Марион Фай

— Нет, я не очень здоров, — сказал он в ответ на расспросы Родена. — Не думаю, чтоб мне когда-нибудь стало лучше. О чем вы намерены потолковать?

— Я пришел объясниться, милорд, — сказал Роден, — потому что мне неприятно бывать у вас в доме под ложным предлогом.

— Ложный предлог? Какой? Я ненавижу всякую ложь.

— И я также.

— О каком ложном предлоге вы говорите?

— Боюсь, что вам сказали, лорд Кинсбёри, что, если б, вы выдали за меня вашу дочь, вы выдали бы ее за герцога ди-Кринола.

Маркиз, который сидел в своем кресле, замотал головой, тревожно пошевелил руками, но тотчас не ответил.

— Я хорошенько не знаю, милорд, — продолжал Роден, — каковы ваши мысли на этот счет, так как мы никогда еще не обсуждали этого вопроса.

— Я не желаю обсуждать его в настоящую минуту, — сказал маркиз.

— Но вы должны знать, что я не принимаю титула и никогда не приму его. Другие сделали это за меня, но без всякого полномочия с моей стороны. Я не имею средств поддерживать этот титул в той стране, которой он принадлежит, а как англичанин, я не вправе пользоваться им здесь.

— Я вовсе не считаю вас за англичанина, — сказал маркиз. — Меня уверяют, что вы итальянец.

— Меня воспитывали как англичанина, я прожил в этой роли двадцать пять лет. Мне кажется, теперь было бы трудно лишить меня моих прав. Никто, я думаю, и пытаться не будет. Я останусь Джорджем Роденом, каким был всегда. Я не стал бы, конечно, беспокоить вас этим разговором, если б я не искал руки вашей дочери. Вправе ли я предположить, что я был принят вами здесь в качестве искателя ее руки? — У маркиза в данную минуту не нашлось ответа на этот вопрос.

Конечно, молодой человек был признан женихом. Лэди Франсес разрешили отправиться в замок Готбой, чтоб видеться с ним. Вся семья собралась, чтобы приветствовать его в лондонском доме. Газеты были полны таинственных заметок, в которых о будущем счастливом женихе говорилось то как об итальянском герцоге, то как об английском почтамтском клерке.

— Конечно, он теперь должен на ней жениться, — сказал маркиз жене в сильной досаде. — Все это дела твоей сестрицы.

Сам он в добрую минуту благословил дочь. Он знал, что теперь не может отступить от этого, да и будь это возможно, совсем не желал доставить жене такой повод торжествовать.

— Жаль мне тревожить вас, лорд Кинсбёри, в эту минуту, если вы не хорошо себя чувствуете.

— Я совсем не хорошо себя чувствую. Если вам все равно, я предпочитаю не толковать об этом теперь. Когда мне удастся повидать Гэмпстеда, тогда, может быть, все уладится.

Так как больше говорить было не о чем, то Джордж Роден откланялся.

XXII. «Не без горечи»

Неудивительно, что лорд Кинсбёри был не в духе, когда Родена ввели к нему в комнату, так как мистер Гринвуд заходил накануне и не был принят. Тогда он написал письмо, так жалобно моля о свидании, что маркиз не в силах был отказать ему. Мистер Гринвуд был достаточно знаком с эпистолярным искусством, чтобы суметь в подобном случае произвести должный эффект. Он прожил, писал он, под одной кровлей с маркизом четверть века. Несмотря на различие положений, они жили друзьями. В течение этого длинного периода маркиз часто удостоивал спрашивать советов своего капеллана и нередко — следовать им. Неужели, после всего этого, он откажет в последнем свидании?

Свидание состоялось. Началось оно с того, что мистер Гринвуд сообщил о смерти ректора местечка Аппльслокомб! Маркиз, конечно, знал об этом, — уже отдал место другому, — мистер Гринвуд не надеялся получить это место, может быть, и не желал этого. Но ему хотелось запастись обидой, иметь сюжет, с которого он мог бы повести свои жалобы.

— Вы должны были знать, мистер Гринвуд, что я никогда не предназначал этого места вам, — сказал маркиз.

Мистер Гринвуд, сидя на кончике стула и потирая руки, заявил, что он питал на этот счет некоторые надежды.

— В таком случае, я не понимаю, на каком основании. Я никогда не говорил вам об этом. Я ни минуты об этом не думал. Я всегда имел намерение назначить туда молодого человека, говоря относительно. Не думаю, чтоб я мог еще что-нибудь для вас сделать.

— Конечно, сделали-то вы немного, лорд Кинсбёри.

