Страница 37 из 61
Я воззрился на него. Это было так похоже на Жака.
— Это твоя проблема, Жак. Сегодня вечером ты чуть не сделал настоящее дело, но в самый ответственный момент начал тормозить. Нет, я не вижу причины, почему это должен делать я.
— Я тебя как друга прошу, Марид.
— Да сделаю я, сделаю, — сказал я. — Я заступлюсь за Фуада. Если ты так боишься попасть впросак, то я гарантирую чек. У тебя есть что-нибудь под рукой?
Жак протянул мне ручку, я перевернул чек и подписал его — сначала написал имя парня, который разбил Фуаду сердце, затем поставил собственную подпись. Потом кончиками пальцев придвинул чек Жаку.
— Я запомню это, Марид, — сказал он.
— Знаешь, Жак, в юности нужно читать побольше сказок. Ты ведешь себя прямо как какой-нибудь дурной принц, который проезжает мимо несчастной старушки. Дурные принцы, сам знаешь, всегда кончают в животе у джинна. Или ты невосприимчив к народной мудрости, европеец?
— Я не нуждаюсь в нравоучениях, — нахмурившись, сказал Жак.
— Слушай, в благодарность я кое-чего хочу от тебя.
Он вяло улыбнулся:
— Конечно, Марид. Бизнес есть бизнес.
— А дела есть дела. И делаются они именно так. Я хочу, чтобы ты оказал мне маленькую услугу, mon ami. Последние несколько месяцев Фридландер-Бей говорил о том, что хочет заняться индустрией цифровой связи. Он просил меня присмотреть человека живого и трудолюбивого, для того чтобы тот представлял его новое предприятие. Как ты думаешь насчет того, чтобы занять перспективную должность?
Хорошее настроение Жака враз улетучилось.
— Не думаю, чтобы у меня было на это время, — сказал он. Голос у него был весьма встревоженный.
— Тебе понравится. Ты накуешь столько денег, иншалла, что забудешь о всех своих прочих проблемах.
Это был как раз тот случай, когда воля Аллаха совпадала с волей Фридландер-Бея. У Жака глаза забегали, как у животного, угодившего в ловушку.
— Я правда не хочу…
— Я думаю, ты хочешь, Жак. Но сейчас об этом не беспокойся. Мы обсудим это за ленчем через день-два. А теперь — спасибо, что пришел ко мне со своей проблемой, Я думаю, для нас обоих это будет очень хорошо.
— Сунь его в банкомат, — сказал он.
Он встал с табурета, пробормотал что-то себе под нос и ушел. Я мог поспорить, что он глубоко сожалеет о том, что пришел нынешней ночью к Чири. Я чуть не рассмеялся, глядя на его физиономию, когда он уходил.
Немного позже в клуб вошел высокий сильный негр с обритой головой и угрюмым лицом. Это был мой раб, Кмузу. Он встал прямо у двери, дожидаясь, когда я расплачусь с Чири и танцовщицами и закрою бар. Кмузу должен был отвезти меня домой. И еще он следил за мной для Фридландер-Бея.
Чири всегда была рада его видеть.
— Кмузу, милашка, присядь и выпей! — сказала она. За последние шесть часов она впервые так обрадовалась. Хотя ей не слишком с ним везло. Чири очень нравилось тело Кмузу, но он, казалось, не отвечал ей взаимностью. Думаю, что Чири начала сожалеть о татуировке и ритуальных шрамах на своем лице, потому что они, похоже, его смущали. И все же каждый вечер она предлагала ему выпить, а он отвечал, что он верующий христианин и спиртного не пьет, и вместо этого позволял ей налить себе стакан апельсинового сока. И еще он говорил ей, что не может думать о нормальных отношениях с женщиной, пока не получит свободу.
Он понимал, что я хочу дать ему свободу, но не сейчас. С одной стороны, Папа — Фридландер-Бей — подарил его мне, но не позволил бы объявить никого из невольников свободным. С другой стороны, как бы мне ни было противно это сознавать, мне нравилось иметь Кмузу под рукой.
— Иди сюда, мисхер Босс, — сказала Чири. Она забрала дневные счета, сунула в карман причитавшуюся ей половину выручки и теперь похлопывала по внушительной пачке киамов, что лежала передо мной на стойке. Мне не сразу удалось преодолеть чувство вины от того, что я каждый вечер отвожу в банк столько денег, ничего не делая, но под конец я победил. Больше меня это не обременяло. Я спонсировал хорошую работу бара, и стоило мне это пять процентов недельного дохода.
