Страница 91 из 132
При этом Горбачев признал, что у него есть противники, как в обществе, так и в парламенте. Часть этих противников входила во фракцию «Союз». Многие из них несдержанны на язык. Горбачев предполагал, что именно они послужили источником для американцев. Горбачев в очередной раз повторял, что «держит ситуацию под контролем». И действительно, на следующий день, своим выступлением в Верховном Совете СССР против инициативы Павлова Горбачев добился отказа в предоставлении Павлову дополнительных полномочий.
Буш «неосторожно» обмолвился об источнике. Заметим, что эту ошибку сделал прежний глава ЦРУ. Когда Горбачев встретил Попова во время визита Буша в Москву, он указал на него пальцем и строго спросил: «Почему вы рассказываете сказки американцам?»
С точки зрения Мэтлока, высшие государственные лица США допустили ошибки, а Горбачев при этом «вел себя как сомнамбула». Министр Бессмертных возвратился в Москву 21 июня 1991 г. и шествовал рядом с Горбачевым при возложении венков. Стоя рядом в процессии, в течение нескольких секунд он рассказал Горбачеву о своей беседе в Берлине с Бейкером и спросил, получил ли президент его предупреждение? Горбачев заверил, что имел «соответствующую беседу». Горбачев при этом задал вопрос, говорил ли Бейкер об определенной дате? Бессмертных ответил, что нет, но что речь шла о событиях, которые могут произойти в любое время».
Лондонский саммит
Заместитель советника по национальной безопасности Роберт Гейтс накануне саммита сказал, что Соединенные Штаты уже не имеют соперников в экономической, политической, военной и культурной сферах. «Сегодня никто не оспаривает реальность существования лишь одной сверхдержавы и ее лидерства в мире»385. Гартхоф полагает, что, сказанные в Канаде, эти слова были «кричаще недипломатичными визави Советский Союз и очень сомнительны для американского официального лица, выступающего в Канаде»386.
В середине июня 1991 г. хозяин встречи — британский премьер Джон Мейджор пригласил Горбачева встретиться с семью западными лидерами как гость, после окончания формольных заседаний, а не как член группы. Это означает, что Горбачева сдали не только англичане, но президент Буш, президент Миттеран и канцлер Коль. «Группа семи утерла нос Горбачеву»387.
Боясь ответа, посол Мэтлок все же спросил Горбачева, столько мечтавшего о полнокровном участии в «клубе восьми», как он себя чувствует перед лондонской встречей 17–18 июля 1991 г. Посол ожидал потока обид. Ничего подобного. «Горбачев ответил, что чувствует себя очень хорошо: программа, которую он получил, сверстана весьма умело, он ожидает очень важные дискуссии, некоторые критические по важности решения». Удовольствие от предвкушения казалось подлинным; наконец-то он играет в высшей лиге мировой политики даже в обсуждении экономических проблем. Он выглядел превосходно отдохнувшим и уверенным в себе — несмотря на все испытания последних месяцев… Когда я отъезжал из Волынского, я был уверен в успехе решений по стратегическим вопросам ядерной сферы» — Горбачев поправит кого надо среди военных, специалистов и дипломатов.
Нет сомнений в том, что, пожертвовав стольким в пользу Запада, Горбачев хотел быть принятым на встрече G-7 как равный среди равных. Этого в 1991 г. не получилось. Мировая пресса писала, что Горбачев прибыл в Лондон со шляпой в руке, с протянутой рукой, просящим западной помощи. Сформировался, мол, новый тип: «нищий коммунист». Горбачев немало усилий потратил, чтобы не обращать внимания на обидные образы. Еще до формального начала встречи президент Буш постарался предупредить своего советского партнера не просить о крупномасштабной помощи — в форме ли стабилизационного фонда рубля, реструктуризации общего советского долга, займов на закупки западных потребительских товаров. В начале июня 1991 г. в Кремль было послано специальное письмо на этот счет.
