? Я ведь, если признаться честно, просто лежу с ней. А внутренний голос уже подключился.
— И все? И это ты называешь, честным?
— А что?
— А где твои пальцы? Что они там нашли? Чего касаются, почему все никак не отрываются от ее теплого и мягкого местечка и где? У нее под согнутой ногой? Ты за кого меня принимаешь?
— Не за кого. Я просто о том говорю, что я хочу ее.
— Кого? О чем ты? Ты с ума сошла!
— Может и так. Но я женщина!
— И что? Что это значит? Это что?
— А то, что если я женщина и захочу, то все! Никаких возражений. Я женщина и хочу!
— Кого? А ну ко, скажи?
— И скажу!
— А ты возьми и скажи это вслух! Ну, что же ты?
Я, как будто, давлюсь словами и только что–то не членораздельное тихо шепчу.
— Я… хочу… женщину….
— Что, что? А ну, повтори!
— Я хочу… ее!
Потом уже слышу, что я говорю и тут же вспыхиваю. Это что? Помешательство ума? Что я такое шепчу? И кто? Я!!!
Руку убираю, и тут я, немея от ужаса, слышу чуть–чуть, глухо от ее тела.
— Не убирай, прошу! — Пауза, я не дышу.
— Мне приятно! Прошу, продолжай! — Я съежилась, сжалась вся. Сердце так колотится, что я, думаю, еще одно слово ее, и оно у меня разорвется, разлетится на мелкие кусочки!
Ее нога еще выше подтянулась, а тело, как лежало, так и лежит на животе.
Это что? Это призыв!
Сразу же в голове промелькнуло. Она так специально ее подтянула, что бы я… Вспыхнула так, что словно горю!
Пожар! Я вся сгораю! Нет, я вся умираю! Мама! Мамочка, помоги!
Потом весь остаток ночи я вся такая, словно в бреду. А она словно царевна спящая. Через час, наверное, после того, как я ее все время гладила там, она перевалилась на спину. И вот тут я словно сомнамбула. А еще от того, что ее тяжелая и мягкая, горячая нога, покачнувшись, раз, два, откинулась на бок, на мою ногу. И я!!! Мамочка родная!
И теперь такая картина. Она не только спит, она просто храпит. А я? А я, это не я, а моя рука! Она медленно и осторожно скользнула и я….
Ну, что сказать об этом? Моя рука, а теперь уже я сама, впервые ощутила, как устроена она. Она это та, о которой слагают песни, анекдоты и о которой все, как у меня, но она другая, она не моя! В этом все дело, что это чужая!
Час, два я все ее глажу, и потом уже обнаглела, полезла в нее своей рукой. Коснулась пальцами, а потом глубже и с каждым разом все теплей и горячей там. Потом влажно. А у самой, так же. И еще хуже. Я, даже не знаю, у кого этого всего больше, у меня или у нее? Но все быстро закончилось от того, что я вдруг, как…
Я так, ни разу, в свой жизни. Меня так захватило это все, что я к ней своими пальцами, так я и себе. И как только ей, так и себе и как только она задышала, то и я так же. А потом!
Утром вскочила. Но нет никого. Я одна в квартире и тихо. На часы. Ничего себе,
полдесятого, а где все? Я на кухню. Записка.
«Мы ушли. Тебя не будили, отдохни. Спасибо!»
И все! И что? Что все это обозначает? Что же? Ничего? А как же то, что было ночью с ней, со мной? Нет мне так нельзя. Не могу так я! Это не правильно, так не поступают с любимыми!
— Постой, постой! С кем? Ты о чем?
— С любимыми, что тут не понятно?
— С какими любимыми, чьими?
— С какими, какими? Да моими!
— И что, у тебя их много?
— Да, так! Одна. Но какая!
— А я думаю, что ни какая! Ничего не было! Поняла?
— Как же так? Было, я помню!
— А что ты помнишь?
