Мятежники

Братья стояли у пруда, сторожа кораблик. Когда он приблизился, Сергей наклонился, выловил его из ледяной мартовской воды и отдал младшему брату:

– Иди, Поля, еще раз запусти…

Ипполит молча кивнул и начал карабкаться вверх по склону. Его ботинки и курточка были перепачканы в весенней грязи, но он чувствовал себя абсолютно счастливым. Как все детям на свете ему казалось, что счастье – навсегда…

Старшие братья следили за ним, заражаясь детской радостью при виде кораблика, бегущего по ручью. Сами они были лишены сего удовольствия – в Париже, где прошло их детство, снег, как известно, выпадает редко, ручьи по улицам бегут только после сильных дождей, а кораблики запускают только уличные мальчишки – детям российского дипломата не пристало сие вульгарное занятие.

Они сами не заметили, как солнце начало склоняться к закату. Но когда холодный, предвечерний ветер пронесся по глади пруда, Сергей почувствовав внезапную тревогу.

– Поехали домой, Матюша, – произнес он.

Запущенный Ипполитом кораблик проскользнул мимо него и низвергнулся в пруд.

– Все, Поля, домой пора, – строго сказал Матвей, садясь в седло.

– Сережа, а корабль не утонет? – с тревогой спросил Ипполит у старшего брата, когда копыта их лошадей застучали по торцам Пречистенской улицы.

– Не утонет, милый. Он оттуда дальше поплывет, к морю, – успокаивающе сказал Сергей.

Они уже подъезжали к Никитским воротам, когда мимо них пронесся один из дворовых, с зажатой в кулаке бумажкой. Сергей обернулся, хотел окликнуть, но беспокойство его вдруг усилилось, захотелось быстрее попасть домой. Он крепче прижал к себе Ипполита, и пустил лошадь в галоп. Ничего не понимая, Матвей понесся следом.

Дверь флигеля была приоткрыта. Маменькина шаль лежала на полу в гостиной, чувствовался резкий запах нашатырного спирта и еще каких-то снадобий…

Дверь спальной распахнулась, оттуда вышел папенька, лицо его было белым, как бумага. Увидев сыновей, он вздрогнул, сдвинул брови, его обычно радушное и довольное жизнью лицо приобрело страдальческий вид:

– С маменькой вашей… обморок. Поля пропал…

– Он с нами был, – объяснил Сергей, и, чтобы успокоить отца вытолкнул вперед спрятавшегося за него Ипполита.

Увидев младшего сына, Иван Матвеевич не выказал не малейшей радости. Его лицо исказилось от гнева, отвращения и ярости.

– Гнусный мальчишка! – прошипел он сквозь зубы, схватил сына за испачканную в веселой весенней грязи ручку и поволок в детскую.

– Папенька! Не надо! – бросился на защиту брата Сергей.

Иван Матвеевич протащил младшего сына по коридору, втолкнул его в детскую, закрыл дверь.

– Он сказал, что маменька ему разрешила с нами поехать, не гневайтесь на него, – Сергей просительно улыбнулся, но отец не ответил на его улыбку. Сергею вдруг стало страшно.

– Никто ему… ничего не разрешал… – запинаясь, произнес Иван Матвеевич. Он чувствовал, что его ему изменяет речь, язык цепляется о зубы, звуки застревают в сжавшемся горле, – его два часа… по все округе искали… боялись, что в колодец провалился… маменька так тревожилась, что в обморок упала…

– Так скажите ей, что он здесь! – воскликнул Матвей, готовый сейчас бежать в спальню матери, чтобы доложить о возвращении блудного младшего сына.

Иван Матвеевич с отчаянием покачал головой.

– Боюсь, что сие бесполезно… ее… ее нет больше… Ваш неразумный брат… убил свою мать…

Через несколько дней после похорон сенатор позвал к себе старших сыновей.

– Детство ваше кончилось, дети мои, – сказал он просто. – В службу вступите. Я договорился уже, вас в инженерный корпус примут. Ты, Матюша, учиться пойдешь, ну а ты, Сережа – сразу в полк, ты умный у нас.

– Папенька, – Матвей чуть не заплакал. – Сереже тринадцать лет всего. Может быть рано еще?