Эд Хьюэтт встретился с Андреем Кокошиным из Института США и Канады, готовившим президента к Лондону: «Андрей, ради бога, не просите денег». Накануне поездки Горбачев говорил помощникам, что, наверное, не следует ехать вообще; он не хочет, чтобы его «учили как школьника» Все это в конечном счете заставляло Горбачева «ощетиниться» и «двигаться вперед». Уже накануне встречи Горбачев попросил экономической помощи. За день до начала встречи он выдвинул просьбу о членстве СССР в Международном валютном фонде. (Между прочим, Горбачев знал об отрицательном отношении к этому американцев, но, как часто бывало с ним, пошел напролом388.)
Решающей видится встреча Горбачева с Бушем в полдень 17 июля 1991 года. Горбачев, судя по всему, решил «обязать» президента Буша уступками в сфере стратегических вооружений. Последние детали Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ) были согласованы как раз к тому моменту, когда бронированный лимузин «ЗиЛ-117» въехал в Винфилд-Хауз — резиденцию американского посла в Лондоне, где остановился президент Буш. (Теперь было ясно, что визит американского президента в Москву состоится — решено главное). И дальнейшее американские специалисты живописуют как накат бестактности Горбачева. Да, он был мил еще несколько минут назад, когда уступал в стратегической сфере, но теперь становился бестактным, потому что принял позу просителя, да еще готового к укорам.
Во время первого же ланча с Бушем в Винфилд-Хаузе Горбачев пошел в атаку, задав присутствующим вопрос: Каким они хотят видеть Советский Союз в будущем? Он и его помощники долгое время считали, что в долговременных интересах Советского Союза иметь Соединенные Штаты здоровыми и процветающими. «А вот теперь не ясно, желают ли того же Соединенные Штаты нам».
Заметки за ланчем делал Черняев: «Я знаю, что президент Соединенных Штатов — серьезный человек. Он думает о политической приложимости своих решений и не склонен к импровизациям. Что касается политики в области безопасности, мы уже совершили немало. В то же время у меня сложилось впечатление, что мой друг, президент Соединенных Штатов еще не пришел к окончательному ответу на вопрос: Каким Соединенные Штаты желают видеть Советский Союз? Пока мы не дадим ответа на этот вопрос, многие проблемы в наших отношениях невозможно будет прояснить». В этом пункте Черняев отмечает гримасу неудовольствия на лице Буша, кровь прилила к лицу американского президента. Горбачев стал видеться как слон в посудной лавке. Но остановить Горбачева было уже невозможно.
«Итак, я спрашиваю: чего Джордж Буш желает от меня? Если мои коллеги по «семерке» говорят мне при встрече, что им нравится то, что я делаю и они хотят помочь мне, но вначале я должен сам решить свои собственные задачи, я обязан сказать им, что мы решаем общие задачи. Не странно ли, что сто миллиардов долларов было истрачено на решение регионального конфликта. На эти программы деньги нашли. Но вот перед нами проект трансформации всего Советского Союза, придание ему совершенно нового качества, введение его в мировую экономику7 с тем, чтобы он перестал быть разрушительной силой и источником угроз. Не было еще задачи более великой и важной!»
Буш ответил, что вопрос действительно неясен. Соединенные Штаты желают видеть Советский Союз «демократическим и ориентированным на рынок».
В этом месте Черняев отмечает чрезвычайную холодность Буша. Он говорит, что, видимо недостаточно четко изложил свое понимание насущных проблем. Не все в США разделяют благорасположение к СССР. Но США не хотят коллапса Советского Союза. И ясно, что Буш задет и разозлен. Они уже смотрели на Горбачева почти как на политического покойника, а тот щебетал, словно сам не ослабил свою страну. По возвращении в Вашингтон Буш сказал о Горбачеве-. «Он потерял связь с реальностью»389.
Что же касается Горбачева, то он словно просыпается от долгого сна веры в то, что его уступки дают ему право на невероятную дружбу могучей заокеанской державы. Мэтлок немало рассуждает о том, как то, что казалось Горбачеву «глубокой дружбой, в большинстве решающих случаев просто разочаровывало»390. По мнению Черняева, в Лондоне Горбачев испытал подлинно глубокое разочарование391. Чем объяснить все это? Сам Горбачев, столь словоохотливый, на эту тему обычно просто молчит. По мнению Мэтлока, Горбачев «психологически не был способен выразить свои глубокие, возможно полуосознанные желания, а если бы смог — то подписал бы себе смертный приговор».