— Я все помню! Как я к ней…
— Что, что? О чем ты? Да ты вчера пьяна была! Тебе напомнить? Ты даже не помнишь, как за собой ухаживала. А ты говоришь мне, что ты была с ней! Да, если бы так было, то она бы сейчас была с тобой! Как это такое, возможно, посуди сама! Да если бы я, да с любимым….
— Прекрати, слышишь! Заткнись! Я была, была с ней. Ты поняла, дура!
— Ага! Еще скажи, что ты ей, все, как себе делала пальчиками.
— Ну, да! Я ведь об этом!
— Ну, тогда, если ты в ней была, как ты утверждаешь, в ней самой и своими пальчиками, то возьми и докажи. Они что, пахнут, они изменили свой вкус?
Я так в них вцепилась, словно хотела их откусить. Но ничего не получилось мне доказать. Никому!
— Ничего не пойму? Я же была, нет правда!
— Нет! Это был сон. Ты вспомни, какой тебе сон реальный и накануне приснился? Ну, что вспомнила? Так, что…
— Нет, нет!!! Не сон!
— Мне жаль, ей богу, но, то о чем ты, все–таки больше похоже на сон. На хороший и точно такой же и сексуальный, как накануне. Так, что не мечись, успокойся. В конце–то концов, у нее спроси? И потом, как ты?
— А что я?
— Ну, хотела тебя спросить, как дела? Настроение как? И эти, ну эти, как твои критические дни?
И тут я осознала, что может она и права? И потом, вот же доказательства у меня на лицо. Отодвинула резинку трусов и вижу, что там, где вчера так все не очень–то хорошо, сегодня уже все!
— Все закончилось!
— Ну, вот и хорошо! Это, я скажу тебе, самое что ни есть хорошо! Забудь, сны ведь разные бываю. Бывают и вещие сны. Потому, с новыми силами возьмись и живи! Пока!
— Пока! Но, вот же, дела? Так и не поймешь?
— Буду ждать ее и никуда сегодня. Все! Хватит. Пора навести образцовый и флотский порядок. Так, это что у нас….?
А сны сбываются?
— Это от сотрясения мозга у тебя так. — Говорит Женька. — У меня никогда не сбываются никакие сны.
— Нет, не мозга, а сисек сотрясения. Ты, вот, что! Тебе пора уже, Мариночка так, что бы у него от твоих сисек сотрясение мозга наступило.
Это девки обсуждают то, о чем это я им, только, как бы намекаю. О сне своем с былью, или небылью, рассказала и мы обсуждаем. Зойка тут же, сидит и молчит. И этим меня еще сильнее раздражает. Я и спросить ее боюсь о чем–то, так как вдруг она скажет, что это все было на самом деле. Я уже не раз пыталась с ней взглядами встретиться, но она, как назло, мне каждый раз глаза в сторону отводила. Я еще подумала.
Ну, посмотри ты на меня? Ты, что же не понимаешь, что я только о том и думаю? Ну, хотя бы разик, я бы все сразу поняла. Нет, вот же Коза — зеленые глаза. Сидит себе тихоня. Меня все сильнее ее поведение раздражает. Ты, так? Так, сейчас я тебе устрою.
— Ну, все, девки! Служба есть служба, пора. Кстати, Сафронова? Как там у тебя с нарядами вне очереди?
Она на меня даже не взглянула! Ну, чем же мне ее зацепить? Ах, да!
— Значит так, Сафронова пойдет вместо…
— Вместо меня, можно? Ну, пожалуйста? Товарищ старшина?
— А это почему так?
— Да у нее, товарищ старшина, жених приехал и ей уже не терпится с ним….
— Ну, если так!
— Так, так!
— Ну, тогда…
Глянула на Зойку. Она все так же неподвижно и безучастно, как будто, это ее не касается.
— Ну, а вы, что скажите, товарищ штрафница? Когда свои наряды будем отстаивать?