— Я сделал все, что намерен был сделать, — сказал маркиз. — Я все это объяснил через мистера Робертса.

— Двести фунтов в год за четверть века!

— Вам совсем не следовало сюда врываться и заводить со мной речь об этом.

— После того, как я столько лет прождал этого места!

— Вы не имели никакого права ждать его. Я вам его не обещал. На вашу просьбу я вам сказал, что об этом и думать нечего. Отроду не слыхивал такой дерзости. Я должен просить вас оставить меня, мистер Гринвуд.

Но мистер Гринвуд еще не располагал уходить. Он пришел сюда с целью и намерен был преследовать ее. Ясно было, что он решился не дать маркизу запугать себя. Он встал со стула и молча смотрел на маркиза. Больной, наконец, почти испугался его упорного молчания.

— Зачем вы так стоите, мистер Гринвуд? Разве вы не слышите, что мне больше нечего сказать вам?

— Да, милорд, я слышал, что вы сказали.

— Так почему ж вы не уходите?

— Придется сказать, милорд.

— Что придется сказать?

— Маркиза!

— Что вы хотите сказать, сэр? Что имеете вы сообщить?

— Не пожелаете ли вы послать за милэди?

— Нет. Я вовсе не намерен посылать за милэди. Какое милэди дело до всего этого?

— Она обещала.

— Что обещала?

— Место. Она поручилась, что я получу Аппльслокомб, как только приход освободится.

— Не верю ни единому слову.

— Обещала. Не думаю, чтоб милэди стала это отрицать. Она обещала мне это с известной целью.

— С какой? Если вы намерены сказать что-нибудь, говорите; если нет — уходите. Если вы очень скоро не решитесь на то или другое, я велю выгнать вас из дома.

— Выгнать из дома?

— Конечно. Если вы намерены угрожать, вам бы лучше было сделать это письменно. Можете написать мне, или лорду Гэмпстеду, или мистеру Робертсу.

— Это не угроза. Это простое заявление. Милэди обещала мне это… с целью.

— Не знаю, что вы этим хотите сказать, мистер Гринвуд. Не думаю, чтоб лэди Кинсбёри обещала что-нибудь подобное; но если б и так, она не имела на это никакого права. Повторяю, я этому не верю; но если б она и обещала, я не был бы связан этим обещанием.

— Даже если вы места не отдали?

— Я его отдал, мистер Гринвуд.

— В таком случае я вынужден просить…

— О чем?

— О вознаграждении, милорд. Это будет только справедливо. Спросите милэди. Милэди не может желать, чтоб меня выгнали из вашего дома, милорд, с двумястами фунтов в год, после всего, что было между мной и милэди.

— Что ж такое было? — спросил маркиз, поднимаясь с места и стоя, совершенно выпрямившись, перед собеседником.

— Я предпочел бы, милорд, чтоб вы узнали это от самой милэди.

— Что ж такое было?

— Да все из-за лэди Франсес.

— Но причем же здесь лэди Франсес?

— Но меня заставляли делать все возможное, чтоб помешать этому браку. Вы сами пользовались моими услугами, милорд. Вы поручили мне принять молодого человека и объяснить ему всю бездну его дерзости. Не моя вина, лорд Кинсбёри, если обстоятельства с тех пор изменились.

— Вы считаете себя вправе предъявлять мне равные требования, потому что вам, как моему капеллану, поручено было принять джентльмена, который явился сюда по щекотливому делу?

— Я, собственно, не это имел в виду. Не будь ничего другого, я бы молчал. Вы спросили меня: причем тут лэди Франсес, и и вынужден был напомнить вам одно обстоятельство. То, что произошло между мной и милэди, было, конечно, гораздо серьезнее; но все началось с вас, милорд. Если б вы мне не дали этого поручения, не думаю, чтоб милэди когда-нибудь заговорила со мной о лэди Франсес.

— В чем же дело? Садитесь и расскажите все, как порядочный человек, если у вас есть что рассказать. — Утомленный маркиз вынужден был возвратиться к своему креслу. Мистер Гринвуд также сел. — Помните одно, мистер Гринвуд, джентльмену неприлично повторять то, что ему доверили, особенно тому или тем, от кого это желали скрыть. Христианину не подобает пытаться сеять раздоры между мужем и женой. А теперь, если у вас есть что сказать, говорите. — Мистер Гринвуд покачал головой. — Если нечего, уходите. Откровенно вам говорю, что не желаю видеть вас здесь. Вы являетесь с чем-то вроде угрозы; если вам угодно продолжать, продолжайте. Я не боюсь вас выслушать. Но говорите или уходите.