— Забирайте деньги, — сказал я. Дважды приглашать не пришлось. Настоящие девушки, сексобменки и дооперационные первы, что работали у Чири в ночную смену, выстроились за своей зарплатой и комиссионными за спиртное, которое они добыли. Винди, Кэнди и Пуалани забрали свои деньги и, не сказав ни слова, поспешили в ночь. Лили, которая вот уже несколько месяцев была влюблена в меня по уши, чмокнула меня в щечку и прошептала приглашение прийти выпить с ней. Я просто легонько похлопал ее по попке и повернулся к Ясмин.
— Она откинула за спину свои прекрасные черные волосы.
— Индихар ждет тебя? — спросила она. — Или ты по-прежнему спишь один?
Она взяла деньги из моей руки и вслед за Лили пошла прочь из клуба. Она никогда не простит мне женитьбы.
— Приструнить ее, Марид? — спросила Чири.
— Нет, но все равно спасибо.
Я был благодарен ей за заботу. За исключением нескольких коротких периодов недопонимания, Чири много лет была моим самым лучшим другом в городе.
— С Индихар все в порядке? — спросила она.
— В порядке. Я почти не вижу ее. У нее и детей собственные апартаменты в другом крыле дворца Папы. Ясмин была права насчет того, что я сплю один.
— Ох-ох… — сказала Чири. — Это долго не продлится. Я видела, как ты смотришь на Индихар.
— Это брак по расчету.
— Ох-ох. Ладно, я забираю деньги. Мне пора домой. Хотя я и не знаю, зачем мне это надо, меня дома никто не ждет. У меня есть все секс-модики Хони Пилар, но нет никого, с кем спать. Наверное, я вытащу свою старую шаль, наброшу ее на плечи, сяду в кресло-качалку и стану вспоминать и качаться, качаться, пока не усну. Такая трата моих сексуальных сил, да еще в самом расцвете…
Она не сводила с Кмузу своих больших круглых глаз, усердно стараясь стереть ухмылку с его лица. Однако ей это плохо удавалось. Наконец она просто взяла свою сумку на «молнии», налила себе тэнде из личных запасов и оставила нас с Кмузу в клубе одних.
— Тебе незачем сидеть тут каждую ночь, йа Сиди, — сказал он. — Эта женщина, Чирига, вполне может сама держать все в порядке. Тебе лучше было бы оставаться дома и заниматься более важными делами.
— Какими такими делами, Кмузу? — спросил я, выключая свет и выходя вслед за ним на тротуар… Я закрыл клуб и пошел было по Улице к большим восточным воротам, за которыми на бульваре аль-Джамаль стояла моя машина.
— У тебя есть важная работа, которую ты должен сделать для главы дома.
Он имел в виду Папу.
— Папа перебьется без меня еще немного, — сказал я. — Я все еще не отошел от пережитых испытаний.
Я ни в коем случае не хотел быть рэкетиром. Я не хотел быть шейхом Маридом Одраном аль-Амином. Я отчаянно хотел снова драться за жизнь, может, даже недоедать, но иметь удовольствие быть самим собой, а не становиться мишенью для прочих бандитов, замешанных в игре.
Но объяснить это Фридландер-Бею было просто невозможно. У него на все был готов ответ. Временами он отвечал взятками и вознаграждениями, иногда физическим воздействием. Это все равно что жаловаться Аллаху на песчаных блох. У Него в мыслях вещи поважнее.
Теплый ветерок нес с собой совершенно не сочетающиеся запахи: жареного мяса из столовых, пролитого пива, аромат садов, вонь блевотины. В конце квартала тощий от голода человек в длинной белой рубахе и белых хлопковых брюках поливал из шланга тротуар, смывая ночной мусор в канаву. Он беззубо ухмыльнулся нам и отвел струю в сторону, чтобы мы прошли.
— Шейх Марид, — хрипло сказал он. Я кивнул ему, уверенный, что никогда прежде его не видел.
Я чувствовал себя ужасно одиноким, хотя рядом со мной шел Кмузу. Иногда, поздней ночью, Будайин вгонял меня в тоску. Даже Улица, на которой всегда кто-то был, казалась пустынной, и наши шаги по брусчатке и плитам гулко отдавались в тишине. Из другого клуба в квартале от нас доносилась музыка, хриплые голоса издали казались мягче и печальнее. У меня в закрытом пластиковом стакане были остатки последней порции «Белой смерти», и я заглотил их единым духом. На вкус это была ледяная вода с лаймовым соком и легким привкусом джина. Я еще не был готов закончить свой вечер.