– Самое время, – отрезал отец, – отечество будете защищать от изверга Буонапарте.

4

С самого начала войны Сергей занимался делом скучным: чертил планы, строил дороги и мосты, по которым затем двигалась армия. Иногда мосты приходилось наводить под градом пуль. Но все же, такая опасность не шла ни в какое сравнение с настоящими сражениями, в коих офицеры инженерных частей не участвовали.

После того, как Наполеон взял Москву, Сергей Муравьев-Апостол попросился к партизанский отряд графа Адама Ожаровского, и генерал не отказал, ибо приходился подпоручику родственником. Брат графа Адама, Франсуа, был женат на старшей сестре Сергея. Партизанский отряд графа был немалым: шесть егерских, гусарских и казачьих полков, при шести артиллерийских орудиях.

В тот день с утра отряд, преследуя Бонапарта оставившего Смоленск, занял город Красный. Это было несложно, ибо защищал его всего один батальон французов. Не ожидавшие нападения враги мирно обедали, когда граф Адам отдал приказ обстреливать город из пушек. В плен попало несколько офицеров и девять сотен нижних чинов; был захвачен большой обоз.

Но в Красном удержаться не удалось: подоспевшая французская дивизия выбила графа из города, отбила пленных и обоз. Пришлось ретироваться в соседнюю деревню Кутьково, в трех верстах от города.

Император Наполеон Бонапарт прибыл в Красный, когда уже стемнело.

Позвав к себе генерала Роге, император приказал немедля выбить противника из Кутькова. Найти русских труда не составляло: беспечный граф Адам окружил лагерь кострами.

Командир авангарда был человеком военным, в боях закаленным и привыкший ко всему. Приказ был ясен: следовало напасть на русский лагерь внезапно и убивать по возможности бесшумно – чтобы противник как можно позже понял, что происходит. Поэтому лейтенант распорядился действовать только холодным оружием.

Французскому отряду удалось скрытно проникнуть в Кутьково: деревню, ставшую в эту ночь военным лагерем, никто не охранял.

Около крайней избы, офицер остановился и подал сигнал сержанту. Солдаты окружили избу. Сержант толкнул дверь. Она казалась открыта. Часовой храпел в сенях. Сержант зажал ему рот рукой, рванул голову назад и ловко перерезал глотку. Аккуратно уложил булькающий полутруп на земляной пол и осторожно приоткрыл дверь в избу. Оттуда вырвался клуб пара, донеслось дыхание спящих. Сержант молча, жестом позвал солдат. Те уже держали оружие наготове.

Сергей спал на печке: так крепко может спать только 15-летний мальчишка после наполненного событиями дня. Его не тревожили ни храп и сонное бормотание его товарищей, ни шорох тараканов, расплодившихся в неопрятной избе до безобразия, ни духота, что сгустилась от того, что туда набилось не менее двадцати человек. Он спал. Он пребывал в ином мире.

В том мире тоже была война, но какая-то странная, ни на что не похожая… Люди воевали друг с другом исключительно силой духа и во сне Сергей должен был сразится со страшным злодеем, хуже Бонапарта, хладнокровным чудовищем, виновным в гибели многих невинных людей. Убивал он их не своими руками. Под его началом была армия подлецов и мерзавцев. Он отдавал им приказы. Изверг был мал ростом, лицом сер и невзрачен, у него не хватало пальцев на руке, скорее он был жалок, а не страшен. Но жалеть его было нельзя: кровь миллионов невинных взывала к отмщению и возмездию…

Сергей стоял перед злодеем и знал – у него есть всего одна попытка: ответный удар изверга может уничтожить его. Или он отдаст приказ охране, или склонит его на свою сторону… Нет, этому не бывать. «Служить я ему не буду, потому что просто не смогу. Значит – он меня убьет, – думал Сергей, глядя на изверга. Они стояли друг против друга…

– Как вам не стыдно? – спросил Сергей у злодея и тот вдруг стал съеживаться, дрожать – и исчез со звуком лопнувшего мыльного пузыря… И Сергей понял, что он победил, победил! Огромная радость и ликование охватила его, и он проснулся.

Что-то было не так. В темноте шла какая-то возня, раздавались звуки ударов, сверкала сталь. Сергей, не задумываясь, спрыгнул с печи.